Зиновий Юрьев - Тонкий голосок безымянного цветка

• Название: Тонкий голосок безымянного цветка
• Автор: Зиновий Юрьев
• Жанр: Научная Фантастика

---

На следующий день мы договорились с Александром Васильевичем встретиться в бильярдной. На этот раз он приехал раньше и уже ждал меня у стола с поставленной пирамидкой.

— Пятнадцать очков форы и пятерку со стола, — твердо сказал я.

— Это грабеж, — печально произнес бутафор и обиженно замолчал.

— Это не грабеж, — покачал я головой, — то, что делал Робин Гуд, было не грабежом. Попытка восстановить социальную справедливость.

— Геночка, — жалобно сказал Александр Васильевич и вытащил из кармана грязный платок. — Вы меня разочаровываете. Вы казались мне молодым человеком с благородным смелым характером, а теперь вы базарно выторговываете у бедного старика лишних пять очков. Хотите, я вам дам не три креста, а пятнадцать? И не надо будет играть. Давите пенсионеров, давите, если вам совесть позволяет.

— Дядя Саша, — с достоинством произнес я, — вы пользуетесь запрещенными приемами. Даже если мы сговоримся, я не смогу играть, меня душат слезы.

Мы посмеялись и согласились на прошлую фору.

— В конце концов, — сказал я бутафору, — я буду рассматривать свой неизбежный проигрыш как гонорар исцелителю.

— Ну вот и прекрасненько, — пропел Александр Васильевич. — С вашего разрешения я разбиваю.

На этот раз я действительно набрался терпения и уже не кидался на сомнительные шары. Бутафор ходил вокруг стола, сокрушенно качал головой и подолгу обдумывал варианты.

— Вы изменились, Геночка.

— В какую сторону?

— Вы стали мудрее и терпеливее. Какая ирония судьбы! Я подарил вам два отростка растения с острова Борнео и одну луковицу в горшке, и они делают вас мудрым и терпеливым, и вы раздеваете бедного старика.

У бедного старика к этому моменту было уже два партионных Шара. Мне было весело и покойно с ним. Господи, да пусть выигрывает у меня всегда, лишь бы я продолжал жить в уютном, легком мире, о котором мечтал всю жизнь. В мире, в котором неуместны злобная раздражительность и постоянная язвительность.

Один из партионных шаров Александра Васильевича стоял у средней лузы. Если бить его, то надо класть наверняка, потому что иначе дядя Саша добьет его. Но шар был трудный. У меня почему-то появилась твердая уверенность, что я забью этот шар.

— Туза налево в середину, — торжественно сказал я.

— Идущий на казнь приветствует тебя. Правильно я сказал? Не напутал? — наморщил лобик Александр Васильевич. — Это Цезарю говорили? Да?

— Именно, — сказал я и забил шар в лузу. На лице Александру Васильевича появилось обиженное выражение:

— Это нечестно.

— Что нечестно?

— Вы прятали свою настоящую игру. Вы заманивали старика. Вы, Геночка, злоупотребляете моей доверчивостью.

— Вас, пожалуй, заманишь, — грубо сказал я. — Вы мне лучше вот что скажите: вот вы разговариваете с растениями, а как они говорят?

— Что значит — как?

— Ну, у них же нет рта…

— А я, Геночка, не знаю. И знать не хочу. Я слышу добрый голосок — и хорошо. — Он вдруг внимательно посмотрел на меня: — Что, заговорили ваши?

— Немножко.

— Поздравляю вас. И спасибо вам.

— За что?

— Что дали мне возможность помочь вам. Это, Геночка, очень приятно. Сейчас я положу последний шар.

— Однако вы самоуверенны, дядя Саша.

— А это не я, это мои растения сейчас помогут мне. Налево в угол.

Шар был трудный, но он положил его.

7

— Леночка, — сказал я ассистентке Сурена Аршаковича, — я никогда не видел вас ни в чем, кроме джинсов. Поэтому я считаю вас крупнейшим специалистом по ним. — Леночка снисходительно опустила ресницы. — Не помогли бы вы, мне найти джинсы для дочери? Пожалуй, она примерно такого же роста, как вы. — И снова ресницы утвердительно опустились. Я даже не удивился. Я уже начал привыкать к более благосклонному к себе миру. — У меня даже и деньги с собой есть, — подобострастно продолжал я. — Сколько?

Леночка посмотрела на меня, подумала и взмахнула прекрасными ресницами. Я хотел было мысленно крякнуть: сто рублей За хлопчатобумажные штаны, что ни говори, все-таки дороговато, но, к своему удивлению, не крякнул, а торопливо полез в карман.

Мне было немножко тревожно и весело. Я все время находился в компании с человеком, которого почти не знал. Поступки его стали непредсказуемы. Я с поклоном отдал деньги ассистенту режиссера и поцеловал ее в щеку.

