Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 3

• Название: Падение царского режима. Том 3
• Автор: Павел Щёголев
• Издательство: Государственное издательство
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1925

Третий том "Падения царского режима", изданный в 1925 году, содержит материалы Комиссии Временного правительства по расследованию должностных преступлений высших деятелей царского режима, а именно, допросы: начальника С.-Петербургского охранного отделения А. В. Герасимова, начальника дворцовой охраны А. И. Спиридовича, дворцового коменданта В. Н. Воейкова, министра внутренних дел Н. А. Маклакова, заведующего охраной Распутина М. С. Комиссарова, директоров департамента полиции П. Г. Курлова и М. И. Трусевича, ближайшего друга царской семьи и Распутина А. А. Вырубовой, товарища министра внутренних дел С. П. Белецкого, председателя совета министров И. Л. Горемыкина, поклонницы Распутина О. А. Лохтиной, вице-директора департамента полиции, позже члена совета по делам печати и председателя петроградского комитета по делам печати, ещё позже члена совета министра внутренних дел С. Е. Виссарионова, а также показания члена 3 и 4-й государственной думы меньшевика Н. С. Чхеидзе.

---

Председатель. — Так что, по вашему мнению, в настоящий момент нет государства, которое не имело бы на своей службе Азефов и не совершало убийств очень высоких должностных лиц при участии, содействии или, по крайней мере, с ведома своего агента, получающего за это деньги?

Трусевич. — Я думаю, что надо различать. Участие в таких действиях, это такое ненормальное явление, которое ни с какой точки зрения не может быть терпимо.

Председатель. — Но оно терпелось. Вы говорите, что Азеф существовал целый ряд лет.

Трусевич. — Я говорил: если он существовал, кажется — существовал. Во всяком случае, я не знал, кто это был. Я просил бы отметить, что личность этого агента была неизвестна мне. Если взять положение департамента полиции во Франции, то там — то же самое, у них те же сотрудники в анархических организациях, потому что там идет борьба с анархией. Возьмем самую упрощенную форму государственного строя — вольный город Гамбург. Я перед реформой полиции осведомлялся: там ведут борьбу с легализированными обществами, которые подрывают существующий там строй, и точно также там есть люди, состоящие в этих обществах и доставляющие сведения.

Председатель. — Мы говорим об инструкции, которая была выработана в 1907 году. Какое участие вы принимали в разработке этой инструкции по тайному и явному, т.-е. по внутреннему и внешнему наблюдению?

Трусевич. — Она была составлена, не помню, кем из членов департамента. Проект был мне представлен, и я его изменил. В каких отношениях я изменил и в чем дополнил, я не помню. Это было 10 лет тому назад.

Председатель. — Вы утвердили его?

Трусевич. — Насколько помню, он был утвержден министром.

Председатель. — Вы не помните, кто из чинов департамента полиции принимал участие в выработке этой инструкции?

Трусевич. — Она составлена особым отделением. Кто раньше принимал участие, я не могу сказать, — это было 10 лет тому назад.

Председатель. — Не было ли таких агентов — главнейших, — которыми бы ведал департамент полиции?

Трусевич. — В мое время не было.

Председатель. — Не было ли тайных, особенно секретных сведений в распоряжении департамента полиции, которые хранились бы в недрах самого департамента полиции?

Трусевич. — Особо секретных я не помню. Был архив. Может какие-нибудь старые записки. Одним словом, никакого специального помещения для хранения этих дел (вы в этом смысле спрашиваете) я не помню.

Председатель. — Не был ли этим помещением несгораемый шкаф, который стоял в комнате директора?

Трусевич. — Я такого распоряжения не делал. Должен сказать, что когда я вступил в должность, то департамент полиции функционировал уже много лет и, если какому-нибудь отделению было сказано, что оно должно хранить свои дела в таком-то ящике, то так это и делалось. Я не распоряжался этим.

Председатель. — Вы говорите, что выработка инструкции прошла при участии особого отделения. При вас особым отделением заведывал Васильев?

Трусевич. — Да, но не помню, был ли он в 1907 г.

Председатель. — Вернемся к делу с.-д. фракции 2-й Государственной Думы. Вам не стало известно, что и в деятельности этой группы принимали участие два важных агента — Шорникова и Бродский?

Трусевич. — Я, конечно, об этом был осведомлен, но не в то время, когда был директором департамента, а когда началось разоблачение по этому поводу в 3-й Государственной Думе.

Председатель. — Нет, я говорю о том времени, когда это дело создавалось.

Трусевич. — Это совершенно недопустимая вещь.

Председатель. — Вам неизвестно, что архив, т.-е. документы этой военной организации хранились некоторое время в петроградском охранном отделении?

Трусевич. — Безусловно нет. Это доказано?

