Филипп Капуто - Военный слух

• Название: Военный слух
• Автор: Филипп Капуто
• Жанр: О войне

Эта книга не претендует на историческое исследование. В ней нет ничего о политике, власти, стратегии, влиянии, национальных интересах или внешней политике. Она не предъявляет обвинений тем видным деятелям, что привели нас в Индокитай, и чьи ошибки были оплачены кровью самых обычных людей. В общих словах, это просто книга о войне, о том, что люди делают на войне, и о том, что война делает с ними. В более узком смысле это рассказ солдата о самом продолжительном военном конфликте с нашим участием, единственном, что мы проиграли, и в первую очередь — мои воспоминания о том длительном и порой неприятном периоде моей жизни.

---

— Скажи ему, чтоб на меня смотрел, чёрт побери!

Схватив пленного за волосы, солдат АРВ задрал ему голову и так сильно оттянул её назад, что я увидел, как напряглись мускулы на шее. Переводчик дважды шлёпнул его по лицу — не кулаком, а костяшками пальцев, скользнув ногтями по лицу пленного. Движение было быстрое, едва заметное, как будто он смахнул муху, но я расслышал, как ногти резко царапнули по коже.

— Спроси, понимает теперь или нет, — сказал американец. — Должен смотреть на меня, когда я к небу обращаюсь, и должен отвечать на мои вопросы.

Солдат АРВ быстро заговорил по-вьетнамски, задрав пленному голову так, что тот глядел уже прямо над собой в потолок палатки. Вьетконговец что-то сказал. Переводчик отпустил его, и голова опустилась; однако на этот раз он глядел уже на сержанта.

— Думаю, теперь он понимает, трунг-си, — сказал солдат АРВ.

На улице подозреваемых строем вели по дороге к участку, на котором последний из вьетконговцев, сидя на жаре на корточках, ждал, когда его допросят. Они шли с завязанными глазами в одну колонну, каждый держался за плечи человека, шедшего перед ним. Подозреваемые! Глядя на них, я задавался вопросом о том, что такого они натворили, чтобы их подозревать; все были в лохмотьях, тощие, и ни один не был моложе сорока лет. Я стоял возле палатки и глядел, как они идут в облаках пыли, поднятой их ногами, босыми или в сандалиях. Я должен был дождаться, пока всех не допросят, и сосчитать подтверждённых вьетконговцев, если таковые найдутся. После этого я должен был добавить это число в колонку «Пленных вьетконговцев» на табло. Они шагали по дороге лёгкой ритмичной походкой, какой ходят крестьянские девушки с шестами для переноски грузов на плечах. Конвоиры-морпехи шли по бокам колонны, выкрикивая команды, которые никто из вьетнамцев не понимал. Время было послеполуденное, и я видел, как на рисовых полях за лагерем другие, более удачливые крестьяне идут цепочкой по дамбам, направляясь в свои тенистые деревни. А на дороге старик, шедший последним в колонне, никак не мог поспеть за другими. Он отстал, поискал руками человека, шедшего перед ним, нашёл его, потом снова отстал, шаря перед собой руками. «Лай-дай, лай-дай. Молен», — сказал один из охранников (сюда иди, быстрей). Старик сдвинул повязку вниз и, увидав, где находится, догнал колонну, натянул повязку на место и снова положил руки на плечи человеку перед ним. Он захрипел, когда конвоир ударил его в спину плоским концом винтовочного приклада. «Повязку не снимать, — сказал конвоир, затягивая её потуже. — Не снимать её. Не снимать. Ты понял?». Когда в апреле Питерсон не дал вьетнамскому офицеру ударить крестьянина, тот сказал, что ему ещё предстоит научиться, как делаются дела во Вьетнаме. Много чего произошло с апреля, и мы извлекали уроки. Кого-то из наших друзей убило, кого-то изувечило. Мы выжили, но на войне человек становится её жертвой не только тогда, когда его убивают или ранят. На войне он обязательно что-то теряет — не обязательно жизнь, зрение или конечности.

Колонна остановилась, и подозреваемых заставили улечься ничком на поле. Конвоиры связали им руки. Они лежали там, вяло и неподвижно, как спящие дети, а конвоиры тем временем связывали их или переворачивали в поисках документов. Эти документы, которые складывались в маленькие кучки, проверялись позднее переводчиком от АРВ, который задавал каждому из вьетнамцев несколько вопросов. Если всё было в порядке, человек официально объявлялся гражданским лицом и отпускался; в противном случае его отводили в палатку, где его допрашивали сержант со своими помощниками, обладающими большой силой убеждения. Арвин заметил, что один из подозреваемых ослабил вязки, и указал на то конвоиру-морпеху, который подошёл и пнул лежащего ничком человека по рёбрам. Уперев колено ему в спину, он сказал: «Ладно, посмотрим, как сейчас будешь выпутываться». Человеку подтянули ноги и привязали к рукам, и он лежал на животе, а тело его было изогнуто как лук.

