Зиновий Юрьев - Тонкий голосок безымянного цветка

• Название: Тонкий голосок безымянного цветка
• Автор: Зиновий Юрьев
• Жанр: Научная Фантастика

---

— Вы молодцы, ребята, — говорил я им. — жаль, что мы так поздно познакомились. Были бы вы со мной раньше, я бы и с Катей не расстался. И было бы у нас полно ребятишек, и все бы вас холили и поливали.

Я решил пригласить к себе Александра Васильевича. Он охотно согласился.

— Забрались вы, однако, Геночка, — покачал он головой, когда я открыл ему дверь.

— Что вы, я тут как раз вместе с улицей перебираюсь ближе к центру.

Александр Васильевич не засмеялся. Был он рассеян, и чувствовалось в нем какое-то напряжение. Он снял потертое пальто, долго сматывал с шеи длинный тонкий шарфик и наконец сказал мне почти сурово:

— Ну, показывайте.

— Что? — не понял я.

— Как что? Растения.

Он долго и придирчиво рассматривал заметно вытянувшиеся отростки сциндапсуса, нежно пропустил между пальцев длинные листья Безымянки.

— Ну, слава богу, — вдруг просиял он. И глаза у него сразу залучились, и лысинка порозовела.

— В каком смысле?

— Вы не представляете, Геночка, как я волновался и за них, — он кивнул в сторону растений, — и за вас.

— А почему? Вы боялись, я не буду поливать их?

— Э, милый, это не так просто. Бывает, человек ухаживает за цветком по всем правилам науки, а цветок чахнет. И не потому, что этот человек злой — хотя растения прекрасно это чувствуют, — а потому что как-то они не показались друг другу. Это как любовь. А вы понравились друг другу, и я за вас рад, Геночка. Смотрите, вот и вот еще — это новые отростки. Еще немножко — и вам придется помочь сциндапсусам. Они ведь отчаянные акробаты. Дайте им опору — и они под самым вашим потолком пойдут. И умницы, заметьте. Вот увидите, начнут они выпускать воздушные корни. Дома, у себя на Борнео, эти корни тянутся к земле, укрепляются в ней. А здесь он выпустит корешок, посмотрит-посмотрит сверху, вместо джунглей — московская квартирка, вместо земли — паркет. И что вы думаете? Дальше корешок не растет. Настроение-то у вас как?

— Спасибо, поровнее, поспокойнее.

— Ну и слава богу. Это вы им спасибо скажите. Это они действуют. Тут, надо думать, большую роль сциндапсус на себя берет. Очень спокойный он, веселый, домовитый. Я вот сколько раз замечал: он разговаривает-разговаривает со мной, а потом и не поймешь, то ли он говорит, то ли поет. Вы еще не разговаривали? — деловито спросил он меня.

— Нет.

— Ну, все-таки это дикари маленькие, не забывайте. Они вначале дичатся. Осторожны донельзя. Зато потом… Трещат, как сороки. Я так думаю, это неудивительно. У себя в джунглях они и между собой переговариваются, и с насекомыми могут поболтать, с птицами, с животными. А здесь с кем? Со шкафом?

Странное дело, на этот раз бутафор уже не казался мне таким сумасшедшим, каким представлялся раньше. Конечно, я понимал, что он несет чепуху, но чепуха эта не вызывала активного протеста, над ней не хотелось смеяться. Мною владело благодушие человека, только что узнавшего, что он сдал трудный экзамен.

— Но они заговорят, — убежденно кивнул мне Александр Васильевич, — обязательно заговорят. Вы только чаще с ними беседуйте. Похвалите их, пошутите.

— Да я иногда что-то говорю им…

- Я знаю, — кивнул Александр Васильевич.

— Откуда же вы знаете?

— Как откуда? — изумленно посмотрел он на меня. — Они мне сказали. Безымянке вот особенно нравится ваше обращение «маленькие мои бедные зеленые друзья». Говорите вы так?

Я молча кивнул. Голова начала плавно вращаться, набирая обороты. Откуда старик мог знать про «маленьких бедных зеленых друзей»? Но с другой стороны, это же чушь собачья! Мы сели за стол.

— О, вы, я гляжу, прямо кулинар заправский! — почти пропел Александр Васильевич. — Это что, бефстроганов?

— По книжке, — кивнул я.

— Все равно вкусно, — он зажмурил глаза от восторга.

Я улыбнулся:

— Для вас постарался. Себе я почти не готовлю.

— Спасибо, Геночка. Я сразу понял, что вы добрая душа, а теперь и цветочки это подтверждают. Я неопределенно хмыкнул.

— Да, да, подтверждают. Вы не представляете себе, как они проницательны, эти зеленые ребятишки.

— А вы что сейчас делаете? — спросил Александр Васильевич. — Съемки, похоже, идут нормально, Сурен Аршакович доволен.

— Да вот все думаю о новом сценарии.

