Сергей Крившенко - Плавать по морю необходимо

• Название: Плавать по морю необходимо
• Автор: Сергей Крившенко
• Издательство: Дюма
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2001

Книга литературно-исторических очерков посвящена русским землепроходцам и мореплавателям, а также известным русским писателям, отразившим в своем творчестве тему открытия и освоения Дальнего Востока России, тихоокеанских плаваний. Автор исследует «путешественные записки» знаменитых мореплавателей, их очерково-мемуарные книги, историческую прозу русских писателей-маринистов.

В книге продолжены темы и мотивы предыдущих работ автора: его монографий «Утверждение мужества» (Хабаровск, 1974), «Берег Отечества» (Владивосток, 1978), «Дорогами землепроходцев» (Владивосток, 1984), «Героика освоения и социалистического преобразования Дальнего Востока в русской и советской литературе» (Владивосток, 1985), «Берег Отечества: романтика героизма в литературе о Дальнем Востоке» (Москва, 1988).

Автор — член Союза писателей России, доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой русской литературы ХХ века и теории литературы факультета русской филологии ДВГУ, действительный член Русского географического общества.

---

Суйфун — северный ветер, со стороны Суйфуна — Раздольной. Но пойдем за автором. Итак, о Перелешине:

Писал он просто, без затей
Про окружающих людей,
Забавы зимние в снегу
Жеманства престарелых дам,
Винт по субботам и средам
И, вспоминая свой Кронштадт,
Вдали начальства
                      жить бы рад…

Строки о плаваниях в Японию, где зиму «проводил наш флот», тоже небезынтересны. Да, были такие плавания в свое время, пока дружба не была порушена русско-японской войной (1904–1905).

И так все шли да шли года…
Плодами мирного труда
Наш край не очень был богат.
Его анналы не блестят
Рядами славными имен
Для всех народов и времен,
И вспоминаются с тоской
Лишь Муравьев да Невельской.
Их память вечно сохранит
Не только вековой гранит,
Но и потомства приговор.
Заслуги их и до сих пор
Не все еще оценены…

Тема исторической памяти… Она присутствует и в «набросках». Но автор не выставляет себя знатоком истории и говорит о том, что ближе всего ему:

Я не историк. Не полны
И не сочны мои стихи,
В них только прошлого штрихи.

Вот это и дорого — «прошлого стихи». Всегда ведь важны конкретные факты:

Как и везде, так и у нас,
Край заселялся не за раз:
Пришел солдат, пришел казак,
Их с моря поддержал моряк…
Трудились все, кто сколько мог…
Для проведения дорог
Рубили дуб, рубили кедр,
Копали золото из недр…
Бил тигров меткий Худяков,
Иван Иваныч, меринков
Пустил по городу в извоз…
Торг с иностранцами возрос:
Уж Яков Лазарич в графу
«Экспорт капусты на Чифу!»
Записан был как пионер.
Затем путеец-инженер
Стал рельсы класть на Уссури…
Шантаны — черт их побери! —
Открылись скоро для кутил
(Все знают, кто их насадил).

И охотник И.И. Худяков, и русский купец Я.Л. Семенов, и строитель-инженер И.И. Галецкий внесены автором в стих и в примечания: кто есть кто. В 1883 году во Владивостоке стала выходить первая газета, которая так и называлась — «Владивосток».

Чтобы с «прогрессом» вровень жить,
Газеты стали выходить.
И стала «хитрая» печать
Кого хвалить, кого ругать…

Читая газеты «Владивосток», а затем и «Дальний Восток», Гомзяков наблюдал, какие страсти, иногда подлинные, а иногда мнимые, вносила в жизнь обывателей «хитрая» печать… Да и сама печать, мнившая себя независимой, то и дело подвергалась нападкам власть имущих или златоимущих. Так, первую владивостокскую газету «Владивосток» власти «прихлопнули» после событий 1905 года… Критически относился Гомзяков и к всевластию чиновников на окраине России, сравнивая плоды их работы с американской формой колонизации:

Тем временем и новосел
К нам на окраину побрел;
Довольно всем было земли —
На ней бы янки завели
Для земледельца рай земной.

Поклонник Пушкина, каким был Гомзяков, конечно, не написал бы этих наивных строк, если бы прочел его статью «Джон Теннер». «С изумлением увидели демократию в ее отвратительном цинизме… Все благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую — подавлено неумолимым эгоизмом…» — так писал Пушкин о «земном рае», который устроили в «земле обетованной» янки. Однако, предаваясь иллюзиям, Гомзяков не лишен был самокритики:

У нас немного нрав иной.

Конечно, у нас иной нрав, но и климат — тоже. И «новину» приходилось поднимать отнюдь не в прериях.

Зачем новину поднимать,

Когда с тайги сходнее брать
Пантами выгодную дань?
Зачем опять же лес хранить:
За «палом» зверя легче бить…
Природа Уссури щедра,
И много всякого добра
В распоряженьи поселян:
Кета, оленина, фазан…
Я склонен думать, что наш край,
Хоть далеко еще не рай,
Но все ж обилен и богат —
Работай только, меньший брат!