Недалеко оттуда глубокий старик — лет, наверное, за восемьдесят — рылся в одной из кучек, разыскивая свои документы. Видно было, что он волнуется. Наличие действительных документов могло означать разницу между свободой и лагерем для военнопленных, и даже между жизнью и смертью. В этом смысле документы были самым ценным из всего, что было у этого старика. По какому-то недосмотру конвоиры его не связали; а может, решили, что он и так не убежит из-за старости своей и немощности. Кроме того, повязку на него надели прозрачную, марлевую, и ему не надо было её снимать, перебирая документы. Он всё копался в этой кучке, и его иссохшие, морщинистые руки нервно подрагивали, когда он брал очередную бумажку и подносил её к глазам. В конце концов он обнаружил свои документы и довольно хмыкнул себе под нос, запихивая их в карман рубашки. Наверно, лучшее, что случилось с ним в тот день — то, что на него надели прозрачную повязку. Может, и вообще лучшее из всего, что случалось с ним в жизни. Ему повезло. Он нашёл свои документы, не вызвав гнева или подозрений у конвоиров. А теперь к нему подойдёт солдат АРВ, посмотрит в его документы, задаст пару-другую вопросов и, увидев, что он очень старый, безобидный человек, позволит ему вернуться в свою деревню. На какое-то время тому старику удалось избегнуть участи стать ещё одной жертвой войны.

Часть третья В серой стране, где господствует смерть

В серой стране, где господствует смерть,

Завтрашний день не сулит воздаянья.

Зигфрид Сассун «Мечтатели»

Глава тринадцатая

Пусть явятся, нарядные, как жертвы;

Мы огнеокой деве дымной брани

Их в жертву принесём, кровавых, тёплых…

Шекспир «Король Генрих IV», Часть I Пер. М.А. Кузмина, В. Морица

Муссоны начались в середине сентября. Сначала дожди шли только по ночам и рано поутру, проливные дожди, нагоняемые ветрами, которые дули с моря и гор к северу от Дананга. На рассвете ветер стихал до легкого спокойного бриза, а дождь становился изморосью. На оборонительных рубежах стрелки, просыпаясь в затопленных окопах, видели перед собою пейзаж, подобный негативному изображению на фотоплёнке — лишь серые, белые и чёрные тона. Вершины Аннамских гор скрывались за тучами, рисовые чеки и долины — за туманом, который назывался «крашэн», а склоны, видневшиеся в просветах между тучами и клубами тумана, были темны как после пожара. К середине утра прояснялось, туман рассеивался, и снова показывались очертания горных вершин. Воздух давил своей неподвижной тяжестью, поля парили под солнцем. Так продолжалось весь день, а ближе к вечеру на горы опять наползали тучи, и поднимался ветер, тарахтя жестяными банками, развешанными по проволочным заграждениям по периметру. Время от времени раздавался удар грома, и его ровный раскатистый гул был неотличим от звука артиллерийского орудия. Вечером снова начинались дожди.

В тот месяц штаб полка выдвинули вперёд, расположив его на нескольких ровных глинистых площадках у прохода Дайла. Батарею 155-миллиметровок разместили по соседству, и артиллерия всё так же распевала нам свои серенады. Орудий стало больше, так же как танков и палаточных лагерей, ещё больше стало проволоки, которая раскидала свои колючки посреди созреваюшего риса. Потерь тоже стало больше, в три-четыре раза. Славная маленькая война, которая давно уже перестала быть славной, перерастала теперь в большую войну.

Перед новой позицией штаба, по обе стороны прохода Дайла, располагались две высоты. В проходе стояла старая французская караульная вышка, она возвышалась над раскисшими подножиями холмов, где стрелковые роты сооружали новый передний край обороны. Почти каждый день колонны грузовиков, подвозившие колючую проволоку, мешкотару и боеприпасы, натужно взбирались по заболоченной дороге, которая вела через проход к переднему краю обороны. Всё делалось в атмосфере неотложной спешки. Ожидалось, что вьетконговцы начнут муссонное наступление, это ежегодное ритуальное действо во Вьетнаме, и новый рубеж обороны должен был не дать им захватить аэродром. Поэтому большую часть того месяца полк занимался тем, что копал землю, заполнял мешки песком и устанавливал проволочные заграждения. В расположении штаба мы приступили к сооружению большого командного бункера — в ответ на поступавшие сообщения о том, что вьетконговцы в больших количествах запасают тяжёлые миномёты и реактивные снаряды большой дальности. Пока отряд военных инженеров трудился на строительстве бункера, младших офицеров штаба отправили на земляные работы меньшего размаха, и они махали кирками и лопатками бок о бок с рядовыми и сержантами. Так приказал полковник Никерсон, новый командир полка — скорей не ради насаждения духа демократичности, а для того, чтобы побыстрее выполнить задачу. Однако эта атмосфера неотложной спешки наблюдалась только на переднем крае, в пехотных батальонах. Штабные в полку жили как раньше, особо не напрягаясь.