Вадим Каплун - Бурда-Моден

• Название: Бурда-Моден
• Автор: Вадим Каплун
• Жанр: Научная Фантастика

---

- А вино... Здесь есть вино?

- Есть. Все есть.

Театр абсурда! Пора уходить. Я снял ее с колен и встал.

- Ты еще сегодня приди. Пожалуйста, - что-то она почувствовала, занервничала. - Плохо тут... Плохо. Придешь?

- Ладно, - кивнув, я вышел.

Паралич конечно подслушивал.

- Что, капитан? Ежевичные торты?

- Молчи, сволочь, - равнодушно сказал я. - Слышал, так молчи.

Скучно это все, коллеги! Сливки в Приморском, ежевика осенью. Бред! Сегодня ее расстреляют и никаких тортов больше не будет. Никогда.

Море не успокаивалось, штормило баллов на пять. Погодка! Облака низкие, а толку-то? До Одессы я думал, в такую облачность не бомбят. Многие думали... Милый сюрпризец! И ведь предупреждал Баринов, папашка его в авиации служил. И точно, накрыли по приборам. Лучше солнце, веселее. Мэр подождет, охоту на Гулько начинать рано. Вечером стреляют чаще, меньше шансов засветиться. "Макаров" в такую работу не годится, "калаш" лучше, но здоровая дура, куда я с ней попрусь? Пора доставать вещицу.

Дома, на дне мешка лежала моя заначка. Стоила она мне часов и трех тысяч новых "гаврилок". Серьезная машинка неизвестной модели и калибра. Продавец не знал, а я не спросил. На Симферопольском толчке не спрашивают. Убедил ствол - арбуз пролетит. Мало патронов - половина ушла на пристрелку. Ничего, много не потребуется. Попадешь в голову, черепушку не соберут.

Дорогой мой заместитель, как тебя лучше перехватывать-то? Где ты есть? Где бываешь и что делаешь... Никогда не задумывался. Интересно. Поселок, пансионат, еще дом отдыха - повыше на горке, там теперь одни развалины. Пойду-ка я тебя поищу.

Поселок угасал, хотя народу оставалось несколько тысяч - по нынешним временам немало. Местные сбежали давно, но появились пришлые - с севера и востока. Наивные люди, помнившие Крым курортом, с персиками и пляжами. Персики-то остались, только сыт ими не будешь. Да и не до купаний, другие заботы. Холера. Пресную воду приходится таскать за два километра и это получается не часто. Все равно, приезжают на машинах, приходят пешком, занимают пустые дома и оседают, а некоторые уходят дальше. Одни рвутся на юг, другие на север, к запавшим в память магазинам Москвы и Питера. Великое переселение народов. Всегда меня умиляли оптимизм и живучесть. Дави, не дави... Копошатся, быт обустраивают. Эти, вон, собаку завели. Чем кормят? И вообще, мне недоступно, как можно сажать картошку, не зная доживешь ли до урожая. Ничего, одни сажают, другие копают... Едят третьи. Развал.

Я шел по бывшей улице, с трудом выдирая ноги из мутного коричневого киселя, с изредка попадавшимися в нем косточками гальки. Вдоль дороги торчали покосившиеся фонарные столбы, с которых по утру под вой и плач кого-нибудь снимали. Попадались скелеты машин - и поновее и совсем развалившиеся. Увязшие в грязи, размолоченные гусеницами, перевернутые, сброшенные на обочину, оставленные за ненадобностью... Дома стояли голые, страшные, от заборов не осталось и воспоминания, даже дров. Битые окна, умело и привычно занавешенные одеялами, а чаще драными лоскутными тряпками. Пепелища, огородцы, грядочки и деляночки с кучами гниющей ботвы. Взгляд натыкался на скрюченные серые фигуры с ведрами и лопатами. Неразличимые, словно высохшие убогонькие старушки, просившие милостыню в переходах московского метро.

На углу, где прежде стоял газетный киоск и сиживали местные алкаши, двое грязных мужиков пилили грязное ободранное дерево. С тупой пилой работа шла вяло. Странная мысль мелькнула вдруг в голове. Что если все эти заскорузлые, пилящие и копающие уродцы хором набросятся на меня? Наши далеко... Я замер, прислушиваясь к ощущениям. Тишина - ни мыслей, ни эмоций. Бесконечная усталость и тошный мертвый запах давно покинутого дома. Серое пустое пространство.

- Хреново шевелитесь, ребятки! Веселей давай!

Посмотрели и промолчали.

Потому они и здесь, что нет сил бежать и стремления выбираться. Тупик, край земли. Братская могила.

Налетевший с моря ветер донес запах дыма. Горела солярка. Принюхавшись, я зашагал быстрее.

У рынка жгли костер - ночки пекли картошку. Правда, солярки и в помине не было, горели остатки мебели, краденные дрова, дымили сырые ветки. Пламя гипнотизировало и я остановился, глядя в огонь. Крохотные оранжевые саламандры плясали на углях и танец их складывался в картинку. Далеко-далеко, за дымом, на склоне горы полыхал танк и черные фигурки перебежками двигались по склону. Треск огня сливался с выстрелами и криком... Что-то важное содержалось в этой картинке, но я никак не мог понять что. А когда почти разобрался...

