Аманда Филипаччи - Обнаженные мужчины

• Название: Обнаженные мужчины
• Автор: Аманда Филипаччи
• Издательство: Амфора. ТИД Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-94278-820-0, 0-670-84785-2

Мощный дебют американки французского происхождения, сочетающий в себе парижский шик и бешеный драйв Манхэттена.

Это очень странная книга. Книга-загадка, перевертыш, книга с оптической иллюзией. Только что она была убийственно смешной комедией – и вот уже за иронией приоткрываются зияющие тайны бытия. Из каждого окна выглядывают обнаженные мужчины – изысканно-беспечные красавцы или неуверенные в себе невротики, они в любом случае несут фатальные известия. Логически просчитанная порочность «Лолиты» сменяется жутковатым кафкианским гротеском и утонченным кошмаром «Портрета Дориана Грея». Чем обернется эта книга для вас – решать вам.

---

– Это я, – певучим голосом отвечает Сара.

– Чего ты хочешь?

– Открой дверь.

– Я очень устал. Я уже засыпаю.

– О, ну давай же! У меня сюрприз.

Могу биться об заклад, что она купила мне шорты и попросит, чтобы я примерил их при ней.

– Я в самом деле неважно себя чувствую, – возражаю я.

– Я тоже. Не могу заснуть, поэтому мне просто хочется несколько минут поболтать, и тогда меня сморит сон. – Она умоляет, в точности как моя мать, когда наносит мне внезапные визиты в городе.

– А ты уверена, что не можешь просто почитать что-нибудь?

– Да, уверена.

Я с опаской открываю дверь. Сара входит, на ней белый махровый халат.

– Я пошутила, – говорит она. – У меня нет никакого сюрприза, я просто хотела, чтобы ты открыл дверь.

Она снимает халат и бросает его на пол. Она стоит обнаженная. Я хватаюсь за угол шкафа, чтобы не упасть на пол, как ее купальный халат.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я.

– Мне жарко. Не обращай на меня внимания.

Она ложится на кровать, включает радио и начинает щелкать по гостиничной Библии в ритм музыке, как метроном. Музыка классическая. Я поднимаю халат и набрасываю на нее.

– Пожалуйста, надень это или уходи из моей комнаты. Ты не должна ходить при мне голой.

Она сбрасывает халат.

– Почему? Я же всего только маленькая девочка. Детям можно ходить голышом. У тебя такой забавный вид, когда ты пытаешься быть резким.

– Ты не собираешься надеть халат?

– Нет, не собираюсь. Мне жарко.

– И ты не собираешься уходить?

– Нет. Мне хочется поболтать. Не спится.

Мне вдруг приходит в голову остроумная идея, которая наполняет меня гордостью. Я злорадствую, воображая, как она будет разочарована, причем она ничего не сможет поделать. Открыв ящик, я вынимаю один из моих длинных черных носков. С усмешкой я подхожу к стулу у окна, не глядя на Сару, хотя уголком глаза вижу, что она следит за каждым моим движением, – вероятно, с любопытством. Я сажусь на стул и завязываю себе носком глаза. Интересно, заявит ли она о своем разочаровании вслух или скроет его.

– Ты такой ханжа, Джереми, известно ли это тебе? – говорит она.

– Очень мило. А что еще новенького?

– Ничего новенького.

– Очень плохо. Так о чем ты хотела поболтать?

Я слышу, как она швыряет Библию на ночной столик. Теперь, когда у меня завязаны глаза, мне вспоминается обнаженное тело, которое я видел, и я рассматриваю его. Не могу отвести от него глаз. Это самое прекрасное и безупречное тело, какое мне приходилось видеть.

Сара смеется и усаживается ко мне на колени. Она довольно тяжелая для такой юной девочки.

– Попался! – говорит она.

– О, прекрати! – скулю я.

– Ты же не видишь меня, так какая разница? На мне мог бы даже быть космический костюм – это не имеет значения.

Она гладит мои волосы, играет с концом носка.

– Как ты думаешь, что бы мне такое сделать, чтобы уснуть? – спрашивает она.

– Вообрази, что ты медленно падаешь в темную дыру, как Алиса в Стране Чудес.

Она впервые целует меня в рот. Мои губы крепко сжаты. Я не дышу.

– Расслабься, – советует она. – Вообрази, что ты падаешь в темную дыру, как Алиса в Стране Чудес.

– Тебе бы следовало делать это со своим ровесником, – говорю я.

Она засовывает руки мне под свитер, ласкает мою кожу. Я парализован. Она меня возбуждает, и от этого я парализован. Мне невольно приходят следующие мысли: «Итак, она действительно этого хочет. Нельзя сказать, чтобы она не пыталась. Она, несомненно, очень старалась неделями, она делала все, что в ее силах, чтобы это произошло. Она будет ужасно оскорблена, если я отвергну ее сейчас. Возможно, это даже нанесет ей травму на всю жизнь».

И я заливаюсь краской стыда, представляя себе реакцию общества, если бы оно узнало о моих мыслях. Но эти мысли возвращаются, я ничего не могу с ними поделать: «Почему бы ей не заняться сексом в одиннадцать лет? Она определенно кажется готовой».

И словно в ответ на мои мысли Сара говорит:

– У меня был первый оргазм шесть месяцев тому назад, как раз через несколько недель после того, как впервые были месячные. Разве это не интересно? Я готова.