Поэт отмечает все, что служит процветанию края, а значит, и будущности России на дальневосточных берегах. Не мог пройти он мимо строительства железных дорог, в частности Маньчжурской, или Китайской. «Предстоящая постройка Маньчжурской линии, — писал Н.П. Матвеев в „Кратком историческом очерке г. Владивостока“, — возбуждала в местной публике разноречивые толки относительно „великих и богатых милостей“». 16 августа 1897 года закладка ее состоялась. У П.И. Гомзякова есть свое мнение на сей счет: он подводит как бы итог совершенного, и последний, на его взгляд, далеко не утешителен:

Жил город мирно сорок лет,
Не зная ни войны, ни бед…
Но вот «Маньчжурку» провели
И сел наш город на мели.
Настала эра авантюр,
Поплыли деньги на Артур.
Чужой кусок — всегда не впрок!
Здесь ставлю точки… Не далек
От нас еще проклятый год
Войны несчастной и невзгод…

«Эра авантюр», «проклятый год» — разве не сквозит тут явное неодобрение внешней политики правительства, нерасчетливо погнавшегося за «чужим куском» и ослабившего внимание к Владивостоку, Южно-Уссурийскому краю?

Оценку, кто в чем виноват,
Не стоит делать наугад.
Что Стессель, Рейс иль даже Фок,
Что — je der kluge Deutsche мог
Поделать с этаким врагом,
Как десять тысяч верст с хвостом
Из Петербурга на Артур?
Не ясновидец, не авгур
И тот бы мог тогда сказать,
Что мир худой, — пора признать —
Надежней лишних всяких свар.

Свара, ссора, брань, раздоры… Соседям свариться не годится: лучше мир худой, чем ссора. Ссора до добра не доводит. Нужны мир, лад, дружба, согласие.

Но было поздно, и пожар
Уже все зданье охватил…
Все описать — не хватит сил…

Нет, не отказывает автор в мужестве русскому солдату… «Работал дружно русский штык», но «было много разных „но“». В чем причины нашего поражения? Тут и нападение врасплох японцев на Порт-Артур, приготовление «шимозы», и подкуп банков, и «легкий шпионаж», проникающий до самого Петербурга, и состояние народного духа…

Да, победа в войне, писал в «Войне и мире» Л.Н. Толстой, зависит от состояния народного духа… Русские солдаты не знали, что они отстаивают под Аустерлицем, — и битва была проиграна. Но они знали, что защищают на Бородинском поле, — и стояли насмерть… А что происходило на полях Маньчжурии, у стен Порт-Артура? «А мы мечтали только вслух: вот кабы так, да кабы так // И попадали все впросак… // Войны известен всем финал». Кстати, в послужном списке П.И. Гомзякова записано: с 22 февраля 1904 года по 20 сентября 1905 года находился в крепости Владивосток, объявленной на осадном положении. 22 февраля 1904 года Владивосток, объявленной на осадном положении. 22 февраля 1904 года Владивосток был обстрелян японскими кораблями. Русские крейсера несколько раз выходили в море, в частности, приняли бой с японцами около Фузана (ныне Пусан). Историк города Н.П. Матвеев засвидетельствовал: «В этом бою одно из наших судов, крейсер „Рюрик“, погибло, два другие, „Россия“ и „Громобой“, сильно поврежденные, вернулись в город со многими ранеными и с большою потерею убитыми». В наше время об этой баталии написаны повести Валентина Пикуля «Крейсера» и Анатолия Ильина «Владивостокский отряд»…

Коснулся поэт и дней смуты. Как известно, в 1905 году во Владивостоке происходили политические манифестации, выступления рабочих, матросов, солдат. Тон во многом задавали эсеры. 10 и 16 января 1906 года власти расстреляли толпу из пулеметов… Шли политические процессы. Целый ряд газет, одна за другой, были закрыты. «Последняя вспышка местной революции, в которой участвовало несколько миноносцев, 17 октября 1907 года дополнила количество процессов», — писал Н.П. Матвеев. Однако из П.И. Гомзякова не надо делать «прогрессиста» или «лейтенанта Шмидта» — он стоял на явно выраженных охранительных позициях. «Владивосток переживал // Затем печальных много дней», — писал он, осуждая разгул страстей. И далее: «И беспощадна, и глупа // Громила дикая толпа» хозяйские лавки, магазины. «Звероподобный хулиган // Или по Горькому босяк, // Воспетый им и так и сяк, // Лицом себя здесь показал: // Чего бы делать враг не стал, // То сделал русский у себя». Как видим, Гомзяков «буревестника» революции читал и его «босяцкие рассказы» знал, но явно преувеличивал силу «босяков»: на бунт поднялся ведь не босяк, а народ… И стреляли в народ тоже русские, но власть имущие… Но борьба передовой части общества против замшелого режима — это не тема Гомзякова. Он взывал к просвещению народа, к преуспеянию на поприще честного труда — благо, примеры его находил именно в родном краю.