Мартин Бут - Американец, или очень скрытный джентльмен

• Название: Американец, или очень скрытный джентльмен
• Автор: Мартин Бут
• Издательство: Издательская группа «Азбука-классика»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9985-1173-8

Мартин Бут (1944–2004) — английский писатель и сценарист, номинант Букеровской премии (шорт-лист), автор тринадцати романов, переведенных на многие языки. По роману «А Very Private Gentleman» («Очень скрытный джентльмен») в 2010 году снят художественный фильм «Американец» с Джорджем Клуни в главной роли.

«Я — синьор Фарфалла. Господин Мотылек. Здесь считают, что так я зарабатываю на жизнь — рисуя бабочек и мотыльков. Это очень удобное прикрытие. Точно отобразить одно из этих созданий — нелегкая задача, она требует внимания к деталям. Только благодаря неустанному пристрастию к деталям я до сих пор и жив.

Моя работа — создавать подарочную упаковку для смерти. Я торговец смертью, я судия, который может вызывать смерть к существованию с той же легкостью, с какой цирковой фокусник достает голубя из платка. Я не творец смерти. Я лишь организатор ее доставки. Я — портье смерти, ее коридорный. Я проводник на пути во мрак. Человек, держащий руку на выключателе.

Именно поэтому я — сторонник преднамеренных убийств. Нет смерти лучше. Смерть должна быть благородной, опрятной, безоговорочной, точной, уникальной. Ее красота — в ее завершенности. Это последний мазок кисти на полотне жизни, последнее цветовое пятно, довершающее картину, придающее ей совершенство.

Смерть должна быть аккуратной, точной, как хирургический разрез. Жизнь — тупой инструмент. Смерть — это скальпель, острый, как вспышка».

---

Ей нужно объяснение, но я не считаю, что обязан его давать.

— Не спрашивай.

— Значит, ты…

Вопрос не прозвучал, но я знаю, что у нее в мыслях.

— Нет. Не ворованные. Я не грабил банков. Я их заработал.

— Но так много…

— Не говори никому, — советую я ей. — Если положишь в банк, с тебя снимут налоги. И люди узнают. Просто молчи и трать понемногу.

Она кивает. Она итальянка. Мой совет — напоминание, а не откровение. Для нее такая сумма — это яхта больше двадцати метров в длину.

Слезы катятся у нее по щекам, она прерывисто дышит, будто пробежала от самого озера. Я вдруг соображаю, что она совсем не накрашена, но ее красота безупречна и без этого, и я смущен ее красотой и ее слезами.

— Ну, не надо.

Я пальцем вытираю ей слезы, размазываю влагу по щекам. Медленно-медленно она поднимает руку к моему лицу, обхватывает пальцами подбородок. Глаза мокры от новых слез, но дыхание выровнялось. Она нагибается и целует меня так легко, что я едва ощущаю поцелуй. Ей нечего мне сказать, а кроме того, она не знает подходящих слов.

Я разливаю шампанское в два пластиковых стаканчика и один даю ей, предварительно опустив туда клубничину. Она делает глоток, и слезы перестают течь.

— Не будем больше говорить о любви, — прошу я негромко. — Просто выпей и полюбуйся на то, что вокруг!

Я взмахиваю стаканчиком, очертив этим движением всю долину. Она смотрит вниз, на цветущий луг и на озеро. Цапля вернулась и теперь охотится на мелкую рыбешку, а тени под деревьями делаются все гуще, по мере того как солнце клонится ниже. Я слежу за ее взглядом, но мои глаза то и дело возвращаются к куче камней, скрытых вьющимися растениями. Мысленно я вижу на них абрис мишени. Бабочки, танцующие в воздухе, — это клочки картона.

Открываю двери, ведущие во двор. Синьора Праска оставила включенной тусклую лампочку у подножия лестницы. Среди ночной тишины плеск фонтана кажется громким.

Я держу Клару за руку и прикладываю палец к губам. Разувшись, мы крадемся вверх по лестнице, там, где из прохудившейся трубы подтекает вода, холод камня пробирает ступни почти до боли: похоже, пока мы были в горах, в долине прошел дождь. Я отпираю свою квартиру и ввожу Клару внутрь, аккуратно закрываю дверь и зажигаю настольную лампу.

— Ну, вот ты и здесь. Вот мой дом. Хочешь чего-нибудь выпить? У меня есть вино и пиво.

Она не отвечает на мое предложение, она осматривается. Я вспоминаю о своей клиентке, которая осматривала комнату на предмет потенциальной опасности. Клара оглядывает ее с любопытством. Замечает картины на стене.

— Это ты нарисовал? — спрашивает она недоверчиво.

— Нет. Я их купил.

— Вот и хорошо. Ты рисуешь гораздо лучше. Она подходит к книжным полкам, слегка наклоняет голову на сторону, читает названия на корешках.

— Можешь взять почитать какую хочешь. Я не очень много читаю.

Она подходит к столу, смотрит на лежащие там зарисовки, в основном это тот самый парусник. Она вглядывается внимательнее.

— Вот это хорошо. У тебя не должно быть уродливых картинок на стене. Только те, которые красивее этих.

Я подхожу к ней, беру наброски, собираю в аккуратную стопку. Всего их десятка два.

— Эти я хочу отдать тебе. Они не на продажу и не для заказчика. Они для тебя. Повесь их дома. Будешь вспоминать долину.

Я аккуратно засовываю листы в большой конверт, она берет их и смотрит почти так же, как смотрела на пачку долларов.

— Grazie, — говорит она чуть слышно, — molto grazie, tesoro mio[102], — и аккуратно кладет конверт на стол. Подходит к окну и стоит там, повернувшись ко мне спиной, глядя на долину, залитую теперь скупым, слабым светом молодого месяца.

