Николай Симонов - Сидоровы Центурии

• Название: Сидоровы Центурии
• Автор: Николай Симонов
• Жанр: Научная Фантастика

Герои романа, живущие в конце 70-х годов прошлого столетия Москве и в Новосибирске, попадают в историю, в которой причудливо переплетаются реальность и фантастика. Оказывается, "машина времени", давным-давно существует, и ею может воспользоваться любой человек, способный мобилизовать энергетические ресурсы своего организма и активировать тонкую настройку генетической памяти. Аналогичным способом, вероятно, совершал свои путешествия в будущее великий Нострадамус и другие, менее известные, прорицатели, и среди них — талантливый аспирант Евгений Сидоров. Однако "несть пророка в отечестве своем", и открытый новосибирскими учеными С.С. Мерцаловым и А.М. Фишманом оригинальный метод глубокого погружения в воспоминания о прежних и будущих жизнях, признается компетентными органами опасным и требующим запрета.

---

Когда они вернулись в купе, Аркадий Моисеевич продиктовал ему адрес и номер своего домашнего телефона. Павлов записал все это в своей записной книжке на одной странице с номером домашнего телефона и адресом Т.И. Добронравовой. А потом поинтересовался, знает ли он внучку Татьяны Ивановны Селезневу Ларису Николаевну?

Данная особа, — о чем он, разумеется, не стал распространяться, в 1974 году, будучи на зимних каникулах, приезжала в Москву и останавливалась погостить у Павловых в недавно полученной просторной трехкомнатной квартире на улице Теплый Стан. Он познакомил 18-летнюю студентку Новосибирского Ордена Трудового Красного Знамени государственного медицинского института со всеми достопримечательностями столицы, которые только знал. У них даже завязался мимолетный роман. Некоторое время они переписывались, а потом она сообщила ему, что выходит замуж.

— Как же тесен этот мир! — отреагировал на его вопрос Фишман.

Выяснилось, что он знаком не только с Ларисой, но и с ее мужем Игорем — молодым, но уже зарекомендовавшим себя врачом-нейрохирургом. По его сведениям, Игорь и Лариса недавно вернулись из Индии, где Игорь проходил стажировку.

— А меня никуда не отпускают, даже в Монголию, потому что знаете, почему, — пожаловался Фишман.

— Да, — согласился с ним Палов, — трудно быть евреем-ученым, особенно в СССР.

— Все равно так долго этот маразм с запретами на выезд продолжаться не может, — убежденно заявил Фишман. И еще он сообщил ему, что, по слухам, Татьяна Ивановна и ее внучка с мужем собираются съезжаться, так как Татьяне Ивановне уже тяжело вести домашнее хозяйство, а содержать прислугу по нынешним временам очень накладно.

III

Поезд приближался к городу Горькому, наверстывая упущенное в пути время. За окном купе было уже совсем темно. Павлов и Фишман сидели за столом, и пили виски. На всех четырех полках уже были положены матрацы и заботливыми и умелыми руками проводницы Алины застелены белоснежным постельным бельем. Наденька заняла верхнюю полку и что-то читала или делала вид, что она еще в состоянии это делать. Сильно захмелевшая Мелисса сидела рядом с Павловым и изо всех сил старалась "не вырубиться".

Интеллектуально созрев до приема очередной дозы спиртного, Фишман попросил Павлова произнести тост, в котором бы обязательно упоминались наука или великие ученые.

— Дима, даже не пытайтесь, там одни евреи, — сказала Мелисса и громко икнула, непонятно, что имея в виду, а затем сладко зевнула.

— Хорошо, — сказал Павлов, задетый за живое, — вы хотите тосты про ученых-евреев? Они есть у нас! И с выражением прочитал:

Жил да был в Швейцарии патентовед Эйнштейн,

Он как-то раз ударился башкою о кронштейн.

И заявил, что нету эфира не фига,

А масса сопрягается с энергией всегда.

По окончанью лекции он показал язык,

Чтоб умный сразу понял, ну а дурак возник,

И начал на коллайдерах материю гонять,

Добить, дробить пространство до е и в душу мать.

Но тут с бозоном Хиггса (2) случилась кутерьма.

В стандартную модельку закралась, ну, фигня!

Сложив из всех извилин теорию сверхструн,

Ученые натужились, чтоб вызвать новый бум.

Эйнштейна отодвинуть, чтоб больше не мешал,

И Нобеля зловещий присвоить капитал.

Так выпьем же ребята шампанского до дна,

Чтоб не казалась страшной нам черная дыра!

Чтоб время и пространство сошлось и навсегда

Для Альберта Эйнштейна, и грешных нас…

— Ура!!! — закричал Фишман. И кстати. Потому что тост заканчивался именно этим возгласом.

