Роджер Желязны - Девять принцев в Янтаре

• Название: Девять принцев в Янтаре
• Автор: Роджер Желязны
• Издательство: "Terra Fantastica" МГП "Корвус"
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1992
• ISBN: 5-7921-0001-2

Роджер Желязны — один из самых популярных авторов в мире любителей фантастики. Жанр фэнтези — истинное призвание мастера. И наиболее ярко его талант раскрылся именно в этой ветви фантастики. Самым известным циклом его романов стал романтический «янтарный» цикл, посвященный вечному городу Янтарю — хранителю сущности мира — и принцам королевского клана лорда Оберона. Путь Истины, по которому в Тени, отбрасываемой Янтарем, идет принц Кэвин, — необычен, жесток и может вовсе не быть Путем Истины. Но на тени Земля принц обрел новое знание и… Впрочем, это всего лишь аннотация.

---

— Какой способностью?

— Любить, — ответила она.

— Может быть, я выбрал неверное слово.

— Сомневаюсь, — сказала Мойре, — потому что баллады Кэвина трогают струны души.

— Леди добра.

— И права, — добавила она.

— Когда-нибудь я подарю тебе балладу.

— Кем ты был, пока жил в Тени?

— Мне кажется, повелительница, — профессиональным солдатом. Дрался за того, кто мне платил. Ну а кроме этого, я сочинял слова и музыку ко многим хорошим песням.

— И то, и другое кажется мне вполне естественным.

— Прошу тебя, скажи, что будет с моим братом Рэндомом?

— Он женится на моей подданной, девушке по имени Виалль. Она слепа и не имеет любовников среди наших.

— И ты уверена, что для нее это будет хорошо?

— Таким образом она завоюет себе хорошее положение, — ответила Мойре, — несмотря на то, что через год он уйдет и больше не вернется. Ведь что бы о нем ни говорили, он все-таки — принц Янтаря.

— Что, если она полюбит его?

— Разве кто-нибудь может это сделать?

— Например, я. Я люблю его как брата.

— В таком случае, впервые принц Янтаря произнес такие слова, и я объясняю их только твоим поэтическим темпераментом.

— Тем не менее, — сказал я, — надо быть твердо уверенным, что для девушки — это лучший выход.

— Я обдумала и убеждена. Она оправится от удара, сколь бы силен он ни был, а после его ухода Виалль будет одной из первых дам моего двора.

— Пусть будет так, — ответил я, отворачиваясь, потому что неожиданно на меня накатила печаль — за бедную девушку, конечно.

— Что я могу сказать? — добавил я. — Возможно, ты поступила правильно. Я надеюсь, — я взял ее руку и поцеловал.

— Ты, лорд Кэвин, — единственный принц Янтаря, которому я могла бы оказать поддержку, — сказала мне Мойре, — тебе, да, может, еще Бенедикту. О нем ничего не известно уже двенадцать лет и еще десять, и один Лер знает[15], где могут лежать его кости. Жаль.

— Я этого не знал, — сказал я. — Моя память сломана, стерта. Пожалуйста, побудь со мной… Мне будет недоставать Бенедикта, не дай бог, если он мертв. Он был моим Учителем Оружия и научил владеть всеми его видами. Но он был кроток.

— Как и ты, Кэвин, — ответила она, беря меня за руку и притягивая к себе.

— Нет, это не так, — ответил я и присел на ложе рядом с ней.

Затем Мойре заметила:

— У нас еще много времени до обеда.

Затем она прильнула ко мне мягким плечом.

— А когда мы будем есть? — спросил я.

— Когда я прикажу, — ответила она и посмотрела мне прямо в глаза.

Что ж, я притянул ее к себе, нащупывая застежку пояса, скрывающего нежность ее живота. Под поясом было еще нежнее, мягче, и волосы ее были зелеными.

На этом ложе я подарил ей балладу. Губы ее ответили без слов.

После того, как мы отобедали, — и я научился искусству есть под водой, о котором я расскажу подробнее, если в этом возникнет необходимость, — мы встали из-за стола, накрытого в высоком мраморном зале, декорированном красными и коричневыми сетями и канатами, и пошли назад по длинному коридору, а затем все глубже и глубже в море по спиральной лестнице, которая вилась в абсолютной темноте и сияла. Шагов через двадцать мой брат вдруг энергично сказал:

— Затрахало! — сошел с лестницы и поплыл рядом с ней.

— Так быстрее, — пояснила Мойре.

— И идти нам долго, — подсказала Дейрдре, которая знала об этом по Янтарю.

Мы сошли с лестницы и поплыли вниз, в темноту, рядом со светящейся, скручивающейся лестницей. Прошло минут десять, прежде чем мы достигли дна, но когда ноги коснулись пола, мы выпрямились без какого-либо стремления всплыть. Несколько небольших факелов в нишах освещали нам путь.

— Почему эта часть океана — копия Янтаря — так не похожа на воду в других местах? — спросил я.

— Потому, что так должно быть, — ответила Дейрдре, и ответ ее обозлил меня.

Мы стояли в огромной пещере, из которой по всем направлениям уходили туннели. По одному из них мы и пошли.

Во время чертовски долгого пути мы считали боковые проходы: некоторые с дверями или решетками, некоторые без.

У седьмого по счету мы остановились. Он был закрыт тяжелой серой дверью из чего-то вроде сланцевой плиты, обитой металлом, и раза в два выше меня. Глядя на эту дверь, я припомнил кое-что о размерах тритонов. Затем Мойре улыбнулась только мне, сняла со связки, висевшей у нее на поясе, большой ключ и сунула его в скважину.