Немного полюбовавшись ею, я выхожу на кухню и возвращаюсь с двумя бокалами «Фраскати», даю ей один и снова беру ее руку.

— Salute![103] Клара.

— Evviva![104] — отвечает она почти совсем серьезным голосом и, отпустив мою руку, возвращается к столу.

— Я хочу жить здесь. С тобой, — говорит она без экивоков. — Хочу здесь жить и заботиться о тебе.

Я не отвечаю. Вдруг приходит нестерпимая боль. Ее желание — теперь и мое желание, и мне страшно хочется, чтобы будущее было именно таким, чтобы в нем было место для Клары.

Но чертов выходец из тени, который отказывается переходить к действию, перечеркивает все это. Если бы только он бросил свою реплику, сделал свой шаг, можно было бы все уладить. Если он намерен меня шантажировать, ну и пускай: я ему заплачу. А потом выслежу его и убью. Все будет обставлено как несчастный случай, как самоубийство.

Кларе сейчас нельзя перешагивать вместе со мной через границу между прошлым и будущим, как бы мне ни хотелось забрать ее с собой. Я выбрал свою игру, я составил свод правил, по которым живу, и их нельзя нарушать, от них нельзя отклоняться, мне нечем сейчас подкупить богинь судьбы. Я, как Фауст, попался в свои собственные силки.

— Пойдем со мной, — зову я после долгой паузы.

Она хочет поставить вино на стол.

— Возьми его с собой.

Наверное, синьора Праска была права. Этой лоджией нужно с кем-то поделиться. Я веду Клару по коридору, мимо первой спальни. Она заглядывает туда и останавливает меня, тянет внутрь.

— Нет. Не сейчас. На это будет время…

Это ложь. Я в силках обстоятельств, и, глядя в ее лицо в лунном свете, я отчетливо понимаю, что будущее не имеет вариантов. Оно столь же неизменно, как и прошлое, столь же неотвратимо и предсказуемо, как рассвет.

— Ты живешь такой… vita spartana[105].

Я смотрю на жесткую постель, на бамбуковый стул и комод из соснового дерева. В тусклом свете луны, просачивающемся в щели ставен, комната выглядит почти зловещей.

— Да. Не люблю финтифлюшек.

— Но такой кровати нам с тобой хватит. Нам вдвоем.

— Пойдем со мной, — повторяю я, и мы вдвоем поднимаемся по коротенькой лестнице на лоджию.

Клара останавливается у железного стола и осматривается. Город почти не движется, но звучит. Еще нет и одиннадцати, машины рывками продвигаются по узким улицам, в некоторых домах в отдалении еще горит свет. Но не слышно ни музыки, ни человеческих голосов.

— Отсюда видно ту долину. Если утром прошел дождь, то на закате можно рассмотреть абсолютно все — замок, предгорья и горы, деревни. Почти что до… — я осекаюсь, но теперь уже поздно, фраза уже сложилась у меня в голове, и Клара знает, что должно прозвучать: —…до нашей долины.

Она поднимает глаза к куполу с нарисованным небом — он слегка освещен, звезды мерцают.

— Ты нарисовал это небо?

— Нет. Ему много веков.

— Здесь, — отвечает она, — нам всем много веков.

А потом от холма у собора, с верхних ступеней мраморной лестницы, до нас долетают текучие звуки флейты. Грустная музыка плывет в воздухе, будто исходит не с пьяццы перед собором Святого Сильвестра, а из пустых провалов давно забытого прошлого. Он сейчас не уличный музыкант, он менестрель, играющий при дворе времени, волшебник, чья мелодия может оплести вас чарами любопытства и остановить стрелки часов.

Клара целует меня и шепчет, что хочет в постель, но я останавливаю ее. Уже поздно, спина у меня обгорела, говорю я. Мы дважды сегодня занимались любовью, продолжаю я, сначала в озере, а потом когда допили шампанское — и груди ее были липкими от него. Я напоминаю, что завтра ей на занятия. В другой раз. Так что она допивает вино и ставит бокал на железный столик. Мы спускаемся вниз, проходим по коридору, через гостиную, через входную дверь. Клара чуть не забыла свои картинки, пришлось ей напомнить. Она не хочет брать. Всегда ведь можно посмотреть на них и здесь, но я настаиваю. Я провожаю ее до Пьяцца дель Дуомо — она помахивает сумкой, в которой лежат мои рисунки и ее будущее.

— Когда увидимся?

— В субботу.

— А как ты позвонишь?..

— Найдешь ко мне дорогу?

Она лучезарно улыбается. Ей кажется, что она взломала мою дверь, взяла штурмом мои укрепления, перекинула мост через ров моей скрытности.

— Да, — отвечает она многозначительно.

— Хорошо. В десять.

Она легко целует меня в губы.

— Buona notte, il Signor Edmund Farfalla[106].

— Спокойной ночи, Клара, дорогая, — отзываюсь я и смотрю, как она уходит — походка легкая, юная, беззаботная. На углу Виа Ровиано она поворачивает налево, еще раз махнув мне, прежде чем исчезнуть.

Солнце било в окно, когда синьора Праска разбудила меня, вежливо постучав в дверь и тихо окликнув меня по имени. Я с усилием сел, потому что спина болела, а глаза ломило от усталости. Я ненароком задремал на диванчике в гостиной и провел на нем беспокойную ночь, во сне ворочался и потянул спину. Голова, впрочем, была ясной: я никогда не позволяю себе выпить лишнего. Посмотрел на наручные часы. Чуть больше девяти. Я уже много лет не вставал так поздно и мимоходом подумал, что так оно, наверное, и полагается на пенсии.