Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 3

• Название: Падение царского режима. Том 3
• Автор: Павел Щёголев
• Издательство: Государственное издательство
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1925

Третий том "Падения царского режима", изданный в 1925 году, содержит материалы Комиссии Временного правительства по расследованию должностных преступлений высших деятелей царского режима, а именно, допросы: начальника С.-Петербургского охранного отделения А. В. Герасимова, начальника дворцовой охраны А. И. Спиридовича, дворцового коменданта В. Н. Воейкова, министра внутренних дел Н. А. Маклакова, заведующего охраной Распутина М. С. Комиссарова, директоров департамента полиции П. Г. Курлова и М. И. Трусевича, ближайшего друга царской семьи и Распутина А. А. Вырубовой, товарища министра внутренних дел С. П. Белецкого, председателя совета министров И. Л. Горемыкина, поклонницы Распутина О. А. Лохтиной, вице-директора департамента полиции, позже члена совета по делам печати и председателя петроградского комитета по делам печати, ещё позже члена совета министра внутренних дел С. Е. Виссарионова, а также показания члена 3 и 4-й государственной думы меньшевика Н. С. Чхеидзе.

---

Председатель. — С какого момента?

Белецкий. — С момента, когда Еремин при Зуеве вошел в курс особого отдела заграницей; благодаря разоблачению Бурцева, последовал целый ряд агентурных проверок, показавший, что некоторые из секретов департамента полиции уже не представляли секрета для рядового чиновничества и поэтому становились известными революционным кругам. Трусевич удалился из департамента полиции. Самолюбие заставило его это сделать; затем — история с Лопухиным; тоже оказывалось, что били человека по самолюбию. И вот, Еремин выдвинул совершенно секретный отдел департамента полиции и поручил его, в смысле сотрудников, ведению жандармских офицеров. Были приглашены те офицеры, которые более или менее специализировались так сказать на знании партий. Например, по партиям большевиков и меньшевиков, соц.-демократов, от офицеров, которые ведали агентами, требовались специальные знания. Затем сотрудники, которые содержались в департаменте полиции, начали получать партийные клички; так называемые клички давались по тем особенностям, которые были свойственны каждому из сотрудников; например, клички давались филерам наблюдения. Если в департаменте полиции сомневались в тех или других сведениях, сообщаемых данным агентом, департамент требовал справку, кто он такой. Если эти сведения представляли какой-нибудь интерес, то они, без его ведома, совершенно секретно записывались в особую книгу и хранились под особым наблюдением заведующего отделом, под его личной ответственностью; таким образом, для рядового чиновничества дела эти оставались неизвестными, они были более или менее известны тем, в ком департамент был уверен. Знал только тот офицер, который вел дело, и заведующий всем отделом. Что же касается директора департамента полиции, товарища министра и министра, то спросите меня, спросите любого из министров, разве только Климович, который был начальником охранного отделения, у него, может быть, память известным образом специализировалась и он дольше помнит, — каждый из нас получал эти сведения только во время доклада; те сведения, которые доносились агентами, скользили по памяти и не оставляли особых следов. Только тогда остается в памяти след, когда человека знаешь, когда приходишь с ним в личное соприкосновение или когда его имя связано с крупным событием. Для лиц наблюдающих, для нас, важно было, чтобы освещение партии было правильно поставлено, чтобы было как можно больше сведений, чтобы эти сведения правильно группировались; на департамент полиции, на его особый отдел, было по этому поводу возложено, так называемое, проверочное наблюдение. Каждый донос проверялся на основании данных, имевшихся в департаменте полиции. Сведения, получаемые с мест, проверялись на основании сведений, идущих из заграницы, на основании литературы, которая всюду признавалась революционной, которая шла зеленым полем, т.-е. контрабандой, и которая посылалась из заграницы. Все это сводилось, концентрировалось по партиям, по отделам, по различным ячейкам; таким образом, достигалась известным образом большая или меньшая цельность впечатлений от того, что делается, какая идеология, какие стремления, реальна или нереальна психологическая постановка каждой партии, и так далее. Доклад о положении дел представлялся через директора департамента полиции товарищу министра и министру внутренних дел. Так что высшие чины министерства получали по каждому вопросу материал, прошедший, так сказать, сквозь большой проверочный фильтр. Было постановлено образовать кадр чиновников особых поручений (что и было создано при Трусевиче) для того, чтобы посылать их на места, для ревизионных объездов по России, чтобы знать, что делается. В это самое время, в 1912 году, как раз впервые состоялся выезд государя в Россию; это было время Бородинских торжеств и примирения государя с Москвой. Были различные придворные течения. Великий князь Николай Николаевич, в отсутствии А. А. Макарова (тот был заграницею), позвал меня и требовал представления ему твердых доказательств, что безопасность государя вполне обеспечена. Одним словом, многие были против поездки государя на Бородинские торжества, но Коковцов стоял на той точке зрения, что это способствует сближению царя с народом.