Осушив свой пластмассовый стаканчик до дна, Фишман спросил Павлова, кто автор опуса. Павлов сознался, что написал тост сам: по просьбе своего старшего брата для какого-то институтского "капустника". Тогда Фишман заявил, что теория относительности, это — полный отстой, однако, ему почему-то хочется спать. Сказав это, он смело полез на свободную верхнюю полку, а когда Мелисса попыталась его убедить в том, что ему лучше остаться внизу, заявил, что его просто бесит, когда вокруг него кто-то ходит в то время, когда он спит. Приняв удобное для отхода ко сну положение тела, относительно горизонтальной плоскости верхней полки, Фишман чихнул, высморкался в полотенце, зевнул, а потом, неожиданно, вслух, процитировал Владимира Высоцкого:

"Я не помню, кто первый сломался, -

Помню, он подливал, поддакивал, -

Мой язык, как шнурок, развязался —

Я кого-то ругал, оплакивал…"

Услышав это, Павлов похолодел. Он сразу узнал стихотворение великого советского барда о стукаче из Вологды.

— Неужели Фишман догадался, что я не случайный попутчик, а засланный казачок? — тревожно подумал он. Но тут Мелисса вывела его из состояния душевного волнения предложением сходить на перекур. Павлов, чтобы не терять престиж, открыл новенький дипломат и презентовал ей пачку сигарет марки Winston, что вызвало с ее стороны неподдельную радость или, можно даже сказать, восхищение. Этот момент не прошел мимо внимания Наденьки, которая сразу же отложила книжку в сторону и попросила принять ее в их компанию.

И, вот, они, втроем, пришли в тамбур и закурили. Обсудили достоинства заграничного табака в противоположность пахнущей навозом "Явы" и отдающего березовым веником "Космоса". Потом Мелисса, неожиданно, заявила, что у нее к Павлову имеются претензии, которые она хотела бы изложить ему тет а тет.

— А я то, думала поговорить насчет ля мур ля труа, — обиделась Наденька, туша сигарету.

— Это по-немецки? — поинтересовался Павлов.

— Нет. Это по-французски, — ответила Наденька, и с гордо поднятой головой вышла из тамбура, оставила их наедине.

— Дима, — обратилась к Павлову Мелисса, — я на вас не просто обижена, а обижена так, что готова вас просто растерзать!

— А в чем дело?! — спросил Павлов, одновременно удивившись и испугавшись.

— Дело в том, — заявила Мелисса, не то в шутку, не то всерьез, — что вы, намедни, изволили схватить меня за титьки. Облапили меня, как обыкновенную деревенскую дуреху! А я таких шуток не люблю и срочно требую сатисфакции!

— Прикалывается! — догадался Павлов, у которого после ее слов, словно камень с души свалился. И тогда он, сделав реверанс, тоже решил приколоться, вспомнив, как нельзя, кстати, стихи Владимира Семеновича Высоцкого из пьесы про Алису в стране чудес, немного их перефразировав:

"Миледи! Зря вы обижаетесь на Зайца!

Он, правда, шутит неуместно и часто напивается,

Но он потом об этом так жалеет и терзается!

Не обижайтесь же на пошленького Зайца!"

— Перестану, если вы меня поцелуете. 100 раз, не меньше! — потребовала Мелисса.

— Да я тебя не только поцеловать могу. Только намекни, — думал Павлов, сжимая Мелиссу в своих объятиях и покрывая ее лицо бессчетным количеством поцелуев.

И, точно подтвердив намерения обоюдной близости, Мелиса, просунула свою руку в его широкие спортивные штаны и зашептала, горячо дыша ему в лицо.

— Пойдем к Алине. В ее купе. Я уже с ней договорилась.

Чем они в купе проводников занимались — ежу понятно, но явно не с целью продолжения рода Павловых-Фишманов.

На свои спальные места в IV купе, освещенных тусклым желтым светом фонариков у изголовья двух свободных нижних полок N15 и N17, Мелисса и Павлов вернулись уже далеко за полночь. Наденька и Фишман спали. Во всяком случае, Фишман точно не притворялся, поскольку храпел так, что стука колес было не слышно. Мелисса потрясла его за плечо и даже подергала за нос. Фишман повернулся на правый бок. Храп прекратился, но от этого Мелиссе стало не легче, так как Фишман спросонья, негромко, но внятно, заговорил:

— "… Идут из отдаленной страны, от края неба, Господь и орудия гнева Его, чтобы сокрушить всю землю!"…Попа обыкновенная женская — орган, расположенный стационарно ниже спины, выполняющий амортизационную функцию и предназначен для рассматривания, щупанья и поглаживания особями мужского пола. Это — бинарный орган, состоящий из двух половинок, так называемых, полужопий, которые разделены продольным разрезом. Но полужопия — это обывательское название. По-научному, их следует называть ягодицами.

— Совсем у Аркаши нервы сдали. Эта каторжная работа! Эти интриги и хамство! — шептала Мелисса, прижимаясь к Павлову.

— Давай немного отдохнем, — предложил он, едва сдерживая себя, чтобы не расхохотаться.

— Чего улыбишься, обиделась Мелисса, — знаешь, как по-итальянски называется корма у судна?

— Нет, — сознался он.