Шолом Алейхем - С ярмарки

• Название: С ярмарки
• Автор: Шолом Алейхем
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1957

«С ярмарки» может называться повесть о жизни, которая подобна ярмарке. Каждый склонен по-своему с чем-либо сравнивать человеческую жизнь. Столяр сказал: «Человек что столяр – столяр живет, живет, пока не умрет – так же и человек». От сапожника я слышал, что жизнь человеческая подобна паре сапог. Извозчик, естественно, может сравнить человека с лошадью, не в обиду будь сказано. Поэтому нет ничего удивительного, что такому человеку, как я, который провел полсотни лет в сутолоке жизни, пришло в голову сравнить свое прошлое с ярмаркой.

Когда говорят «с ярмарки», подразумевают возвращение, или итог большой ярмарки. Человек, направляясь на ярмарку, полон надежд, он еще не знает, какие его ждут удачи, чего он добьется. Когда же он возвращается с ярмарки, он уже знает, что приобрел, чего добился. Он может отдать себе отчет во всем, ему точно известно, что дала ему ярмарка, и у него есть возможность ознакомить мир с ее результатами, рассказать спокойно, не спеша, с кем он встретился там, что видел и что слышал.

---

Итак, на первый раз номер не удался. Шолом ждал другого удобного случая, упрекая себя как вора: «Ты, Шолом, вор! Если тебе хоть раз в голову пришла дурная мысль, значит ты вор! Вор, вор!»

Второй случай не заставил себя долго ждать. Вольфсон не любил сидеть один в четырех стенах своей комнаты. В зале обычно бывали постояльцы, поэтому он предпочитал коротать время там и, попыхивая сигарой, разглагольствовать. Шолом опять забрался в его комнату, намереваясь на этот раз не только полюбопытствовать, но и поживиться кое-чем. Ведь он уже все равно вор… Перегнувшись через весь стол, как будто пытаясь что-то достать с другого конца, он тем временем левой рукой взялся за холодный ключик; поворот вправо – замок открылся с тихим «дзинь» и умолк. Шолом заглянул в ящик и оцепенел. Он впервые увидел перед собой раскрытый толстый бумажник, туго набитый бумажными деньгами: красными десятками, синими пятерками, зелеными трешками и желтыми рублевками – кто знает, сколько тут могло быть! Вытащи он оттуда одну только красненькую – все было бы в порядке. Кто там заметит! Бери же, дурень, и тащи! Нет, он не может! У него руки трясутся, зуб на зуб не попадает, даже дыхание сперло. Лучше уж кошелек! Шолом бросает взгляд на кошелек – он полон. Хочет взять его, но правая рука не слушается. Открыть кошелек и вынуть несколько серебряных монет тоже неплохо, но слишком много возни. Взять кошелек и сунуть в карман – сразу заметят. А время не ждет, проходят минуты, каждая минута – год. И тут раздается шорох. Ага, он шаркает уже своими истоптанными шлепанцами, этот литвак. Поворот ключа правой рукой в обратную сторону, и Шолом уходит из комнаты снова с пустыми руками. Он уверен, что обязательно кого-нибудь встретит. Но никого нет. Вернуться обратно – поздно. Надо было раньше! Пропустил такой случай! «Ты идиот! Ты то и другое вместе – и идиот и вор!..»

Зато в третий раз, некоторое время спустя, все сошло сладко. Не теряя времени на подготовку, без долгих проволочек Шолом подошел прямо к столу, отпер замок и, сунув руку в ящик, схватил кошелек и быстро опустил его в карман, затем, заперев ящик, пошел со своими книгами в училище, медленно, не спеша, внешне хладнокровный и даже как будто вялый. Но выйдя из дому, он почувствовал, что кошелек сквозь карман жжет ему тело, и понял, что ни в коем случае, ни под каким видом он не должен держать его при себе, тем более в первый день. И вместо того чтоб сразу пойти в училище, он забежал в дровяной сарай и сунул кошелек в дальний темный угол между дровами и стеной, хорошенько запомнил это место – и марш в школу.

