Грег ИГАН - Журнал «Если» 2008 № 07

• Название: Журнал «Если» 2008 № 07
• Автор: Грег ИГАН
• Жанр: Научная Фантастика

Грег ИГАН. Темные целые

Вы думаете, что стол, за которым сидите, дом, в котором живете, незыблемы, как са ма реальность? На самом деле это во прос математики. Как и сама реальность.

Генри Лайон ОЛДИ, Андрей ВАЛЕНТИНОВ. ОШЕЙНИК ДЛЯ МСТИТЕЛЯ

Ларчик открывался совсем не просто. Загадки Востока никак не желали поддаваться рационализму Запада.

Андрей СТОЛЯРОВ. МЕЛОДИЯ МОТЫЛЬКА

Здесь, словно на холсте в каморке папы Карло, все ненастоящее: солнце, небо, брызги воды, иголочки хвои… И здесь тоже существует легенда о некоем Тайном ключе.

Эрик Джеймс СТОУН. ПРАХ ОТЦОВ

…должен упокоиться на родной планете. Ради этого герой готов идти на смертельный риск. И дело не только в почитании своих предков.

Фергюс Гвинплейн МАКИНТАЙР. НАОБУМ

Враги – все на одно лицо: злобные, бесчувственные, чуждые. Постараться отличить одного от многих – значит, почти понять.

Тед КОСМАТКА. ИСКУССТВО АЛХИМИИ

…или продвинутая химия. Разница невелика. Во все времена находились жадные охотники завладеть тайной превращения одной вещи в другую.

Сергей ШИКАРЕВ. КНУТОМ И ШЛЯПОЙ

Постаревший Индиана в одиночку не способен победить банду сталинистов. А на пару с сыном – вполне!

Сергей ЦВЕТКОВ. ТАНКИ ПРИ ДВОРЕ КОРОЛЯ АРТУРА

Вооружаемся поосновательнее – и в прошлое! Зачем еще нужна машина времени, если с ее помощью не повоевать?

ВИДЕОРЕЦЕНЗИИ

От экранизации хоррор-бестселлера до душещипательного рассказа о детстве Несси.

Николай КАЛИНИЧЕНКО. СЕАНС ОДНОВРЕМЕННОЙ ИГРЫ

Подобных глобальных межиздательских проектов в истории современной книжной России еще не было.

РЕЦЕНЗИИ

На книжном рынке прилив отечественной фантастики. И, соответственно, обмеление по части зарубежной.

КУРСОР

Умер МИФ. Читателей покинул самый популярный в России автор юмористической фэнтези.

Вл. ГАКОВ. ДЖЕЙМС БОНД С ПИШУЩЕЙ МАШИНКОЙ

Одному из наиболее загадочных зарубежных писателей-фантастов в этом году исполнилось бы 95 лет. Немало удивительных подробностей из биографии Кордвайнера Смита наш читатель узнает впервые.

Дмитрий БАЙКАЛОВ, Евгений ХАРИТОНОВ. САМЫЕ ВЕСЕЛЫЕ ЛЮДИ НА ЛАНЕТЕ

Так оценил новый лауреат премии «Большой Роскон» наших любителей фантастики, с которыми встретился на «Евроконе-2008».

ПЕРСОНАЛИИ

Вероятно, самый большой сюрприз для читателя – писатели, давно не появлявшиеся не только на страницах журнала «Если», но и в фантастическом мире. Одного из таких «беглецов» мы сегодня представляем.

---

—   Большинство из нас выбрало распомнить Рой обратно, – добавил его сосед – креветка с рекламы попкорна. – Пожалуйста, твою версию рассказать.

Они что, действительно хотят меня заставить пережить это вновь?!

– Ждите здесь, – велел я им. – Я вернусь. За мной не ходите. Вам не положено.

Я прошел через люк моего обиталища, обновил азотно-кислородную смесь в шлюзе и заглянул в свои апартаменты. Включил репликатор и сварганил себе еще одну порцию виски со льдом. Соблазн был велик: остаться здесь и посмотреть, как долго щелкуны будут торчать снаружи, прежде чем догадаются, что им уже ничего не светит. Я довольно долго потягивал виски, прежде чем вернуться к шлюзу. Снова обновил воздух, чтобы чистая атмосфера моего дома не смешивалась ни с одной вонючей молекулой, выдыхаемой этими проклятыми щелкунами. После этого вышел на улицу.

