Ольга Кузнецова - Просто солги

• Название: Просто солги
• Автор: Ольга Кузнецова
• Жанр: Фэнтези

Моя жизнь — это один сплошной замкнутый круг, из которого невозможно выбраться. Это события, повторяющиеся снова и снова. Это то, чего не избежать. Возможно, даже то, что будет завтра. Такое чувство, что меня заперли в беличьем колесе, и ничего больше не остается, как безропотно крутить незнакомую окружность. Но я не хочу этого. Не хочу, чтобы все повторялось. Чтобы один день был похож на предыдущий. Чтобы он начинался в не-моей кровати не-моей комнаты, а заканчивался в незнакомых объятьях. И все же мои желания никого не волнуют. И все повторяется. Снова и снова.

---

Небо слишком низко нависает над панельными малоэтажками. Настолько низко, что мне кажется, что сейчас оно раздавит меня. Как будто все сужается: пол прижимается к небу, а земля теснится к потолку. Но я думаю, это страшно: умереть, придавленной небом. Умереть, прикоснувшись к свободе.

А я все никак не могу понять, почему все равно так трудно. Трудно жить, выживать, трудно понять, почему сердце теперь такое тяжелое — сплошная сердечная мышца, слишком напряженная, слишком ощутимая для меня.

Трудно смотреть и видеть то, что так давно в последний раз видела, но всегда ощущала. Трудно смотреть на себя в длинное зеркало, в которое еще несколько недель назад смотрелись все шлюхи нашего борделя.

Трудно сдерживать себя в мыслях о том, что если бы Ким не отправил меня в Нью-Йорк, все, возможно, было бы совсем не так.

…

— Тринадцать долларов девяносто девять центов, — сообщает мне девушка в синтетическом свитере. Она маленькая, с наэлектризованными волосами мышиного цвета.

Девушка держит в руках алую помаду и ждет, пока я начну доставать деньги. Ждет, пока я открою глаза и — наконец — посмотрю на нее.

Эта помада явно дороже, чем та, что подарила мне Лея, но эта — еще и намного краснее. Уже не цвета крови — цвета швейцарского флага.

— Так вы будете брать? — интересуется девушка, пытаясь скрыть нотки раздражения в своем голосе, но у нее не получается — я же чувствую.

— Нет, спасибо, — я подавленно улыбаюсь и, развернувшись на каблуках, быстрыми широкими шагами направляюсь к выходу.

А затем — у самой двери — останавливаюсь и оборачиваюсь:

— Знаете, я все-таки возьму.

Девушка хмыкает, старается незаметно, но от меня ничего не скрывается, ни единой детали. Она думает, что я возвращаюсь за помадой, но это не так — я возвращаюсь на нее посмотреть. Она дергается. Не нравится, как я ее изучаю.

— Вы когда-нибудь были в доме с синими стеклами? — неожиданно спрашиваю я, и девушка вновь вздрагивает.

— Простите, где?.. Я не очень понимаю, о ч-чем вы, — заикаясь, выдавливает она. Но в глаза мне не смотрит.

И, тем не менее, я чувствую — она понимает.

— В доме с синими стеклами, — повторяю я уверенно.

Девушка не отвечает, но задирает к потолку голову, и я вижу, что она пытается вогнать выступившие слезы обратно. Наверняка, она пытается убедить себя, что я говорю про какой-то другой дом. Другой. Не с синими стеклами.

Она помнит меня, я знаю, помнит, как я полупьяная приоткрыла первую попавшуюся дверь и наткнулась на нее и Джо. Помнит, что раньше она была красивая — не то, что сейчас. Когда я видела ее в последний раз, на ней не было свитера — на ней вообще ничего не было. (Как и на Джо, но это, впрочем, не важно). Но сейчас, при свете дня, в маленьком магазинчике она уже не кажется той, кем была. Не кажется заводной девочкой из дома с синими стеклами.

— Нет, я не знаю такого места, — сквозь слезы шипит она, как бы говоря: "Ну, что? Нагляделась? А теперь вали!"

— Я теперь тоже не знаю, — мягко улыбаюсь я и, забрав свою помаду, покидаю магазин.

А она остается там. Там, за синей витриной. Вновь остается за синими стеклами.

…

Они растут по прямой, развиваются в арифметической прогрессии. Равномерно, постепенно.

Мне же пришлось вырасти внезапно, в один день. В тот день, когда Ким приехал и сказал, что мое досье украли. С того времени я повзрослела не на десять месяцев, нет, но на десять лет. И нервные клетки отмирают так, будто действительно прошло десять лет, будто я уже не та Кесси — не Лгунья.