Если вам случится когда-либо встретить парня с пылающим лицом, с горящими глазами, в странном возбуждении, готового для вас в огонь и воду, но рассеянного, погруженного в себя, – знайте, что у этого парня какая-то тайна, известная только ему и богу. Именно так выглядел в то утро герой этой биографии. Он смотрел на всех виноватыми глазами, словно грешник, ему казалось, что все догадываются о его сокровенной тайне.

Товарищ его Эля, лучше всех знавший его, тотчас спросил:

– Что с тобой, Шолом, ты опять намазал какую-нибудь штуку на заборе?

– Попридержи язык, Элик, не то я тебе намажу такую штуку на физиономии, что забудешь, как тебя зовут!

– В самом деле? А ну, попробуем! Посмотрим, кто кого!

Эля засучил рукава и приготовился дать сдачи, как он это умел. Но его товарищу было не до драки. Всем своим существом, всеми своими помыслами он находился там, в дровяном сарае. Второпях он даже не успел посмотреть, что в кошельке. Он никак не мог дождаться конца уроков, чтобы, придя домой, забежать на минутку в сарай и хоть бы одним глазком взглянуть – каким богатством владеет.

Дома он застал суматоху и переполох – постели раскиданы, в кухне все вверх дном, служанка плачет, клянется, что ни сном ни духом не виновата. Отец вне себя, он еще больше согнулся и почернел, как земля. Мачеха разъярена, рвет и мечет, призывает все кары небесные. На кого, трудно сказать, так как она сыплет проклятиями во множественном числе.

– Из-под носа утащили, утащили б вас черти! Кошелек с деньгами как сквозь землю провалился, чтоб вам провалиться! Никто не видел кошелька, света божьего вам невзвидеть! Кто же после этого захочет у нас останавливаться – остановиться бы вам навеки.

А сам постоялец Вольфсон стоит себе в халате с сигарой в зубах, заложив руки в карманы, поглядывает на детей, улыбается и говорит, словно про себя:

– Только сегодня утром держал этот кошелек в руках. Из дому никуда не выходил.

– Не видели вы кошелька? – обращается к детям отец, и Шолом отвечает за всех:

– Какой кошелек?

Отец редко сердится, но сейчас он не может сдержаться и набрасывается на своего любимца.

– «Какой кошелек»? – повторяет он за ним с досадой. – Как вам нравится этот простачок? Все утро только и разговоров – «кошелек, кошелек!», а он спрашивает: какой кошелек!

Отец обращается к постояльцу:

– Сколько все же денег было у вас в кошельке?

– Дело не в деньгах, – отвечает Вольфсон, – речь идет о кошельке. Только сегодня он был у меня в руках, я даже из дому не выходил.

Нет, Шолому тоже не время узнавать, сколько денег в кошельке. Он не такой идиот, чтобы теперь в горячую минуту идти в сарай возиться с кошельком. Ему не к спеху, он может отложить это дело на завтра или на послезавтра. А сейчас нужно сесть за книжки, заняться географией и историей, разобрать несколько теорем. Он, мол, невинен ни перед богом, ни перед людьми.

А кругом кипит. Служанку уволили. Мачеха продолжает рвать и метать. Весь дом как в лихорадке. Все ищут кошелек, и Шолом вместе со всеми. Он бросает взгляд на отца, и у него замирает сердце – он не может видеть его согнутой спины, не может слышать его стонов и вздохов. И только теперь воришка чувствует, какую отвратительную штуку он выкинул, и жалеет о случившемся, и зол на дьявола-искусителя, который толкнул его на такой грех, на скользкую дорогу.