Троица десятиногих все еще околачивалась здесь. Я уселся на кусок местного пирита, жестом предложив незваным гостям устраиваться, кто как может. Они согнули свои сегментированные туловища так, как будто хотели сесть на корточки, а затем перераспределили вес тела на четыре нижних пары конечностей вместо обычных трех.

– Двадцать два месяца я был пленником вашего Роя, – начал рассказывать я, надеясь, что эти хладнопанцирные чужие почувствуют ненависть в моем голосе. – Все время голый. Никакого уединения. Каждый день, часов по пять подряд, вы, сволочи, держали меня в камере, где ставили свои медицинские эксперименты. По большей части, все эти «эксперименты» представляли собой пытки и нанесение увечий. А иногда и то, и другое вместе. Иногда я должен был смотреть, как вы «экспериментировали» над женщинами и детьми из колонии землян. – Я потрогал свой лоб там, где когда-то череп просверливали импланты. – Все остальное время ваши соплеменники держали меня в баке с раствором, где я против воли был мысленно связан со всеми другими заключенными в этом баке. Я испытал на себе все то, что испытывали они. Когда их пытали, я это чувствовал. Когда они умирали, я ощущал это на себе. И невозможно было спрятать мои собственные воспоминания туда, где души других пленников не смогли бы их почувствовать. – Меня передернуло. – Каждый раз, когда ваши собратья тащили меня из клетки в бак или обратно, меня избивали и мучили. Кормили меня только раз в день, хотя эту рыхлую дрянь, которой вы меня накачивали, вряд ли можно назвать пищей. Что касается отсутствия санитарных условий…

Один из делегатов изобразил нечто вроде кивка.

– Пожалуйста, опиши нам эпизод жаления.

Они что, правда хотят, чтобы я все вспомнил? Эти ублюдки нашли новый способ надо мной поиздеваться? Я слишком часто боролся с этим воспоминанием. Среди воспоминаний-пыток ценой в два года жизни один этот инцидент торчал в мозгу, будто заноза. Я не хочу его вспоминать. Но он уже накрывает меня с головой…

Восвспоминания

Они швырнули меня голого, грязного, воющего на плиты настила. Дрожь все не унималась. Я не мог выгнать эту вонь из ноздрей, не мог вспомнить, как выглядит душ. Кровавая блевотина сочится изо всех отверстий. Металлические штекеры в голове все время – бу-бу-бу…

Сырость. Сырость! Всё это проклятое место промокло, провоняло. Сырость и холод. Аммиачная вонь. Щелкунам необходима влага, и это место построено с учетом их физиологии. Не моей. Для человека здесь слишком высокая влажность и недостаточно тепла. Но как можно одновременно быть промокшим до нитки и умирать от обезвоживания?

В голове все бубнит, и кнопки «выкл» нет.

Солоно во рту. Кровь. Порезал язык об острые края сломанных зубов. Приходится глотать собственную кровь, если хочешь протянуть подольше. Засохшая кровь и блевотина в зарослях бороды на лице.

Фантомная боль в культях отрубленных пальцев. И этот чертов инопланетный палец никак не перестанет извиваться. Хочется вырвать его с корнем…

Не знаю, откуда у этих жужелиц столько силы в их костлявых конечностях. Щелкуны таскают меня туда-сюда, словно тряпичную куклу. Поесть бы хоть раз нормальной еды да отключить этот проклятый шум в голове – я бы раздавил весь этот клоповник. Вот меня соскребают с плит и силком поднимают, чтобы вновь засунуть в эту чертову сбрую. Ремни. Эти гады привязывают меня стоймя, с раскинутыми руками. Я знаю, что будет дальше.

Зонд. В глубь сознания – и в глубь страдания. Наизнанку выворачивают нервы. Когда этот гребаный зонд входит в череп, я могу заглянуть в свои собственные кишки.

Четверо щелкунов-тюремщиков, которые притащили меня сюда и потом распяли в этой штуковине, уходят. Скатертью дорожка. Вот еще один. С зарубкой на панцире, значит, титулованный. Не могу поднять голову, чтобы сосчитать узелки на спине. Видел ли я его раньше? Все они одинаковые. Я знаю, зачем он здесь.

Сейчас он включит зонд.

