Ольга Кузнецова - Просто солги

• Название: Просто солги
• Автор: Ольга Кузнецова
• Жанр: Фэнтези

Моя жизнь — это один сплошной замкнутый круг, из которого невозможно выбраться. Это события, повторяющиеся снова и снова. Это то, чего не избежать. Возможно, даже то, что будет завтра. Такое чувство, что меня заперли в беличьем колесе, и ничего больше не остается, как безропотно крутить незнакомую окружность. Но я не хочу этого. Не хочу, чтобы все повторялось. Чтобы один день был похож на предыдущий. Чтобы он начинался в не-моей кровати не-моей комнаты, а заканчивался в незнакомых объятьях. И все же мои желания никого не волнуют. И все повторяется. Снова и снова.

---

— Не знаю, — пожимает плечами.

Затем после небольшой паузы Джо спрашивает. Задает свой самый неожиданный вопрос, открывает припасенный запазухой ящик Пандоры:

— А что ты чувствуешь, Кесси? Сейчас, что ты чувствуешь?

— Раньше тебя это не интересовало.

— Ну, так что?

— Сигаретный дым. Смрадный запах из приоткрытой двери. Кошачий страх, голод. Чувствую храп этажом ниже. Слышу, как приоткрывается холодильник еще в одной квартире. Как копошится около мусоропровода маленький таракан. Как кто-то спускает воду в туалете. Чувствую, что ты сейчас думаешь о чем-то, прикидываешь, каков будет следующий шаг. Мой, этих ненормальных. Стараешься все продумывать, но потом оказывается, что это бесполезно.

— И ты все это чувствуешь?

— Одновременно, — киваю и тоже пытаюсь ухмыльнуться, скопировать его непревзойденную манеру. Но не выходит. Мне кажется, не выходит.

Где-то между вдохом и выдохом я прижимаюсь своими холодными губами к его — теплым, а он как будто именно этого от меня и ожидал. Сигаретный дым — новое, странное ощущение — попадает мне в легкие и остается там, кажется, навсегда.

…

Растянувшееся на несколько тысячелетий ожидание. У меня такое ощущение, что мы сидим вот так уже целую вечность. Джо, выкуривающий неопределенную по счету сигарету, и я, положившая голову ему на плечо и прикрывшая глаза в легкой полудреме.

Я не знаю, кого или чего мы ждем. Но Джо знает, и я пытаюсь на этот раз довериться ему.

Стараюсь ни о чем не думать, просто выкинуть все из головы и не чувствовать хотя бы в эти тридцать секунд. Но я в них не уверена, даже в эти секунды, и в голову снова лезет всякая муть.

Я представляю, что я — снова та слепая Кесси с обостренным чувством восприятия этого стухшего мира. Воображаю, что и сейчас я ничего не вижу. Так проще. Я не хочу зависеть от того, что вырисовывает моя фантазия, потому что все, что я вижу, — не более чем мое больное воображение. Я покрепче зажмуриваю глаза, сжимаю их так, что становится даже больно, а затем резко открываю. Темнота.

Но где-то в этой темноте, совсем рядом, вспыхивает и гаснет одинокая сигарета в чьих-то умелых пальцах. И сказка лопается, разлетается на тысячи маленьких кусочков; крохотных осколков.

И я — это снова я. Всего лишь Кесси, которая чувствует слишком много.

Кесси, потерявшая Кима в терминале одного из детройтских аэропортов.

Внезапно я слышу легкое шебуршание, где-то позади, там, в районе чердака. Шаги усиливаются. Две пары едва плетущихся ног. Сразу представляются потрепанные домашние тапочки и маленькие, тяжелые шаги старой бестии с малиновыми волосами и ее ручной собачонки. В суде она выглядела вполне адекватной, но я вспоминаю слова мистера Айрона: "Они могут быть нормальными, если захотят".

Затем — этот звук. Холодный, резкий звук, от которого кровь стынет в жилах. У них есть пушка, и они развлекаются с ней на чердаке. Два престарелых умалишенных пня балуются с холодным оружием.

Пифф-пафф.

Тень дьяволицы показывается на лестнице первой, и я даже успеваю мимолетом рассмотреть ее покосившееся от небольшого количества настойки внутри ее организма — чувствую — лицо. Наверное, я слишком рано записала эту тощую женщину на пенсию. Но тогда, в суде, она выглядела старой и немощной бедняжкой, оскорбленной потерей любимого дитя.

"Они могут казаться нормальными…"

Но эта бестия отнюдь не дружелюбная. Она пока еще не видит меня, не чувствует моего присутствия, хотя я чувствую ее.

