Вадим Каплун - Бурда-Моден

• Название: Бурда-Моден
• Автор: Вадим Каплун
• Жанр: Научная Фантастика

---

Исчезают в выгребных ямах книги, уходит в ничто все, связанное с малейшим напряжением мысли. Осталась "Ламбада", но ее скоро забудут. Новое время - новые песни.

Я поднялся и зашагал обратно в поселок. Малолетки брели следом, скалились издалека, но ближе подходить не рисковали. Пока. Они придут, но не завтра, позднее - лет через десять. Тогда меня не станет, а раз так, плевать. Жаль, не посмотреть чем кончится... Опять закрутилась, зажужжала машинка привычных рассуждений... У ямы есть дно, рано или поздно долетим. Шестая часть суши. Ну ладно, пусть, теперь поменьше... Конец наш будет страшен и показателен. Шахты и мобильные установки, придерживаемые "до лучших времен", выдадут "на гора" продукт... Всеобщий "бэнц" с пиротехническим эффектом. В лучшем случае Европейский Союз плюнет на резолюции ООН и добрые джентльмены придут к нам с чудесами гуманизма, демократии и пищевой промышленности. Хотя, нам чудеса, как слепому слайдоскоп... Не парламент нужен, а терминатор. И ждали ведь, и звали, и казалось вот она - стальная рука... Даже две руки. Но Гурова застрелили на митинге недоумки, вообразившие себя Освальдами-Каплан, а Степцов не потянул. Ущербный архитектор с замашками бесноватого прапорщика. Были и еще... Никто не угодил, ломались, щеки надували, выбирали... Ублюдки! Иного не заслужили.

Эти ублюдки иного не заслужили. Едва они допилили дерево, появился Петрович с Сашком. Он мужиков давно заприметил. Холода, зима на носу, надо чем-то топить... Мужики не пикнули, принялись распиливать бревно на части. Все так же угрюмо и безразлично - маленькие заводные уродцы... С тупой пилой работа шла вяло.

Сашок курил, да покрикивал, лениво матерясь - повышал производительность труда. Петрович, укоризненно улыбаясь, по-отечески одергивал несдержанного Сашка.

- Как машина?

- Хорошая машина, - неспешно покивал Петрович. - Ухоженная.

- Ты ее сюда подгони, дрова отвезешь.

- Зачем бензин жечь? - удивился он. - Добрые люди отнесут, уважат! Кивнул на мужиков, задумчиво глянул на небо и протянул: - Темнеет скоро... Пора идти, что ль? Девка, поди, заждалась.

Будто с внучкой на прогулку. Ответить я не успел, увидел Ярошина.

- Станислав... м-м-м... мне хотелось бы...

- Потом! - я отвернулся, но он схватил меня за рукав. Я едва не упал. Скрипнул зубами, рука сама рванулась к карману за "Макаровым".

- Что?

- Вы соображаете, что творите? Это безобразие!..

- Бе-зо-бра-зие, - я покатал на языке полузабытое слово. - Кто же это... безобразит?

- Ваши люди ограбили одного из жителей поселка, забрав его машину. Когда он не подчинился, они вывели его во двор, облили бензи...

Я покосился на Петровича. Зараза! С шумом, с дымом - это мы можем, это да! Виновато и грустно улыбаясь, Петрович пожал плечами.

- Ты уж меня прости... Может, что не так...

Мэр не слушал, нервно мял ладони, умываясь воздухом. Смертник. Они были обречены - мэры, прибалтийские бургомистры, председатели многочисленных Советов Запсиба, городские головы, старосты, старейшины, старшины. Мальчики для битья требовались любой власти и любая власть била в них как в бубен. Регулярная часть, вступая в местечко, назначала представителя из гражданского населения. Изыскивали на месте, привозили в обозе, в кузове, на броне. Когда военные отступали, мэра сменял председатель или староста. Умирали они, как правило, смертью мучительной и нехорошей, но желающие не переводились. Сребролюбцы, утописты по Марксу, Пелевину и Крайнову, жаждущие воплотить планы мирового переустройства, сумасшедшие калифы на полчаса, рвущиеся к призрачному трону, сексуальные маньяки, уставшие от работы и сублимирующие свои разнообразные страсти...

- Я рассчитывал на честное сотрудничество, полагал, что буду полезен... Помните наш разговор? Вы обещали разумное, хотя бы минимальное соблюдение норм...

Смертник. Он даже был мне симпатичен - представитель вымирающего рода абстрактных гуманистов. Мягкий, спокойный человек - про таких раньше говорили "порядочный". Последний уцелевший кирпич взорванного здания.

Был он медиком, "спинорезом" и уцелел. Вначале, конечно, не разбирались - интеллигентов резали как бройлеров. Но первый угар прошел, уцелевшие "умники", "очкарики", перекрасившись, попрятались по глухим местам, оказалось, что без некоторых обойтись сложно. Сыпняк не щадил никого, а массовые расстрелы зараженных помогали плохо. Уцелевших "спинорезов" обласкивали и привечали всюду - от Норильска, до Владикавказа.