Его усики подрагивают. Бр-р! Один из них коснулся меня. Я ре-флекторно блюю, но из меня ничего не выходит. Я уже весь выблеван. Эти ненавистные глаза: никогда не знаешь, смотрит он на тебя или нет. Воняет тухлым кальмаром. Я так слаб, что меня тошнит от одной мысли о тухлых кальмарах.

– Землянич, Рой жаждет твоими знаниями. Мы советуем тебе подчиниться.

Хочется ответить что-нибудь непристойное, но если я открою рот, то потеряю еще больше крови…

Он включает зонд. Я слышу гул, и от вибрации начинает дрожать вся эта проклятая упряжь, к которой я привязан. Они уже делали это со мной, поэтому я знаю, что зонду нужно несколько минут, чтобы «разогреться». Да, у этих ублюдков есть космические корабли, но их технологии не столь развиты, как у нас. Вот еще одна причина, по которой они так старательно вуайеризируют мой мозг…

Мы здесь одни с этим щелкуном, но «одни» означает, что целый Рой смотрит на меня его глазами. Все эти миллионы сознаний…

– Мы займемся память-поиском, – произносит голос щелкуна, говоря о себе во множественном числе. Я вижу, как в обычном ритме подрагивают его усы; в этот миг все усики у всех гребаных щелкунов на двух планетах подрагивают в такт. – На этом сеансе мы ищем воспоминания о твоем позднем детстве и начале полового созревания. Мы предупреждаем: это менее болезненно будет, если ты добровольно предоставишь прошенные воспоминания. Сопротивление больше больно, чем покорность.

Мимо моего распростертого тела он тянет одну из десяти своих конечностей к панели управления…

И тут его усики подпрыгивают дважды. Необычное подрагивание. Я никогда раньше не видел, чтобы усы у щелкунов двигались таким образом.

Они снова приходят в движение несинхронно. Необычный темп. Вот он касается панели управления зонда.

– Мы возьмем…

Дрожание усов возвращается в обычный режим, затем опять прекращается.

– Нет. Невред. Раньше. Мы возьмем…

Его голос изменился, я отношу это на счет какой-то неполадки в генераторе синтеголоса.

– Мы… не… я…

Он весь дрожит, и мне вдруг вспоминается вареный рак, меняющий цвет в кастрюле. Затем его переводчик издает какой-то звук, такой приглушенный и ни на что не похожий, что я лишь через несколько секунд понимаю – это его синтезированный голос:

—   Я не желаю… «нас»… Что-то явно происходит.

—   Я разжелал «нас».

Щелкун торопливо семенит к техническому отсеку и возвращается, воздевая ко мне одну из верхних конечностей. В его клешне какой-то инструмент. Он тянется к моему лбу, к имплантам в черепе. Я пытаюсь отстраниться, но ремни слишком…

О-о…

С помощью своего инструмента щелкун закрывает мне головные штекеры. Сначала один имплант, затем другой. Впервые за год с лишним я один в своей голове.

Зачем он это делает? Щелкун складывает инструмент и походкой краба направляется на настил, к машине, что в дальнем конце комнаты. Я несколько раз видел, как щелкуны пользуются этим механизмом для самообслуживания. Вряд ли это орудие пыток.

Он снова семенит ко мне, верхние конечности осторожно сжимают небольшой контейнер. Вот он слегка наклоняет его вперед, чтобы я мог заглянуть внутрь и учуять…

Вода. Дистиллированная вода.

Он протягивает ее мне:

– Пей. Ты.

Возможно, здесь какой-то подвох. Плевать. Умираю, как хочется пить. У этого таракана есть вода. Я ее хочу. Подвох? Но они могли влить это в меня силком. Так что можно и выпить.

Он держит кружку – терпеливо, осторожно, пока я тяну голову вперед, сопротивляясь ремням, и складываю разбитые губы трубочкой, чтобы втянуть в себя…

Воду. Настоящую. И никаких подвохов!

Я так обезвожен, что от воды меня чуть не рвет. Кое-как удерживаю выпитое в себе. Маленькими глоточками. Тише пьешь – больше выпьешь, вместо того чтобы нахлебаться и сблевать. Щелкун заботливо поддерживает чашку. Это что, опять какой-то гребаный эксперимент? Видимо, это то, чего хочет Рой. Ослушайся этот щелкун приказа, не прошло бы и секунды, как все его братья по Рою оказались бы здесь…