Мои мысли продолжаются: «Какая открытость! Какое бесстыдство! Кто знает, быть может, она акселератка, как те девушки в Африке. Я слышал, они делают это чуть ли не в пять лет. К тому же я вижу, что она просто умирает от желания это сделать. Это не просто невинная платоническая детская влюбленность. Это возбуждение и похоть. Несомненно. Я не знаю, что делать».

Я вынимаю из кармана свою ручку и упираюсь передним зубом в углубление в колпачке, хотя и поклялся, что никогда больше не буду это делать. Она кладет руку на мою ширинку, и это внезапно вызывает у меня автоматическое, рефлекторное неодобрение.

– Тебе бы следовало делать это со своим ровесником, – повторяю я, снимая ее руку и снова упираясь зубом в колпачок ручки.

Ручка соскальзывает и вонзается мне в нёбо. Появляется кровь. Я даже не тружусь ее сглатывать. Мой рот наполняется кровью.

– О, ты поранился! – восклицает девочка. – Это моя вина. Ты разнервничался из-за меня, и теперь у тебя идет кровь. Ты меня прощаешь?

Я киваю, чувствуя, как из уголка рта стекает капля. Она целует меня. Расстегивает пуговицу на моих брюках, затем молнию. Она встает и спускает мне брюки и трусы. У меня эрекция.

– О, вот, значит, как он выглядит, – замечает она.

Мне бы хотелось выразить ей неодобрение взглядом, но поскольку глаза у меня завязаны, приходится обходиться нижней частью лица, и я с упреком поджимаю губы.

– Да ладно, я пошутила, – говорит она. – Не забывай, что я живу в окружении обнаженных мужчин. Я на эти штуки насмотрелась.

Она пытается вытащить из-под меня мои брюки, но, несмотря на все усилия, ей это не удается.

– Не мог бы ты слегка подпрыгнуть? – спрашивает она.

Я не шевелюсь. Я не позволяю себе «подпрыгнуть», как бы мне этого ни хотелось. Она дергает за брюки то с одной стороны, то с другой, но у нее ничего не выходит. Я не помогаю ей – это было бы преступлением, а я был бы соучастником.

Вдруг она перестает тянуть и со смехом произносит:

– Ты так смешно выглядишь!

Да, можно себе представить. На какую-то секунду меня начинает душить внутренний смех. Я ожидаю, что он прорвется наружу – хотя бы в легкой улыбке, которую невозможно сдержать, но паника, смешанная с желанием, подавляют улыбку – точно так бывает, когда передумаешь чихнуть. Ни один мускул не дрогнул у меня в лице. Никогда за всю свою проклятую жизнь я не испытывал такого сексуального возбуждения. Я воспринимаю все это гораздо серьезнее, чем она.

Я слышу, как рвется бумага. Похоже на фантик от конфеты. Я чувствую ее руки. Она надевает на меня презерватив. Вот этого я не ожидал. Мои глаза под носком широко раскрываются от изумления.

– Ты это делала раньше? – спрашиваю я.

– Нет, – отвечает она голосом, исполненным гордости. Она гордится своим умением, а не тем, что никогда не делала этого прежде. Я объясняю это, поскольку знаю совершенно точно, и мне не хочется, чтобы это не так истолковали.

«Нет, делала, лживый поросенок!» Эта бредовая мысль вдруг мелькнула у меня в голове без всяких на то оснований.

– Я не хочу подцепить от тебя неизлечимую болезнь, – поясняет она. – Или неизлечимо смертельную болезнь, или смертельно неизлечимую.

Как романтично!

– Я думала обо всех этих сочетаниях, – говорит она. Да, я вижу.

– Собственно говоря, – продолжает она, – мне бы также не хотелось подцепить от тебя ребенка, потому что тогда мне пришлось бы участвовать в одном из этих телешоу вместе с множеством других девочек, которым мало лет и которые забеременели. А сейчас я собираюсь снять с тебя повязку.

– Нет! – вскрикиваю я. – Мне бы не хотелось видеть твое лицо.

– Но я хочу, чтобы ты нас видел.

– Нет, потому что я не должен видеть твое лицо.

– С тобой так трудно, маленький испорченный цыпленок! – сердится она.

Она встает. Я слышу, как она ходит по комнате, роясь в вещах. Потом возвращается, садится на меня верхом и снимает повязку с моих глаз. Я издаю вопль. На мне сидит Микки-Маус. Нет, это же только маска. Сара изобретательна. Теперь мне не придется смотреть ей в лицо, я могу смотреть на Микки-Мауса. Она вводит меня в себя. Мышь непристойно ухмыляется. Кажется, что Микки-Маус веселится, но под маской Сара, должно быть, морщится от боли, сжимая зубы. Я не отрываю взгляда от черных глаз, мерцающих в прорезях маски, и они тоже пристально смотрят на меня. Мне бы хотелось видеть выражение ее лица, чтобы узнать, действительно ли она гримасничает от боли, или я это лишь воображаю. Я ничего не могу сказать с уверенностью. Мышь продолжает улыбаться, и музыка продолжает играть, и Сара даже знает, что при этом полагается двигаться. Я не двигаюсь. Я понимаю, что это эгоистично с моей стороны, но это противоречит моим принципам.

Она ударяет меня по руке.