Час тянулся, точно год, и день казался вечностью. Шолом еле дождался вечера, когда шум и сутолока немножко улеглись и другие домашние горести, заботы о хлебе насущном заставили на время забыть о случившейся краже. Тогда воришка выскользнул во двор, забежал в дровяной сарай и, тихо опустившись на землю, вытащил из щели кошелек, открыл, заглянул в него… Там лежала стертая старинная монета, ценность которой в давние времена составляла гривенник, теперь же она ничего не стоила, никто ее не брал. Сам же кошелек тоже никакой цены не имел. Совсем никчемный кошелек – замок ни к черту, кожа вытерта и засалена, у краев порыжела и сморщилась, как лицо у старой бабки, – такой кошелек стыдно даже в руки брать. Стоило из-за этой дряни совершить такой скверный поступок – нарушить седьмую заповедь: «Не укради!»

Когда Шолом вернулся в дом, мачеха почтила его своим вниманием – велела подать постояльцу самовар. Постоялец Вольфсон имел привычку каждый раз, когда ему подавали самовар, потирать руки и произносить нараспев, в рифму:

– Так, так, подавай! Будем пить тихонько чай.

Теперь он к этому добавил:

– Ну, как, нет кошелька?

Он посмотрел мальчику в глаза, и Шолом почувствовал скрытую иронию и в голосе его и во взгляде. А может быть, это ему только почудилось? Как говорится: «Знает кошка, чье мясо съела», или: «На воре шапка горит». Во всяком случае, Шолом в эту минуту возненавидел Вольфсона всем сердцем, видеть не мог его литвацкую физиономию, слышать не мог его литвацкого произношения, он проклинал и то и другое всеми проклятиями, какие только знал… Как же быть с чертовым кошельком? Нехорошо, если его найдут в сарае под дровами. Не поторопились бы рассчитать служанку, то лучше всего было бы подбросить кошелек. Теперь же, когда девушку прогнали, подозрение падет только на детей – дело плохо!

Ночью Шолому долго не удавалось заснуть. Как ни старался, он не мог убедить себя, что случившееся не сон, не дурной сон. Неужели это правда? Неужели он вор, обыкновенный вор?! Его даже потом прошибло – как низко может пасть человек!.. Что же будет дальше?… А дальше он уснул. И во сне видел кошельки, и даже вовсе не кошельки, а живые отвратительные существа – желтые, сморщенные, облезлые, холодные и скользкие, как черви, как лягушки… Они шевелятся, ползают по его телу, забираются за воротник, подмышки, брр! Он просыпается, заглядывает под одеяло, ощупывает себя – слава богу, это только сон!..

Да, но как же все-таки избавиться от кошелька? Другого выхода нет – надо закинуть его в такое место, чтобы сам черт не нашел. Но куда? В соседский огород? На кладбище? В женскую синагогу? Нет, лучше всего – с моста в воду. И самое подходящее время для этого суббота. На этом Шолом и остановился.

Суббота. Конец лета. На дворе еще тепло. Молодые люди разгуливают без верхней одежды, девушки ходят с зонтиками. Среди гуляющих и наш герой. Кошелек запрятан глубоко в кармане и набит камешками, чтобы он надежней пошел ко дну. К несчастью, на мосту полно народу, а Шолому нужно, чтоб никто не видел, как он будет проделывать свою операцию. Шолом долго расхаживает среди гуляющих, заглядывает каждому в глаза, и ему кажется, что все как-то странно посматривают на него. А может быть, ему только мерещится? Все та же история: «На воре шапка горит». Но вот господь помог – вокруг нет никого. Шолом забился в уголок между свайными столбами, на которых держится мост, перегнулся всем туловищем через перила, как будто увидел в воде бог весть какую интересную вещь. Затем нащупал в кармане проклятый кошелек, и показалось ему, что в руке у него что-то живое, гадкое, вроде жабы. Он тихонько вынул руку и разжал пальцы. Плюх – и нет кошелька! На месте, где он упал, появился круг. Круг этот становится все шире и шире, затем появился другой, третий… Шолом не мог оторвать глаз от того места, где утопил он свой грех, где навеки погребена его тайна. Но вот чей-то приятный голосок вывел его из задумчивости, в ушах прозвенел очаровательный смех: