Филипп Капуто - Военный слух

• Название: Военный слух
• Автор: Филипп Капуто
• Жанр: О войне

Эта книга не претендует на историческое исследование. В ней нет ничего о политике, власти, стратегии, влиянии, национальных интересах или внешней политике. Она не предъявляет обвинений тем видным деятелям, что привели нас в Индокитай, и чьи ошибки были оплачены кровью самых обычных людей. В общих словах, это просто книга о войне, о том, что люди делают на войне, и о том, что война делает с ними. В более узком смысле это рассказ солдата о самом продолжительном военном конфликте с нашим участием, единственном, что мы проиграли, и в первую очередь — мои воспоминания о том длительном и порой неприятном периоде моей жизни.

---

А вот у капитана Нила никаких сомнений не было. Он обрушил на меня свой праведный гнев и предупредил, что если подобное повторится, я буду незамедлительно отстранён от командования взводом. Но в предупреждениях я не нуждался. Меня и без того уже тошнило от всего — от войны, от того, что война делала с нами, от себя самого. Глядя с высоты на пожарище, на остовы домов, я ощущал, как чувство вины ложится на душу тяжким грузом, не легче самого тяжёлого из тех, что мне приходилось когда-либо таскать. Мне не давало покоя не только бессмысленное уничтожение деревни Хана, но и то, что на протяжении всего того боя, начиная практически с того момента, когда начали рваться первые мины противника, я находился во власти тёмных, разрушительных сил — меня охватило неуёмное желание уничтожать, порождённое страхом того, что меня самого могли уничтожить. Я с наслаждением наблюдал за тем, как убивали того вьетконговца, что выскочил из кустов. А когда мне казалось, что я вижу себя самого как на киноэкране — это было страннее всего. Одна часть меня совершала некоторые поступки, а другая тем временем наблюдала со стороны, и увиденное её поражало и ужасало, но предотвратить творившееся она была не в силах.

Копаться в себе я мог сколь угодно, но факт оставался фактом: мы без нужды лишили жилья примерно две сотни человек. Никакие самокопания не заставили бы новую деревню вырасти на пепелище. Они не могли ответить на вопрос, который я задавал себе снова и снова, равно как и облегчить чувство вины, лежавшей на душе тяжким грузом. Обычные доводы и обоснования тоже не помогали. Да, та деревня явно была под контролем противника, она была в равной степени и населённым пунктом, и вьетконговским складом. Да, сожжение схрона была законным деянием на войне, и пожар от этого возник случайно. Да, позднее деревня была разрушена людьми, находившимися в крайне ненормальном состоянии, на войне постоянно случаются крайние ситуации, и солдаты часто совершают на войне из ряда вон выходящие поступки. Но все эти банальные истины никоим образом не снижали ощущения вины и не отвечали на вопрос: «Тай сао?» Почему?

Ночью на нашем участке было тихо, на участке роты «D» шуму было больше. Санитарам в роте Миллера пришлось оказывать помощь большому числу раненых, и у них кончился морфий, а вертолётов для эвакуации убитых и раненых не было. Поэтому они пролежали там всю ночь, трупы распухали, а раненые стонали, потому что морфия не осталось.

Перед самым рассветом вьетконговцы предприняли слабую попытку атаковать оборонительные позиции батальона, но были отогнаны миномётным огнём. Через некоторое время прилетели вертолёты, чтобы вывезти раненых и восполнить наши запасы продовольствия и боеприпасов. Они зависли над высотой 52 и, пока старшие экипажей выбрасывали припасы из дверей, вьетконговцы с позиций за рекой обрушили на них настоящий шквал огня из автоматического оружия. Мы дали в ответ несколько очередей из пулемётов. Пули, не долетавшие до берега, взметали фонтанчики на воде, светившейся золотом в лучах восходящего солнца.

Война продолжалась.

Глава восемнадцатая

Нас разбирал весёлый смех -

Там жизнь была нелепей смерти.

Что совесть? Просто режешь всех,

Крутясь в зловещей круговерти.

Уилфред Оуэн «Apologia Pro Poemate Mea»

Взбираясь цепочкой по тропе, которая вилась посреди чахлой тропической поросли, окружавшей заставу, шесть человек, составлявших патрульную группу, шагали словно босиком по битому стеклу из-за гниющих ран на натруженных ногах. Часовые помахали патрулю руками, и морпехи по очереди перелезли через ржавую проволоку, растянутую вдоль переднего края обороны. Предгорья, на которых они провели всё утро, простирались за их спинами, уходя к буровато-зелёным горам, колыхавшимся в жарком мареве.

Жара стояла удушающая, как всегда бывает в промежутках между муссонными грозами. Казалось, что воздух вот-вот взорвётся. Одурев от жары, половина людей во взводе дремали под навесами. Остальные чистили винтовки, зная, что через несколько часов они начнут покрываться ржавчиной, и их придётся чистить заново. Несколько человек сидели на корточках вокруг банки с сыром, доставленной на Чарли-Хилл с последним подвозом продовольствия, которое пополняли два раза в неделю. Сыр был ценным продуктом: он разнообразил наше скудное меню, состоявшее из Сухпаев, и приглушал не отпускавший никого понос. Рассевшись вокруг банки, бойцы ели сыр руками, одобрительно покрякивая.

«А у нас тут сыр, — сказал один из них морпехам патруля под началом Кроу. — Хороший сыр. Сыру хотите?»

Но вернувшиеся с патрулирования бойцы так устали, что есть им не хотелось. Они лишь помотали головами и, хромая, направились к своим окопам. Кожа их была мертвенно-бледной, за исключением загоревших мест: лиц, шей, рук и клиновидных участков на груди. На бицепсе одного из стрелков красовалась татуировка: череп со скрещенными костями над девизом: «МП США — лучше смерть, чем позор». Мне стало смешно. Глядя на то, как шли дела после операции «Лонг лэнс», я был совершенно уверен, что этому морпеху выбирать не придётся. У Пейджа и Наварро, убитых несколько дней назад, выбора не было. Самодельная мина из артиллерийского снаряда не дала им времени ни подумать, ни спрятаться, ни вообще что-либо сделать, выбор у них был один — моментальная смерть. У каждого из них до конца вьетнамского срока оставалось четыре дня, и смерть их подтвердила истинность пословицы «вот домой вернёшься, тогда и говори, что ты «старик»».

Подставив солнцу ноги, я сидел на крыше блиндажа, в котором располагался командный пункт заставы. Санитары сказали мне, что под солнцем и на воздухе мои никак не заживающие болячки на ступнях и голенях подсохнут. Заболевание моё определили как «тропическое импетиго». Подхватил я его, скорей всего, во время последнего выхода на патрулирование, когда мы провели три дня под муссонным дождём, который мог бы привести в удивление даже библейского Ноя; мы три дня бродили по раскисшим, залитым водой болотам. Санитары сделали мне несколько уколов пенициллина, но в том климате даже антибиотики не помогали. Гной по-прежнему сочился из язв, поэтому каждый раз, когда я снимал ботинки, чтобы сменить носки, мне приходилось задерживать дыхание, чтобы не чувствовать вони от гниющих ног. С другой стороны, хорошо ещё, что не подцепил какое-нибудь другое, ещё худшее кожное заболевание.

Кроу подошёл ко мне с докладом, держа в руке карту. Во взводе, в котором большинству бойцов не было и двадцати лет, Кроу прозвали «Папаня» из-за его солидных двадцати трёх — в глазах большинства стрелков в боевых подразделениях возраст более двадцати одного года сам по себе был неким достижением. Глядя на его лицо, с этим прозвищем вполне можно было согласиться. Ему месяцами приходилось то и дело вздрагивать, услышав выстрел снайпера, не спать ночами напролёт, постоянно напряжённо высматривать растяжки, и это его состарило. Глаза Кроу, прикрытые очками, были тусклыми, как у старика.

Он сообщил, что его патруль добыл кое-какую разведывательную информацию. Разложив карту на крыше блиндажа, заложенной мешками с песком, он указал на деревню «Гиаотри».

«Помните, сэр, тех троих Ви-Си? Мы их в этой деревне пару недель назад поймали».

Я ответил, что помню. Он имел в виду тот случай, когда мы привели с патрулирования на допрос троих юношей. Поскольку деревня Гиаотри была из разряда деревень, контролируемых вьетконговцами, присутствие в ней молодых мужчин было вполне обычным делом. У этих троих юношей были к тому же явно фальшивые документы с подделанными датами рождения. Макклой, который к этому времени научился бегло говорить по-вьетнамски, вместе с сержантом милиции АРВ наскоро их допросили. После того как сержант выяснил, что документы и даты рождения они подделали, чтобы избежать призыва и продолжать учёбу, их отпустили. Они оказались лицами, уклоняющимися от призыва, а не вьетконговцами.

— В общем, сэр, — продолжал Кроу, — двое из них, похоже, всё-таки, Чарли — те, что постарше.

— Откуда знаешь?

— Мне самый молодой сказал, Ле Дунг его зовут. Мы и в этот раз обнаружили его в деревне, и я стал его допрашивать. Понятно как: немного по-английски, немного по-вьетнамски, немного руками. Он сказал, что те два — Ви-Си, сапёры, мины делают. Не врёт, похоже, потому что один из тех двоих мимо проходил, и пацанчик сразу же заткнулся. Видно было — напугался он до чёртиков и заткнулся. В общем, тот чувак ушёл, я пацана и спрашиваю: «Ви-Си? Он Ви-Си?» А пацан кивает и говорит: «Ви-Си». А там третий стоит возле дома, калитку ладит или типа того. Я на него показал и говорю: «Ви-Си там?» Пацан опять кивает, говорит, что оба Чарли в том доме живут. Тогда я достал карту, и пацан рассказал, что в деревне Биньтай пять конговцев живут, тоже «сапёры», и оружие у них есть. Он мне их нарисовал. Гляньте-ка. — Кроу протянул мне листок бумаги с грубым изображением автоматической винтовки с магазином сверху. Похоже было на английский «Брен». — Потом говорит, в Хойвуке взвод стоит — пятнадцать Ви-Си, и у них есть миномёт и пулемёт.