— А о чем, Геночка?

— Да нет пока никаких идей, — пожал я плечами.

— А вы вот про растения напишите, про то, как они разговаривают, помогают людям.

— А что, — улыбнулся я, — это идея. И обязательно предусмотрим в сценарии роль мудрого бутафора-бильярдиста, знатока человеческих и растительных душ.

— И пусть будет недоверчивый сценарист.

— Прекрасно. Представляете, в какой восторг придет мой редактор? «А, Гена, это что у вас, заявка?» — спросит он. «Да вот набросал тут кое-что». — «Это о чем же? Село? Город?» — «Да не совсем. Это, понимаете, о том, как растения и человек находят общий язык». — «Труженики села? Я ж вас спросил. Повышение урожайности?» — «Да нет, это в городской квартире сциндапсус беседует с. немолодым бильярдистом…» Вы представляете, как он на меня посмотрит? «Отлично, Геннадий Степанович, очень и очень актуальная тема. Страна буквально задыхается без фильма о флирте цветов».

У Александра Васильевича даже выступили слезы от смеха. Он вытащил из кармана несвежий платок, стыдливо скомкал его и промокнул краешком глаза.

Он ушел от меня поздно, оставив мне подробную инструкцию по уходу за растениями и по устройству опор для акробата сциндапсуса.

Я засыпал в этот вечер с улыбкой, и непривычное ощущение этой улыбки заставляло меня то погружаться в теплый сон, то выскакивать, как поплавок, на поверхность бодрствования. Но тут откуда-то мне улыбнулся Александр Васильевич, и я благодарно заснул.

6

Несколько лет назад Сурен Аршакович сделал как-то круглые таинственные глаза, прижал меня к стенке в коридоре и прошептал:

— Геночка, скажите мне спасибо.

— Спасибо, но за что?

, - Мы едем с вами на открытие утиной охоты. В одно охотхозяйство. Вы даже не представляете, чего мне это стоило.

Я готов был держать пари, что режиссер мой за меня не хлопотал. Просто кто-то дал ему два пропуска, и Сурен решил взять меня. Наверное, чтобы выглядеть по сравнению со мной великим утиным снайпером. А может, он рассчитывал использовать меня в качестве собаки. Пудель его, по-видимому, к охоте относился отрицательно.

— Спасибо, но у меня даже ружья нет.

— Все, все есть, — успокоил меня режиссер и азартно припечатал меня к списку народного контроля. — Я вам отличное ружьецо дам. Вам и не снилось стрелять из такого.

— Не снилось, — охотно согласился я.

— Телогрейка, резиновые сапоги — это уж ваша забота.

Три дня я обзванивал подряд всех знакомых, пока наконец не экипировался. Приехали мы в охотхозяйство поздно вечером, легли спать, но не успели заснуть, как нас растолкали и начали развозить по номерам. Было совсем еще темно, холодно, я втянул плечи насколько мог в чужую телогрейку и тихо дрожал. Мотор оглушительно гремел, нос лодки разрезал черную воду на две белесые косы, которые со сварливым шипением проносились мимо. Егерь каким-то шестым или седьмым чувством ориентировался в ночи и все время бормотал какие-то заклятия в адрес золотника. От него уютно пахло бензином и выкуренной натощак папиросой.

Меня высадили на крошечную платформочку, не более квадратного метра, замаскированную кустами. Я уселся на деревянный чурбачок, оперся на ружье и попытался заснуть, но городское мое избалованное тело никак не соглашалось на неудобную позу. Я тихо клацал зубами и проклинал свою слабость, которая не позволила мне решительно отказаться от истребления последних уток.

Светало томительно медленно. Света еще не было, но темнота неба не казалась уже безнадежно плотной, она истончалась. Внезапно где-то совсем рядом оглушительно хлопнул выстрел, еще один. Уток я не видел. «Может быть, это охотники кончают самоубийством», — с надеждой подумал я, но тут что-то чуть более темное, чем небо, пролетело надо мной, и я понял, что то была утка.

Канонада тем временем усилилась. Я схватил ружье и начал дергать за спусковые крючки. Выстрелов не было. Собственно говоря, выстрелить ружье и не могло, поскольку я забыл зарядить его. Я понял, что это рука судьбы, и опустил свой двенадцатый калибр.

Что бы там ни говорили охотники, а было что-то глубоко непристойное в столь неравном состязании. Над озером метались маленькие утки, и по ним палили из сотен стволов.

Небо тем временем совсем посерело, стало скучным. Стрельба поутихла. Ветерок донес возглас: «Иван Иванович, как у вас…» «Наверное, будет дождик», — подумал я. И не успел я представить себе мокрую телогрейку, как с небом начали происходить чудеса. Оно на глазах стало наливаться розовым, теплеть, светлеть и вдруг вспыхнуло на горизонте солнечным атомным взрывом. Взрыв высветил голубизну неба, и мне уже не было скучно и холодно.