Павел Молитвин - Возвращение Ктулху

• Название: Возвращение Ктулху
• Автор: Павел Молитвин
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-395-00091-0

В сборник вошли лучшие рассказы и повести отечественных авторов, использовавших в своих произведениях мифологию Говарда Филиппа Лавкрафта, одного из создателей жанров «черной фантастики» и «хоррора».

Лавкрафт не получил признания при жизни, но с годами его произведения приобретали все более широкую известность и породили новое направление в литературе, которое условно можно назвать «Ктулхианой». В разных концах света есть общества почитателей его творчества, а созданная им мифология нашла отражение во всех слоях современной культуры: литературе, музыке, кино, компьютерных, настольных и ролевых играх.

Имена Ктулху, Азатота, Шуб-Ниггурата, Ньярлатотепа и других мифологических персонажей давно стали нарицательными. Эти монстры не перестают ужасать, а порой и смешить читателей, неизменно заставляя вспомнить, что сказка — ложь, да в ней намек…

---

— Это ничего не доказывает, — легкомысленно сказал, выслушав меня, Юлька. — Господа художники спекулируют на модной теме — только-то и всего. Хитрожопят, чтобы набить себе цену.

Я стал убеждать его, что Вальдемар начал писать свои подводные картины задолго до возникновения моды на Ктулху, но мои слова не произвели на Юльку впечатления.

— Ну и что с того? Почему бы художнику, вдохновленному творчеством Лавкрафта, не создать цикл картин, посвященных Ктулху, Хастуру и прочей нечисти?..

Разговор этот был бесполезен, как и все разговоры подобного рода, которые я затевал с самыми разными людьми. Собственно говоря, я и сам не знал, для чего завожу их, зачем пытаюсь передать свои тревогу и беспокойство, вызванные возникновением культа Ктулху. Между тем тревога была обоснованной, поскольку еще весной в Мраморном дворце выставлялись коллажи некоего Потемкина, объединенные общим названием «Стылые воды». И эти весьма мрачные картины, выполненные в смешанной технике, явно имели отношение к фантазиям Лавкрафта. А месяц назад в Манеже была устроена выставка «По следам Ктулху», в которой приняли участие две с половиной дюжины петербургских художников и скульпторов.

Из представленных там картин особенно мне запомнились холсты Петра Митрохина, побывавшего в местах, фигурирующих в рассказах и повестях Лавкрафта. Например, на Понапе — атолле в группе Каролинских островов в Микронезии, — посреди лагуны которого сохранились развалины Нан-Мадола — мертвого города, возведенного из огромных базальтовых блоков на девяноста двух искусственных островках. В пояснениях, которыми художник снабдил свои картины, сообщалось, что происхождение строителей этого города, так же как и назначение некоторых сооружений, до сих пор остается загадкой для ученых. А после вскрытия гробницы Сауделеров — древних правителей Нан-Мадола — выяснилось, что они по своему антропологическому типу отличались от микронезийского населения архипелага.

Разумеется, часть попавших на выставку работ не имела прямого отношения ни к Лавкрафту, ни к культу Ктулху. На некоторых были изображены подводные пейзажи, которыми могли любоваться художники, увлекавшиеся дайвингом. Города осьминогов, заросли гигантских анемон, колонии морских ежей, всевозможные морские звезды, крабы и рыба; фукусные леса, состоящие из многометровых водорослей, поражали воображение. Но больше всего посетителей привлекали картины со странными подводными сооружениями, башнями и скальными городами, на одной из которых, к примеру, была изображена аллея мраморных сфинксов, ведущая к храму, образованному полусотней разновеликих арок…

Кое-что, вероятно, было нарисовано художниками с натуры, но многое, безусловно, являлось плодом их воображения. Причем едва ли кто-то из них создавал свои картины специально для выставки. А если учесть, что картины с подводной тематикой никогда особым спросом не пользовались, оставалось предположить, что все участники этой живописно-скульптурно-графической шатии-братии являются, как и я, своеобразными эмпатиметрами. К слову сказать, после завершения первой серии экспериментов я стал воспринимать окружающий мир иначе — глубже, ярче, эмоциональнее, в чем легко убедиться, взглянув на мои последние фотографии.

Так вот, являясь эмпатиметрами, художники ощущали некое воздействие. Некое давление извне, заставлявшее предположить, что Ктулху не просто беспочвенная фантазия, а в том или ином виде действительно существует и призван был в наш мир, если верить Сане с Ликой, из каких-то иных измерений и реальностей.

Увы, больше я ничего не мог сказать и уж тем более неспособен был доказать справедливость моих предположений. Мои новые способности, которые я не рискнул бы назвать даром, очень ограниченны. Это всего лишь росток некоего качества, которое может развиться во что-то нужное, а может остаться в зачаточном состоянии, оказаться этаким не оправдавшим надежд пустоцветом. Во всяком случае, мне пока непонятно, как эту способность можно использовать, применить в жизни, извлечь из нее какую-то пользу.