- Я поверил вашим уверениям, согласился оставить клинику! Глупость какая! Я в сто раз больше пользы тогда приносил!..

Смертник. Лучше бы тебе не лезть в эту кашу. "Клинику оставил"! Тоже мне, Булгаков... Он был неплохим врачом, я знаю. Резал, обрабатывал ожоги, колотые и рубленные раны, прописывал то, что можно было достать или украсть, химичил в лаборатории... Какой винтик слетел с нарезки в твоей голове? Переоценил авторитет, решил не размениваться на мелочи? Помогать, так помогать... Тебя же и уговаривать не пришлось, сам явился.

Я уже прочел в нем дальнейшее и я знал, как поступлю. В варианте с Гулько и Галей имелся единственный недостаток - невозможность придержать Ирку до завтра. Первым взбрыкнет Гулько, вторым - Петрович. Мне не хватало единственной ночи. Ярошин дал мне ее.

- Я отказываюсь работать с вами! Достаточно! Можете не считать меня мэром, я ухожу!

Смертник. Предчувствие, с утра тянувшее кишки, исчезло и это было лучшим признаком правоты. Ежевичный торт... Мэр не стоил крошечного кусочка ежевичного торта. А теперь надо сыграть поубедительней.

- К сожалению, вы не уходите. Видимо, вы не отдаете себе отчет в том, что сказали... - я говорил негромко и очень вежливо, с трудом подбирая забытые слова. Петрович застыл, глядя дикими глазами.

- Мы не можем позволить себе вашей отставки - слишком сложная ситуация на побережье. Непозволительная роскошь - демонстрировать нашу слабость...

Я повернулся к Петровичу.

- Сейчас вы, Николай Петрович, возьмете его, проведете несколько раз через поселок. Пусть увидит побольше народу, неплохо собрать толпу... Расстреляете на пристани, далеко водить не надо. Тело не убирать.

Такого лица у Петровича я не видел никогда. Почтение. Восторг и уважение. Раб. И зверство его от рабства. Последние три года у него было все. Не хватало единственного - вождя. Теперь у него есть я и он уничтожит любого, указанного мной. Завтра я укажу ему Гулько.

- Это мы сейчас, - зачастил Петрович. - Быстренько... Он сделал знак Сашку и тот, словно ждал, с разворота ударил Ярошина в лицо. Брызнули в стороны очки.

- Не калечить!

Я закурил, глядя как Сашок откачивает мэра. Прислушался к ощущениям. Было хорошо, как после парной. Спокойно, чисто, пусто.

- А девочку? - заглянул в лицо Петрович.

- Оставите мне.

Петрович понимающе заулыбался, закивал и метнулся к Сашку поторапливать. Они подняли исходящего кровью Ярошина и погнали вниз, к рынку. Смешно, всегда думал, что Голгофа - гора. Я смотрел им вслед, а в голове, будто патроны в кармане, звенели, перекатываясь, две пустые, в сущности, никчемные мысли: "Хоть кому-то ты, мэр, помог" и "Ну и все. Все..."

Вот и мой черед подошел. Рано или поздно очередь доходит до каждого и ты принимаешь на свою шкуру, считанное прежде голой теорией. Теоретики, мы знали это отлично, сочувственно качая головами, читали в газетах, наблюдали в стеклах экранов. И про Вьетнам слышали, и Афган был. Вот она настоящая перестройка, перестройка психики. "Начни с себя". И кончи с собой... Я останусь здесь навсегда. Я хочу остаться. Прошлое исчезло, будущее отпало. Старый Стас умер, новый не родится. Люди мира и люди войны... Мое вечное сегодня - война, злой дождь, трупы в канавах и горящая солярка.

Финиш... Не щадя ботинок, без дороги поднялся наверх, к штабу. Костик сидел у рации, связи не...

А забавно, старые интеллигентские штучки дают себя знать. Красивости, монологи, "умру, не рожусь"... Придумка, лилейные мучения. Клеймо "очкарика". Кем был Ерш? Баллоны на ЗИЛе катал. И что поменялось? Ничего. Жить стало лучше, жить стало веселее. Проще. "Прихожу раз со смены, вижу она с соседом в койке и фуфырь пустой на столе. Я ей как заеду в лоб! Что ж ты, тварь, говорю, я ж его к выходным припас!"

Финиш... Петруха оказался на кухне. Две бутылки из-под "Пепси", заткнутые деревяшками, мутные, полные до краев...

Наивные были! Вздыхали "Быдло!", "Homo sovieticus!", диспуты в газетах. Ни черта не представляли. Сто раз скажи "дерьмо", дышать труднее не станет. "Не знаешь ты мужика, барин, не знаешь. А мужик, он..." Откуда это? Постой в очереди за водкой, внимательно вглядись,  вглядись  в лица. Особенно, стоящих в первых рядах. Заверни в пивную, если найдешь, поцеди разливного дрянца из баночки, послушай зверьков...

Финиш... Последняя чистая рубашка, стиранная еще в Симферополе. Умыться. Остатки пасты из тюбика ножом, на палец и по деснам, по деснам... Можно начинать. Зубами ее не подцепишь, внутрь надо протал...