- Что тут ходи-луди?! Иди к фой!

Один из ночков поднялся и пошел на меня, бормоча на своем чудовищном сленге, и тут же, будто по команде повернули ко мне ощеренные беззубые рожи остальные. Я засунул руку в карман. Ночек остановился.

- Тебя копать-табать нет. Иди к фой!

Не успел я отойти в сторону, как они мгновенно потеряли ко мне интерес, уставившись в костер, лопоча по-своему.

Смешной аристократ Уэллс - его фантазии хватило на дебильных морлоков. Человек, либо зверь. Мозги - инстинкт. Легко придумать, еще легче представить. Ночки - другое. Еще не звери, но уже не люди. Ума не занимать. Морлоки охотились ночью, от них спасал свет. От этих не убежишь. И не важно, что зовут их ночками. Они приходят когда хотят и берут то, что им нужно. Иногда убивают.

Ничего привыкли, постепенно привыкаем ко всему. Живучие как падлы и оптимисты редкие... Пропадает сахар, масло и мука - не страшно, хлеб-то не подорожал! Торговля по паспортам - еще лучше, нам больше достанется. Потом талоны. Пугают, но ненадолго, а когда и карточки не спасают от голода, выходим на толкучки, на натуральный обмен. Все как должное... Зависают над городами эскадрильи летающих тарелок, целители и чудотворцы избавляют от любой напасти кроме недостатка денег, маги торгуют своим умением в центральных гастрономах среди пустых полок и листовок зовущих на митинги. Пророки сулят странные вещи, ползут слухи один нелепее и страшнее другого. Верят, тем более, что некоторые оказываются правдой. А если ложь, все равно верят как в правду, ожидая худшего, надеясь на лучшее. И очереди, бесконечные очереди, за барахлом, которое больше никому не понадобится.

А рядом другое - автономии, суверенитеты, закрытые экономические зоны, спец-области, буферные районы. Территориальные споры, конфликты из-за городов, беспощадные и бессмысленные, дележ сотен метров ничейной земли, где ничего никогда не построят и не посеют. Переходят из рук в руки поселки и кварталы, сносятся церкви и вот католики жгут мусульман, не слушая призывов папы, а над песками реет зеленое знамя джихада... Нет согласия ни по одну сторону баррикад. Дворцовые перевороты, грызня за власть, путчи и импичменты. Сытин вырезает, приведших его к власти соратников и погибает сам - уцелевшие откусывают голову. Доброго царя-батюшку, генерала Могилевского находят мертвым в походной постели при странных обстоятельствах. Рейд на Москву откладывают, на престол вступает триумвират "боевых офицеров штаба". Водка течет рекой, она еще есть водка.

И горят тюрьмы. Бунты в лагерях, на лесоповалах и зонах, восстания в следственных изоляторах. Охрана бежит, бросая вышки, срывая погоны. Катит с востока лавина... Беспредел. Уголовщина. То, что называется уголовщиной, пока не возникнет новых названий - "аутизация", "реквизиция", "вычистка"... Главное - придумать термин. Страшно поначалу, когда его нет, когда не понял, что иного не будет, не принял новых правил игры. В конце концов стреляют вроде не в тебя. Пока. Ничего, привыкли...

Я сидел в Москве с двумя сотнями долларов, кладовкой набитой жратвой и боялся. Через полгода, удирая из обезумевшей столицы с "Макаровым" и банкой "Сельди иваси" в кармане я был спокойнее Мэн Цзы и потому уцелел.

В незапамятные времена здесь был рынок. Давно исчезли прилавки и навесы, от продмага осталась полуразрушенная кирпичная коробка. На пятачке, засыпанном молочно-белой скрипучей крупой разбитой витрины, толпились беженцы. Продавали часы, кассеты, пользованные шприцы, женские сапожки, календари за давно минувшие годы, фотоаппараты. Покупали зимние вещи, керосин, дрова, самогонку и еду, еду, еду... Скучно шла торговля, вяло и невесело. Не продавали, перешептывались, испуганным стадом сбившись в кучу. В стороне торчали мрачные, непохмеленные Малой и Пух. Перед ними, не отрывая рук от лица, стоял на коленях скрюченный мужик. Хлестало хорошо...

- Развлекаетесь?

Пух пробурчал неразборчивое, а Малой жизнерадостно сообщил:

- Это ж, гнида, спекулянт!

Спекулянт забормотал было, но, захлебнувшись, умолк.

- Гулько не видали?

Пух кивнул.

- Он у бабки яблоки покупал! - ухмыльнулся Малой.

- Покупал? - мне показалось, что я ослышался.

- Вот и я тоже, думаю, че он, сбрендил? Пошел, да взял - все дела.

- Он тут часто покупает для бабы своей... - Пух замолк, уставившись под ноги.