Мы — я и Джо — поднимаемся с сырой бетонной ступеньки почти одновременно — он чуть раньше меня, потому что реакция у него гораздо лучше. Перед тем, как ринуться вниз, я успеваю поймать его виноватый взгляд и просто киваю. Он думает, я не понимаю, но это не так. Понимаю, что он хотел помочь, хотел исполнить все мои самые тайные желания. Хотел…

Но у этих психов было оружие, а мы — абсолютно беззащитные. Возможно, через несколько месяцев (а то и лет) полиция, наконец, отыщет наши разложившиеся тела с простреленными черепушками, наплевательски пожмет плечами, припишет в протоколе принадлежность тела какому-нибудь без вести пропавшему, за которого обещали хорошее вознаграждение, и пойдет пить кофе. Возможно. Но на этот раз моим планам просто не суждено сбыться — мы вырываемся из темного жерла подъезда раньше, чем кто-либо успевает хоть что-нибудь заподозрить.

Но там, вдалеке, я слышу отделенное "пифф… пафф". Ленивое, точно кто-то простреливает крохотные дырочки в камешках, чтобы превратить их все в пуговицы. И я догадываюсь. Дверь.

А затем понимаю, почему в этом доме всегда горит лишь одно-единственное окно. Потому что этих психов все боятся. Боятся, что вместо двери, они в следующий раз прострелят им голову.

Джо покровительствующе касается моего плеча, и я вздрагиваю от неожиданного прикосновения. Слишком резкого. Даже для Джо — слишком.

У него дыхание сбилось, но, даже не видя его, я понимаю, что он пытается улыбнуться, чтобы хоть как-то подбодрить меня. Но Джо разучился улыбаться. Возможно, когда-то умел, но сейчас он способен лишь на дерзкую ухмылку. Опасную ухмылку.

— Не дрейфь, Кесси, еще прорвемся, — пытается солгать он. Но я не верю. Чувствую, что он сам не верит.

Не верит в эти свои вечные завышенные мнения обо мне, о том, я уже взрослая девочка, со всем могу справиться сама. И он постоянно твердит об обратном, точно пытаясь убедить. Но не меня — себя.

На восемьдесят девять процентов его тело забито предрассудками — остальные же одиннадцать занимает наглая бессмысленная ложь. Ложь, в которую он сам не верит.

Хотя врет он намного меньше, чем я или, скажем, Ким. И я строю такое предположение отнюдь не на вечной чувствительности — на простом доверии. Джо знает мои правила: обмен — я ему, а он — мне. Единственная игра, в которой я хоть иногда остаюсь в выигрыше.

— Джо, просто пойдем отсюда, — устало выдыхаю я и опускаю глаза в покрытый ночным мраком асфальт, точно смущаюсь только что произнесенной вслух самой постыдной слабости моей жизни. Я будто говорю: "Я слабая, Джо, я устала". В очередной раз переступаю через порог его нерушимого мнения обо мне. Об этой Кесси "стойкий оловянный солдатик".

Он небрежно обнимает меня за плечи (наверное, так уже тысячу раз делал с другими), и я чувствую, как на том месте, где сквозь куртку его пальцы касаются моей кожи, появляются новые невидимые следы. И мне хочется сбросить его руку с моего плеча, полить все густым слоем дезинфектора для рук и чесаться-чесаться-чесаться… Я чувствую себя крайне неуютно, не в своей тарелке. Как будто так не должно быть, не должно было случиться. Как будто не планировалось, не предполагалось.

Но и сказать ему о своих мыслях я тоже не могу, потому что знаю, что в ответ он только издевательски усмехнется. Потому что делает всегда только то, что ему хочется. А у меня так никогда не выходит. Я потеряла это преимущество гораздо раньше, чем потеряла зрение. Наверное, я родилась с этим.

Темнота заглатывает наши одинокие тела, почему-то теперь слившиеся в одно неразделимое тело. На небе ни единой звезды.

30. "Мне тоже хочется, чтобы меня кто-нибудь поймал"

Тонкая ниточка сиротливо покачивается под легким невесомым телом канатоходца. Я чувствую, как под самым куполом колышется воздух, вибрирует, точно потревоженный отчаянным смельчаком, бросившим ему вызов.

Я чувствую, как с каждым удачным прыжком, с каждым ловким шагом, нить раскачивается все сильнее. Из стороны в сторону, из стороны в сторону.

На мгновение лицо гимнаста озаряет удивление, но он толком не успевает понять, что же на самом деле происходит. Потеряв равновесие, он стремглав летит вниз, подальше от купола, но его вовремя ловит заранее прикрепленная к спине страховка.

Вот и мне тоже так хочется. Хочется, чтобы меня кто-нибудь поймал.

…

Зал взрывается аплодисментами. И этот дикий, отчасти первобытный звук на мгновение оглушает, лишает всякой чувствительности. А затем — тишина; вновь гаснет свет, и зрители с замиранием сердца вновь ждут нового чуда. Фокусника, который достанет из своего рукава несколько упитанных похрюкивающих кроликов, или Кесси, которая выйдет на середину арены, отвесит несколько неловких поклонов и начнет показывать свое шоу.

Мне кажется, что спертый воздух так и пронзают подобного рода мысли. "Кесси на сцену!" — скандирует переполненный зал, и я едва сдерживаюсь, чтобы не зажать уши и не закрыть глаза (или не послать всех куда подальше). Жи ведь рядом. А я не хочу ее расстраивать.