Я догадывался о цели экспериментов, проводимых над группой добровольцев Владимиром Семеновичем и его коллегами. В результате своих исследований они рассчитывали пробудить в нас какое-то новое, дремлющее до поры до времени чувство. Возможно, то самое, о котором Гумилев писал:

Так, век за веком — скоро ли, Господь? —
Под скальпелем природы и искусства
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства.

Кое-что у них уже начало получаться, и до сих пор я радовался этому. Однако теперь у меня возникли сомнения в разумности затеянного ими дела. Что толку от моих предчувствий? От тех предвидений, которые исторгают из себя художники, поэты и писатели? Это глас вопиющего в пустыне.

Я чую приближение Ктулху.

Катастрофа, предсказанная Саней и Ликой, грядет. Она произойдет в ближайшее время. Со дня на день. Но что я могу сделать, чтобы предотвратить ее?

Я чувствую себя, как допотопная тварь, описанная Гумилевым в том же стихотворении:

Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья.

Они, несомненно, режутся. Это доставляет беспокойство и неудобство. И заставляет вспомнить Веньку Карачубу, отказавшегося подрабатывать в лаборатории Владимира Семеновича, сказав, что, если эксперимент удастся, он окажется в незавидном положении Ньютона, очутившегося среди неандертальцев. Тогда мне казалось, Венька просто капризничает, но теперь я готов признать, что в словах его было зерно истины…

— Погода портится, — сказал Юлька, глядя на лиловые тучи, медленно наползавшие на город со стороны залива.

Докурив вторую сигарету, я кинул окурок в заменявшую пепельницу лабораторную колбу и предложил:

— Пойдем-ка в зверятник, покажу тебе кое-что интересное.

— В зверятнике — интересное? — усомнился Юлька, но все же последовал за мной.

Вход в зверятник, где содержались шимпанзе, крысы, собаки, кролики и мыши, располагался на этой же лестничной площадке и был не заперт.

Раскладывавшая на компьютере пасьянс Эмма оторвала взгляд от монитора и поинтересовалась, зачем мы пришли.

Я сказал, что хочу показать кое-что Юльке, он скорчил ужасную рожу — избавиться от специфических ароматов здесь не удавалось, несмотря на автономную систему вытяжки, — и Эмма, хихикнув, разрешила нам навестить своих питомцев.

— Я тоже хочу посмотреть фокус-покус, — сказала она с томной улыбкой, от которой на полных щеках ее нарисовались очаровательные ямки.

Круглолицая, круглоглазая, плотно сбитая Эмма состояла, кажется, из одних соблазнительных полушарий, и если бы не Катька…

Она не только кормила обитателей зверятника, но и убирала за ними, лечила их, в случае необходимости закупала корм и все то, в чем они нуждались. По-моему, впрочем, больше всего они нуждались в ласке, а этого добра у Эммы было хоть отбавляй, и она щедро делилась им со своими питомцами. Они в ней тоже души не чаяли, и, как только мы приблизились к отсеку, в котором находились расположенные в три этажа клетки с кроликами, они тотчас принялись тыкаться розовыми носами в металлическую сетку.

— Ну, ушастые братцы, как дела? — спросила Эмма и сама же ответила за своих подопечных: — Неважнецки. Нервничает последние дни ушастая братва. То ли давление, то ли влажность, то ли все сразу…

— Внимание, — сказал я. И, подождав, пока Эмма с Юлькой прочувствуют важность момента, загробным голосом произнес: — Ктулху! Ктулху фхтагн! Ктулху идет сюда!

Ушастая братва беззвучно рванула в глубину клеток.

— Вот черт! — с чувством сказал Юлька. — Впечатляет!

— Как ты это делаешь? — ревниво спросила Эмма. — Ты сюда что, без моего ведома заглядывал?

Мне не хотелось ее огорчать и нарываться на неприятности.

— Ничего особенного я не делаю и по ночам в твой зверятник не лазаю. Сказал магическое слово, только и всего. Можешь на крысах сама попробовать.

— Врешь! — выпалила Эмма и юркнула в мышино-крысиный отсек.

Обитатели его отнеслись к ее появлению более сдержанно, чем ушастая братва, но, в общем, тоже подались навстречу кормилице.

— Как дела, голохвостая команда? — вопросил Юлий с Эммиными интонациями в голосе, а она выпалила:

— Ктулху фхтагн! Ктулху идет к вам в гости!

Это надо было видеть! Голохвостая команда исчезла из поля зрения еще быстрее, чем кролики!

— Серж, это мистика! Почему так? Как это у меня получилось?

Эммины глаза округлились еще больше, и я испугался, как бы они вообще не выпали из глазниц.

— Чуют Ктулху. Боятся. Пускаются в бегство при одном упоминании о нем, — сказал Юлька, и непонятно было, в шутку он говорит или всерьез.