Председатель. — Почему вы относите к 1912 году первый выезд государя в Россию и первое его примирение с Москвой, когда в сентябре 1911 года бывший император был вместе со Столыпиным в Киеве?

Белецкий. — Я говорю — в смысле торжественности, про торжественную поездку, связанную с известным моментом. Он в Москве не был с 1905 года. Это была печать его неудовольствия на то, что Москва стала во главе этого движения.

Председатель. — Вооруженного восстания? Так что это был гнев на Москву. Пожалуйста, продолжайте ваш общий очерк.

Белецкий. — Этот выезд заставил произвести объезд крупных центров России для того, чтобы узнать партийные дела. Ездил Виссарионов; затем же была совершена поездка заграницу, чтобы узнать, какие там настроения. У полковника фон-Коттена была тогда агентура, которая говорила о возможности боевых выступлений, приуроченных к этому торжеству или к Романовским торжествам 1913 года. Он с уверенностью утверждал, что покушение на бывшего императора должно совершиться. Вот почему, когда эти сведения были получены, об этом было доложено дворцовому коменданту, кажется, Дедюлину. Пошли разговоры, я был вызван к великому князю Николаю Николаевичу. Я считал, что первая поездка будет безусловно безопасна и даст возможность царю сблизиться с народом; и в этом я был прав, поездка оставила у царя самое приятное воспоминание. К этому времени состоялся объезд всех крупных революционных очагов.

Иванов. — Когда это было?

Белецкий. — Объезды России продолжались во все время моего директорства. В ту минуту, когда я хотел знакомиться с деятельностью на местах, мое внимание обратили некоторые явления, которые, с моей точки зрения, нуждались в известном освещении. Так, например, при Трусевиче каждое открытие типографии влекло за собой отпуск больших денежных сумм лицам, открывавшим ее. Расследование некоторых случаев показало мне, что тут были злоупотребления.

Председатель. — В чем выразились злоупотребления?

Белецкий. — В том, что типографии ставились; это не была настоящая типография, революционная, это была так сказать типография агента охранного отделения: он сам ее ставил, а затем давал возможность раскрыть и арестовать тех лиц, которых собирал.

Председатель. — И, таким образом, получить вознаграждение?

Белецкий. — Нет, не скажу, чтобы получить вознаграждение. Вся система была отрицательная. Золотарев и я, мы упразднили это. Это дало нам возможность, при более крупных явлениях, посылать то или другое лицо проследить за лицами, стоящими во главе розыска в революционном пункте. Затем — 1913 год; это был год большой, год Романовских торжеств; он также заставил иметь особое наблюдение за местными организациями, совершать громаднейшие объезды, и так далее.

Председатель. — Через того же Виссарионова?

Белецкий. — Виссарионов был не один. Он заведывал политическими отделами в более крупных центрах. Не только Виссарионов, но большинство чиновников особых поручений, например, Губонин, Дьяченко, Броецкий, чтобы дать возможность внести некоторую законность в эту область.

Председатель. — Вы дали нам очень интересный общий очерк. Позвольте теперь задать вам несколько вопросов. По поводу назначения Курлова, вы упомянули о том, что в него, в 1904 году, была брошена провокационная бомба Жученко, сотрудницею Климовича. Что дало вам основание сказать, что это была провокационная бомба?

Белецкий. — Я в это время не был в департаменте полиции и могу сказать только то, что приходилось слышать. Жученко была исключена из партийной среды, должна была скрыться, бежала и последнее время жила заграницею.

Председатель. — Вы сказали, что, во исполнение реформы Трусевича, в порядке ускоренного законодательства, был создан ряд должностей чиновников особых поручений. Что называется порядком ускоренного законодательства?

Белецкий. — Не в форме проведения через законодательные учреждения, а в период между-думья, если не ошибаюсь, в 1905 году.

Председатель. — Вы сказали, что Еремин выделил совершенно секретный отдел из особого отдела. В чем заключалась реформа?

Белецкий. — Вот, например, эта комната. Сидят офицеры, которые ведают делами сотрудников. В другой комнате, положим, сидит чиновник Зыбин, который занимался тем, что письма переводил.[*] Вот все то, что относилось к секретному сотрудничеству, Еремин сосредоточил в руках своих и в руках офицеров, у которых есть своя честь, мундир и т. д. Он давал возможность верить в полную изолированность.