Председатель. — Да, это устанавливается; т. е. в охранном отделении или в распоряжении тех лиц, которые руководили секретными сотрудниками.

Трусевич. — На это я ничего не могу вам сказать. Во всяком случае, это было бы, с моей точки зрения, недопустимое явление, чтобы они хранились в охранном отделении.

Председатель. — Вы не помните, что серьезным обстоятельством, инкриминировавшимся обвиняемым, являлось сочинение наказа войскам, — кажется петроградского гарнизона, — наказа, который был передан членам фракции с.-д. и был арестован.

Трусевич. — Насколько мне помнится, дело шло таким порядком: были произведены обыски, и, кажется, все это дело было сразу передано в руки судебной власти. Результаты обысков были мне, в общих чертах, доложены.

Председатель. — К этому-то именно я и веду свой вопрос. Не помните ли вы, что Столыпин желал иметь в руках, на просмотр, этот самый наказ еще до обыска и что желание это было исполнено, так как вы сделали соответствующее распоряжение? Наказ был получен чинами петроградского охранного отделения, и о нем было доложено вам, Столыпину и Макарову?

Трусевич. — Не помню этого. Может быть это в ряду общих докладов, так сказать, было. Я не знаю, может быть Герасимов и говорил мне о том, что выработан такой-то наказ и что содержание этого наказа известно ему, так как агент доложил ему об этом; это совершенно возможная вещь. Во всяком случае, я могу утверждать одно: что ни с чьей стороны не было никакой инициативы в создании этого наказа. А если наказ был известен сотрудникам, то очень может быть, что Герасимов сообщил о нем.

Председатель. — Как же вы можете утверждать это, если в других местах вашего объяснения вы говорите, что вы не могли входить в детали деятельности ваших подчиненных?

Трусевич. — Я же не завишу от доклада. Я допускаю совершенно, что если Герасимов был осведомлен об этом наказе, — может быть даже очень детально, — и если он доложил мне о нем, то я знал. Было ли это, я теперь за давностью времени припомнить не могу. Конечно, слышал, крупное дело было, но чтобы отдельные эпизоды помнить, — не могу. Я допускаю, что если Герасимов узнал об этом наказе и доложил мне, то я, может быть, и знал содержание этого наказа.

Председатель. — Т.-е., с вашей точки зрения, это допустимо? Вы знаете о наказе и предоставляете событиям течь своим чередом, допускаете, чтобы этот наказ куда-то несли, а потом загребали там кучу людей, которые, может быть, вовсе не были бы захвачены, если бы подчиненные ваши…

Трусевич. — Мне было бы интересно, если это установлено у вас, сопоставить сроки, когда, скажем, Герасимов мог узнать об этом наказе и через сколько времени после этого были произведены обыски?

Председатель. — Он сам говорил, что он знал заранее, что копия была доставлена.

Трусевич. — Я отвечаю на ваш вопрос. Если прошло два, три дня, то это не могло иметь такого значения. Я говорю, что подлинного наказа я никогда не видал, — это наверное, — и не думаю, чтобы подлинный наказ был в охранном отделении. Но если сотрудник воспроизводил его и даже детально, то все равно, этот наказ где-то был. Где он был, я не знаю. Это все детали такие, которые, конечно, трудно разобрать теперь, и я не знаю, было ли это в средствах агентуры.

Председатель. — Значит, вы думаете, что когда к вашему подчиненному приходит с этим наказом агент, то остается еще неясным, откуда агент получил этот наказ, — остается еще неясным то обстоятельство, что он был на собрании, принимал участие в обсуждении и редакции этого наказа, писал его и т. д.

Трусевич. — Может быть, этого и не было. Может быть, он лишь присутствовал при выработке его.

Председатель. — Вы думаете, что такой служака, как Герасимов, мог оставить неясной для себя эту часть объяснений агента?

Трусевич. — Я с агентурой никогда не имел сношений, так что не знаю, как техника происходит, но могу сказать…

Председатель. — Простите меня, как же вы хотите утверждать, что вы занимались только законодательством департамента полиции? Ведь несомненно, что это — основная задача ваша, основная работа ваша была.

Трусевич. — Нет, я смотрел так, что это одна из задач департамента полиции и моей работы. Но, если вы задаетесь целью выяснить какой-нибудь факт, скажем, дело социал-демократической фракции, то нужно выяснить при этом и положение директора департамента, принять во внимание тот крупный переворот, посмотреть на тот крупный переворот, который я произвел в департаменте, потому что я именно смотрел на департамент совершенно иначе.

Председатель. — Получается так, что нужно было реформировать департамент; для этого пришел Лопухин, затем вы, за вами следует, в качестве товарища министра, Джунковский, который тоже хочет реформировать, а департамент полиции живет до последнего времени попрежнему.