Я не знаю, сняли ли они тот проспект перед студией, но почему-то все равно уверена, что с тех пор к ним в "Службу доверия" не поступило ни единого звонка. Ни единого. Они думают, в Нью-Йорке все спокойно, а потом не могут понять, почему каждый год в городе снова и снова находят изуродованные и искореженные тела. Тела девушек, больше похожих на маленьких девочек. И у каждой — мальчишеские широкие джинсы неопределенного размера и белая майка с неприличной надписью. У каждой — синяки по всему телу, у каждой — в глазах какая-то странная смесь страха и радости. Радости оттого, что все закончилось.

"… если твое сердце молчит — значит, тебя уже нет…"

Мое сердце никогда не молчит. Оно всегда чувствует, ощущает, выискивает, перегоняет кровь по скучающему по настоящему кофеину организму. Я до сих пор не могу отвыкнуть от этой дурной привычки — пить быстрорастворимую муть.

Я не открываю глаз, потому что надеюсь, что, когда открою, то ничего не увижу. Ничего, никого.

Надеюсь, что все это было просто кошмарным сном. Все: то, что я вижу, то, что слышу, что чувствую. Хочу открыть глаза и увидеть вокруг себя привычную темноту, хочу вновь услышать Кимов голос — не в автоответчике двухгодичной давности, а вживую, рядом.

Я разлепляю веки медленно, осторожно, несколько раз хлопаю ресницами, и тут же несколько непрошенных слез выкатывается из моих глаз.

Я обнаруживаю себя на узком подоконнике открытого окна — не на карнизе, как привыкла в доме с синими стеклами. В воздухе ночь, но ночь не спокойная — с какими-то западающими в душу помехами. Как в плохо настроенном радио. Невовремя вспоминаю, что здесь тоже нельзя убрать звук — не предусмотрено.

Нельзя погасить вызывающую яркость обнаженной луны, светящей прямо в глаза. Нельзя, нажав на кнопку, согнать вместе облака и заставить их изрыгнуть из себя дождь. Нельзя заставить — не предусмотрено.

Нельзя перезапустить свою память, перемотать свою жизнь на пару месяцев назад. Не для того, чтобы исправить, — просто чтобы снова все это пережить, услышать, почувствовать.

А сейчас хочется нажать на паузу. На секунду остановить жизнь.

Что там говорил Ким? Игра, в которой нельзя сохраниться?

Если бы он сейчас был рядом, я бы похлопала его по плечу и сказала бы: "Не дрейфь, Ким. Кесси все устроит". Он бы сделал вид, что поверил мне, а сам бы потом все равно разработал бы свой план. Идеальный план.

Я вспоминаю о том, что Ким и Джен должны были пожениться этой весной: обменяться кольцами, клятвами верности и полными нежности взглядом. А я должна была быть на этой свадьбе подружкой невесты, если бы не сбежала в дом с синими окнами.

Представляю, каково им сейчас. Возможно, они даже сейчас спят на кровати в "моей комнате" или чем они там занимаются… Возможно, Шон просто сказал Киму, что теперь со мной все в порядке, и он больше не беспокоится. Устраивает себе маленький отпуск, нажимает на паузу, стирает мое лицо из своей памяти.

Наверное, это даже хорошо, что я не знаю, как он выглядит, а помню только его голос и частое дыхание. Но, наверное, даже это я никогда не смогу выбросить из моей головы. Это как выключить звук.

Не предусмотрено.

18. "Передозировка чувств, — так напишут в моем заключении о смерти"

Быть Кесси — это такой образ жизни. Быть Кесси — это значит чувствовать, слышать, ощущать.

Быть Кесси это совсем не то же самое, что быть Джо, Шоном или Леей. Даже не одно и то же, что быть Кимом.

И когда-нибудь мне придется заплатить слишком большую цену за то, что я была "Просто Кесси". Маленькой Лгуньей Кесси, которая слишком много чувствовала.

Передозировка чувств, — наверняка именно так напишут в моем заключении о смерти.

…

Я встречаю его в парке.

(Почему все всегда происходит именно в парке?)

Он живой и пока еще материальный. Мне кажется. Но смотрит как-то виновато, как будто я должна была волноваться, а он не позвонил. Как будто у нас действительно семейная идиллия. Как будто мы оба никогда не переступали порог дома с синими окнами.

Он приветственно кивает, но не до конца искренне. Сдавленно. Как будто ему противен сам факт нашего знакомства. Как будто я была для него одной из тех сучек на одну ночь, чье имя и лицо по обоюдной договоренности на следующий день забывается.

— Джо? — спрашиваю я. По привычке. Всегда спрашивала, точно с трудом верила, он ли это.

Он было открывает рот, но оттуда вырывается только воздух. Я догадываюсь, что он хотел мне сказать: "…пасхальный кролик, Кесси?.."

Я осторожно прищуриваюсь — пытаюсь копировать его манеру — и начинаю внимательно изучать его, играть с ним в игру "Найди десять отличий". Но он действительно не похож на прежнего Джо, того, что я знала. На нем белая футболка — только неприличной надписи не хватает — и черные джинсы. Белое на черном, старое на новом, хорошее на плохом, Джо на…?