Леонид Порохня - ЧайфStory

• Название: ЧайфStory
• Автор: Леонид Порохня
• Жанр: Биографии и Мемуары

Это история группы "Чайф", написанная к ее 15-летнему юбилею.

Книга честная, написана она другом. Это чувствуется по тому, как расставлены акценты, как оцениваются те или иные события внутри "Чайфа" и вне его. Первая, широко известная "Авторизованная биография "Битлз" Хантера Дэвиса тоже была написана в подобном, благожелательном тоне, но потом появились более острые и, если угодно, беспощадные к битловскому мифу авторы. Думаю, что у "Чайфа" еще появятся авторы, которые по-иному препарировав нутро группы, увидят там новые, неожиданные детали. Мир "Чайфа", как не крути, уже нарождается — законы жанра того требуют. А труд Леонида Порохни, конечно, заслуживает высокой оценки — он написал свою книгу от имени и для "поколения дворников и сторожей", любовно, грустно, иронично.

---

Шахрина и Бегунова злило одно всем очевидное обстоятельство: в этой поездке, такой для всех важной, на «Чайф» никто ставки не делал, они шли вторым эшелоном. Более того, солидным людям было не очень понятно, с чего это питерцы, люди, очевидно, тоже солидные, эту группу позвали. Впрочем, солидным людям портил настроение еще и гвоздь программы, Бутусов с Умецким, которые тоже странно себя вели. Гвоздь был настроен так, что мог программу и сорвать, что чуть не вышло, но об этом позже.

Второстепенный «Чайф» поставили первой группой в дневной концерт. «Утренник», но не в детсаду, а в ЛДМе. Вторым должен был идти Белкин, но у него Могилевский с саксофоном не приехал, и Егора переставили на вечер. Получилось, что чайфы будут работать в одиночку. Да еще организаторы «утешили», сообщив, чтобы «ребята не очень волновались, все равно билеты и на ползала не проданы»… Как говаривал распорядитель на похоронах: «Пока все идет нормальненько»…

Суббота, 4 апреля, 12.30. Огромный зал Ленинградского дворца молодежи, в нем человек шестьсот. Так казалось из зала, со сцены все всегда выглядит иначе, Шахрин уверен, что там было человек триста. Хуже не придумаешь. И сидят тихо, хоть бы похлопал кто для приличия, но хлопать никто не стал, группа «Чайф» в тот момент была в Питере неизвестна.

Пантыкин сидел в зале с амбарной тетрадью, записывал, что видел: «Нет ничего хуже, чем выступать перед полупустым залом. Увидев чайфовцев, понял, что они вышли на подвиг. И они его совершили».

Шахрин сообщил залу, что они будут играть подъездные песни, но вид ребята имели такой, будто собрались устроить подъездную драку: Бегунова за одно выражение лица бывшие коллеги по ментуре должны бы были повязать прямо на сцене; Нифантьев с бас-гитарой, в пальто и с носовым платочком на голове; Шахрин «на полусогнутых»… «Вмазали»… Зал поначалу не разобрал, что к чему, и напрягся. «И вдруг мы поняли, что людям в зале нравится! И тут какие-то злобные панки принялись с каждой песней через ряд перешагивать, садиться ближе, потом еще через ряд, еще ближе…» (Шахрин). У Земы упала стойка с тарелкой, из кулис вылетел Умецкий, поставил на место. «Шахрин работал с огромной отдачей, — записывает Пантыкин, — может быть, даже где-то перегибая палку». Скоро стало трудно по залу судить, полный он или нет… «На сцене просто какой-то беспредел стоял» (Бегунов).

«Вышел Коля Михайлов и сказал, что самолет не прилетел и вторая половина концерта не состоится. Но зал, похоже, не очень расстроился, «Чайф» явно отработал за две группы, а то и больше» (из дневника Пантыкина).

Постбит — недопанк

Еще во время концерта кто-то из своих сказал: «Это серьезная заявка на победу», но для чайфов это была победа в натуральном виде, куда более серьезная, чем могло показаться. Питер — кому город, а кому и больше. Не зря в Свердловске их частенько обвиняли в грехе «питерщины»… На том утреннике «Чайф» наконец встретился с Питером, Питер — с «Чайфом», они друг другу понравились.

После концерта «злобные панки», которые ряд через ряд пересаживались, пришли в гримерку. Шахрин: «Все в заклепках, с ирокезами, ну страсть, смотреть жутко. Мы стоим, такие деревенские, а меня пихает сбоку Бутусов, говорит: «Нормальные они парни!». Они говорят: «Мы — «Объект насмешек», поехали пивка попьем!». Мы думаем: «Сейчас зароют»… А меня тычет Бутусов, говорит: «Езжайте, все нормально! Нормальные парни».

Панки эти были питерские интеллигентные ребята, которые упорно пытались хоть кого-нибудь напугать. С чайфами им пофартило. «Приезжаем к Рикошету, там полуразрушенная квартира, — вспоминает Бегунов, — сидим и думаем: «Бляха-муха, живыми-то выйдем отсюда или нет?» Оказалось, ничего, выйдем».