Однако, повернуть не смогла. Вероятно, этой дверью давно не пользовались.

Рэндом заворчал, и рука его протянулась вперед, отбросив ладонь Мойре в сторону.

Он взялся за ключ правой рукой и повернул.

Раздался щелчок.

Затем он толкнул дверь ногой, и мы жадно посмотрели в комнату.

В комнате размером с бальный зал, было выложено то, что называлось Образом. Пол был черен и блестел как стекло. А на полу был Образ.

Он сверкал как холодный огонь — которым и был на самом деле — дрожал, лишал комнату вещественной плотности. От него исходило тонкое ощущение яркой, ясной силы, выложенной одними кривыми, хотя у самого центра и было несколько прямых отрезков. Он напомнил мне те фантастически сложные, неописуемые узоры, которые иногда машинально рисуешь, водя пером (или шариковой ручкой, так тоже бывает) по бумаге — но только в натуральную величину. Я как бы угадывал слова "Начало здесь" с одной из его сторон. Сам Образ был примерно сто ярдов в поперечнике по малой оси и ярдов сто пятьдесят в длину.

Это заставило зазвонить колокола в моей голове, потом пришла дрожь. Мой мозг отшатнулся от прикосновения к этому. Но если я был Принцем Янтаря, то где-то в моей крови, в моих нервах, моих генах эта модель была как-то записана и записана так, чтобы я был принят Образом, чтобы я мог пройти этот проклятый путь.

— Что я точно хочу, так это сигарету, — сказал я, и девочки захихикали, но слишком уж охотно и, похоже, с некоторыми визгливыми нотками.

Рэндом взял меня за руку и сказал:

— Это — тяжелое испытание, но в нем нет ничего невозможного, иначе нас бы здесь не было. Иди очень медленно и, главное, не позволяй себе отвлечься. Не волнуйся, когда с каждым твоим шагом будет подниматься вверх сноп искр. Они не причинят тебе вреда. Все время ты будешь чувствовать слабый поток, проходящий сквозь тебя, и чуть погодя словно опьянеешь. Но держи себя в руках, соберись, и главное — продолжай идти! Не останавливайся, что бы ни случилось, и не сворачивай с пути, иначе ты будешь убит.

Пока он говорил, мы шли вперед. Мы шли вплотную к правой стене, огибая Образ, двигаясь к его дальнему концу. Девочки шли за нами.

Я шепнул ему:

— Я пытался отговорить ее от того, что она тебе уготовила. Без успеха.

— Я так и думал, что ты это сделаешь, — сказал Рэндом. — Не беспокойся. Я могу выдержать даже год стойки на голове, и, может, меня отпустят и пораньше, если я им хорошенько надоем.

— Они выбрали для тебя девушку по имени Виалль. Она слепая.

— Великолепно, — сказал он. — Великолепная шутка.

— Помнишь об обещанном Регентстве?

— Да.

— Будь добр к ней, останься здесь на весь этот год, и я буду щедр.

Молчание.

Затем Рэндом сжал мне руку.

— Твоя подружка, а? — хихикнул он. — На кого она похожа?

— Идет? — медленно спросил я.

— Идет.

Затем мы очутились на том краю, откуда начинался Образ — у самого угла комнаты.

Я подошел и взглянул на линию, выложенную огнями, рядом с моей правой ногой. Весь свет в этой комнате давал сам Образ. Вода вокруг меня дышала холодом.

Я пошел вперед, поставив на огненную тропинку левую ногу. Взвились бело-голубые искры. Затем я сделал шаг правой ногой и почувствовал тот поток, о котором говорил Рэндом. Я сделал следующий шаг.

Раздался треск, и я почувствовал, как у меня начали подниматься волосы. Я сделал еще один шаг.

Затем тропинка стала круто заворачивать, почти повернула назад. Я сделал еще с десяток шагов, и мне показалось, что возникло легкое сопротивление. Как будто передо мной вырос черный барьер из непонятной материи, толкавший меня обратно с той же силой, с которой я шел вперед.

Я боролся с этим. И вдруг ясно вспомнил, что это называется Первой Вуалью.

Пройти ее означало Достижение — хороший знак, говорящий о том, что я действительно был частью Образа. Каждый шаг, каждый подъем ноги внезапно потребовали от меня чудовищного напряжения, из волос посыпались искры.

Я сконцентрировался на огненной линии. Я шел по ней, тяжело дыша.

Внезапно давление ослабло. Вуаль расступилась так же резко, как и возникла. Я прошел ее и что-то обрел.

Я обрел часть самого себя.

Я видел перед своим взором бумажную кожу и узловатые, похожие на палки, кости мертвых Аушвица. Я знал, что присутствовал в Нюрнберге. Я слышал голос Стефана Спендера, декламирующего "Вену", и я видел "Мамашу Кураж"[16] в ночь брехтовской премьеры. Я видел, как ракеты вылетали из пятнистых шахт в Пенемюнде, Ванденберге, Кеннеди, Кызыл-Кумах, Казахстане, и я своими руками трогал Китайскую Стену. Мы пили пиво и вино, и Шакспур сказал, что он пьян и пошел к девкам. Я был в зеленых лесах Западной Резервации и за один день добыл три скальпа. Когда мы маршировали, я напевал себе под нос мелодию, и эта песня прижилась. Она превратилась в "Auрres de ma Blonde"[17]. Я помнил, я помнил… свою жизнь в той Тени, которую ее обитатели звали — "Земля". Еще три шага — и я держал в руке окровавленный клинок и видел трех мертвецов и себя на лошади, на которой я ускакал после того, как во Франции произошла революция. И еще, еще так много, обратно к…