Леночка посмотрела на меня взглядом задумчивым и оценивающим. Сегодня этот тип покупает джинсы дочке и легко расстается, да еще авансом, с сотней-другой, а завтра, может быть, начнет раздаривать направо и налево золотые цепочки. А что, если сказать ей: Леночка, вы прекрасны, у вас длинные стройные ножки, тонкая талия и серые огромные глаза, я люблю вас. Интересно, промолвит она в ответ хоть словечко или спокойно взмахнет накрашенными ресницами?

И вдруг Леночка открыла рот. Я даже не сразу сообразил, что голос принадлежит ей.

— Вас прямо не узнать, — сказал незнакомый голос.

— В каком смысле?

Она засмеялась и ушла, должно быть утомленная длинной речью.

По пути домой я зашел в сберкассу и заполнил расходный ордер на шестьсот рублей.

— На мотоцикл? — полюбопытствовала молоденькая круглоглазая операторша, вставляя мою сберегательную книжку в автоматическую пишущую машинку. Вопрос меня не изумил, потому что я несколько раз видел ее на заднем сиденье «Явы». Она обнимала громадного парня с пышными пшеничными усами и горделиво прижималась к его необъятной спине.

— Хочу сделать подарки, — ответил я. — Двум бывшим женам и матери.

Операторша тихонько засмеялась. Наверное, мой ответ показался ей очень остроумным. Я ее понимал. Мне самому мои поступки казались диковатыми.

— Ребята, — сказал я дома цветам, — вы, конечно, молодцы, спасибо вам, но эдак мы скоро будем сидеть без копейки. Знаете, сколько у меня осталось?

— Сколько? — спросил Приоконный брат.

— Восемьсот рублей.

— А это много или мало? — спросила Безымянна. — Я совершенно не разбираюсь в деньгах.

— Ах, мои бедные зеленые насаждения, что мне с вами делать?

— Любить, — пискнула Безымянка.

— А жить на что?

— Ге-ена, — укоризненно сказала Безымянка, и мне даже показалось, что она покачала своими тонкими листиками, — вы любите, а остальное приложится.

Я засмеялся.

— А вы не смейтесь, — обиженно пробасил Стенной брат. — Она истинно говорит.

— Так это все знают.

— А истины все знают. Они ведь такие простые и их так немного. Только их не понимают. Странные вы вообще существа, люди. Все знаете и мало что понимаете.

Я более или менее современный человек. Я набит миллионами (или миллиардами?) битов информации. Я знаю, что воскликнул Архимед, говоря о рычагах, и что такое итальянский неореализм. Я в общих чертах представляю себе, как устроен лазер, и знаю, где находится страна под названием Лесото. Я не верю в существование летающих тарелок (хотя с удовольствием посмотрел бы на них) и верю в парапсихологические явления. Мне нравится Чехов и я люблю стихи Мандельштама.

Я скольжу по этим битам легко и непринужденно, как опытный слаломист по склону горы. Я легко сохраняю равновесие, ловко перенося центр тяжести то направо, то налево. Гора большая, лыжня удобная, смазка на лыжах подобрана правильно, скольжение идеальное, а скорость велика. И я несусь вместе со всеми в легком снежном тумане, все мелькает, сливается, размазывается в поле зрения. Я вижу все, но ничего не вижу.

И вдруг какая-то сила вырывает меня из нескончаемого бессмысленного скольжения, отбрасывает в сторону. Все уносятся с веселым гиканьем вниз по нескончаемому склону, а я медленно вытряхиваю снег, забившийся за шиворот, и осматриваюсь. Тихо. Непривычно. Немножко страшно. Солнце. Изогнутый морщинистый ствол одинокой сосенки.

Подняться и поспешить за всеми? По привычной колее? Или слушать тишину? И чувствовать, как медленно, бесконечно медленно начинаешь понимать, даже не понимать, а прикасаться тайнам, которые известны всем и которые почти никто не понимает.

Спасибо, мои маленькие друзья.

С этого дня я стал задумываться над новым сценарием. О, это еще не был сценарий, не было еще ничего, но тишина, переполнявшая меня, и сосна на склоне в мудрых древних морщинах искали выхода.

Если бы только можно было переписать теперь заново все свои сценарии! И жизнь. Сколько мусора выгреб бы я из них!

Я стал больше улыбаться и с удивлением обнаружил, что большинство людей словно только и ждали моей улыбки, чтобы улыбнуться в ответ.

Я поднимался в лифте со старушкой, которая всегда тащила авоську с апельсинами, даже когда их не было у нас в «Овощах», и которая потому, наверное, глядела на всех с настороженным недоверием. На этот раз из сумки у нее торчали толстенные пальцы бананов.