«Это так себе были панки, — смеется Нифантьев, — это были мажоры». Натуральной атаке подвергся только Леха Густов: «Сидели, выпивали, а Скандал большую часть банкета с ненавистью смотрел на Леху Густова: сидит человек правильный, в пиджаке, в галстуке — у Лехи всегда была внешность обкомовского работника со сломанной судьбой» (Бегунов). Но кончилось мирно. При том, что музыка панкам действительно понравилась, хотя о «Чайфе» они слыхом не слыхивали: «Рикошет рассказывал, что они ничего не знали — какая-то урла из Свердловска, посидим, похихикаем…».

Огорошила панковская уверенность в том, будто чайфы — тоже панки. Приличные уральские парни как-то даже растерялись, а им еще и тексты в качестве подтверждения цитировали и утверждали, что это чистый панковский стеб. Но Шахрин-то писал это все искренне… Даже сами чайфы не знали, что тут они попали в истинно свердловское русло, та же история произошла некогда с «Урфин Джюсом», а частично и с «Треком». Тексты песен, особенно урфиновские, на человека неподготовленного действовали сильно: поздне-социалистическая агитка с элементами тоталитарного примитивизма. Агитка настолько откровенная, что на людей более испорченных, чем уральские рокеры, производила впечатление тонкого стеба «а ля постпанк». Прошли годы, и вполне невинные тексты Шахрина панки прочитали «с точностью до наоборот». Шахрин, кстати, к такому прочтению отнесся вполне внимательно, с учетом на будущее…

И тем не менее панковские интонации присутствовали. «Мы тогда начали панковать помаленьку» (Нифантьев). Слушали Stranglers, Sex Pistols песни у Шахрина писались быстро, одно в другое перекачивалось. Но и панками себя объявить они не могли, ибо таковыми не являлись. Но определяться со стилем было пора, а то можно было черт знает кем оказаться. Название пришло. Когда после ночи с панками чайфам задавали вопрос, какую музыку они играют, ребята выдавали формулу доморощенную, но по-своему точную: «Постбит — недопанк».

А Нифантьев остался без бороды. «Я тогда отрастил почему-то бороду. А Рикошет ходил и говорил: «Тоха, все клево, но бороду ты должен сбрить! Какой панк с бородой?!». И в течение всей этой попойки он ходил и говорил: «Он должен сбрить, а то у нас будут серьезные разборки»…» (Нифантьев). Антон посреди ночи заперся в ванной и в антисанитарных условиях сам себя лишил бороды. Когда утром чайфы со следами припухлости на лице прибыли в ЛДМ, свердловчане ахнули:

— Вчера с бородой был!..

— Какой панк с бородой?! — гордо отвечал Нифантьев.

Пленум тем временем шел, интересный был пленум Союза советских композиторов, но не в нем наш интерес, потому что с «Чайфом» все стало ясно. «Чайф» был новинкой, остальные выглядели бледнее. «Наутилус» (с учетом пред концертной подготовки — пьянка, нервы, пьянка) сыграл очень средне, чем вызвал восторженную истерику среди публики и журналистов. Для «Нау» наступал сложный период, их переставали слушать, на концертах просто орали. Но это другая история.

Белкин провалился. С таким оглушительным треском, что впоследствии в себя не пришел и затевать собственные проекты больше не решался.

Шахрин бунтующий

Скандал пришел, откуда не ждали. 21 июня 1987 года бывший депутат Кировского райсовета Владимир Шахрин отказался участвовать в выборах следующего состава того же райсовета.

Сам Шахрин никакого скандала поначалу не предполагал, «достали» его депутатские штуки, взял и не пошел голосовать. Ну, достали, что поделаешь?

Для тех, кто помоложе или запамятовал: коммунисты старались быть демократами и стопроцентной явки на выборы не требовали. Норма была — 98,9 %. Но уж тут — чтоб, сволочи, все до единого! Списки избирателей сверялись нерегулярно, в списках значились умершие и недееспособные, по факту на выборы являлось избирателей даже больше, чем было в живых. А тут Шахрин…

Избирательный участок был в соседнем доме, послали к нему женщину-агитатора. Шахрин не сагитировался и опять не пошел. Послали другую, она сообщила: все в районе проголосовали, а вы — нет. Спросила: «У вас что, крыша протекает?». Шахрин вопросу несколько удивился, жил в шестнадцатиэтажке на пятом этаже и был не в курсе, текла крыша одиннадцатью этажами выше или нет. Женщина ушла, вернулась, взмолилась: «Меня так и будут гонять, вы бы пошли, написали отказную, если такой смелый»… «И меня заело, — рассказывает Шахрин, — пошел вниз, там сидят мент и инструктор из райкома, больше никого… Говорят: «О! Вы голосовать?». Я говорю: «Нет, мне сказали написать какой-то отказной лист»… «А что у вас, крыша протекает?»…

Шахрин объяснил, что крыша у него в порядке, а голосовать он не хочет, потому что не хочет. И началось… Инструктор сказал: «Владимир, вы дурака не валяйте, показатели нам не портите. У нас есть, конечно, две бабушки, которые отказались, но у их объективные причины: у одной крышу снесло, у другой водопроводчик не приходит вторую неделю. А вы поступаете неправильно!». К инструктору присоединился мент с сигаретой, вдвоем стали тонко намекать на какие-то очень толстые обстоятельства, которых Шахрин не понял, но разозлился и написал-таки отказной лист.