Элизабет Хойт - Влюбиться в дьявола

• Название: Влюбиться в дьявола
• Автор: Элизабет Хойт
• Издательство: АСТ
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-271-31168-0

Долгие годы в Лондоне считали, что Рено Сент-Обен, наследник графского титула, убит индейцами в далеком Новом Свете. Но вот он вернулся в отчий дом.

Все вокруг видят в нем только грубого дикаря, забывшего в плену о своем происхождении и воспитании. Все — кроме прелестной юной Беатрисы Корнинг, с детских лет влюбленной в портрет Рено, на котором он был изображен совсем еще мальчиком.

Она готова помочь ему снова найти себя и занять достойное место в высшем обществе. Она сделает все ради любви…

OCR: Dinny; Spellcheck: Elisa

---

Тут она услышала его слова:

— Он считает меня предателем. У нее замерло сердце.

— Что вы имеете в виду?

Наконец Хоуп повернулся к ней лицом. Ему явно было тяжело. Видно было, как он переживал и мучился — глаза ввалились, под ними темные круги. Он ни за что не хотел выпускать ее руку.

— Вы знаете, наш двадцать восьмой пехотный отряд попал в засаду и был почти поголовно вырезан.

— Да, — отозвалась она с пониманием. Бойня, резня, жестокость — самые ужасные, но, к сожалению, обычные явления на войне, которая велась в североамериканских колониях.

— Вейл сказал, что кто-то предупредил врага о нашей дислокации. Оказывается, нас предал французам и их союзникам-индейцам наш человек, из нашего отряда.

Беатриса молчала, не зная, как реагировать. Ужасно сознавать, что люди погибли из-за чьей-то подлости и предательства. Но если лорд Хоуп узнает имя настоящего предателя, вряд ли ему станет легче — скорее, наоборот.

Она буквально умирала от любопытства — так ей хотелось узнать, не были ли связаны семь лет его отлучки со Спиннер-Фоллз и трагедией, произошедшей в тех местах.

Все это вихрем пронеслось в ее сознании, но ответ Беатрисы прозвучал лаконично и вежливо:

— Мне очень жаль.

— Вы не понимаете. — Он сжал ее руку в поисках утешения и поддержки. — У предателя мать была француженкой, поэтому Вейл считает изменником меня.

— Но ведь это же глупо… исходить из этого! — воскликнула Беатриса. — Впрочем, да, мать-француженка. Этот факт может набросить тень подозрения, но странно, что у кого-то вообще могла возникнуть мысль о том, что такой человек, как вы, способен быть предателем.

В ответ он промолчал, просто сжимая ее руку.

— А я думала, — осторожно начала Беатриса, — что лорд Вейл — настоящий друг.

— Я тоже так считал. Но так было семь лет назад. Боюсь, с тех пор много воды утекло, и мы с ним сильно изменились.

— Именно поэтому вы ударили его? — спросила она. Он пожал плечами.

Беатриса поежилась от внезапно нахлынувшего страха. Ей припомнилось предупреждение Вейла: вести себя осторожно. Ну что ж, она начеку. Облизнув от волнения губы, она продолжила:

— Думаю, каждый, кто хорошо вас знает, ясно понимает, что вы не способны на предательство.

— В таком случае вы плохо меня знаете. — Он отбросил ее руку, и теплые чувства, зародившиеся в ее душе, стали постепенно угасать, поскольку едва зародившаяся приязнь была грубо отвергнута. — Вы меня совсем не знаете.

Беатриса тяжело вздохнула:

— Вы совершенно правы, я вас совсем не знаю. Она подошла и взяла поднос с чаем.

— Но, как мне кажется, в этом не только моя вина. Выходя, она тихо затворила за собой двери.

Хотя Беатриса обязательно раз в неделю, а иногда и чаще навещала Джереми Оутса, его дворецкий Патли всегда делал вид, будто не узнает ее.

— Как прикажете доложить о вас? — небрежно спросил Патли пришедшую днем гостью. У него опять был такой вид, будто он впервые увидел Беатрису.

— Мисс Беатриса Корнинг, — ответила она, как обычно, ровным тоном, подавляя желание придумать себе какой-нибудь звучный титул.

Но Патли выполнял свою работу, не более того. И это оправдывало его излишнее рвение. Кроме того, Беатриса снисходительно относилась к людским слабостям.

— Очень хорошо, мисс, — подчеркнуто вежливо ответил Патли. — Посидите пока в гостиной, я проверю, дома ли мистер Оутс.

Благожелательность была одним из основных качеств Беатрисы. Другим, не менее ценным для нее качеством было соблюдение требований этикета, даже если они казались смешными. Мистер Оутс всегда был дома, он не мог быть в другом месте. Беатриса закатила глаза:

— Хорошо, Патли.

Патли провел ее во внутреннюю гостиную, темноватую и душноватую, заставленную тяжелой мрачной мебелью. За время отсутствия Патли она привела в порядок свои мысли и чувства. Разговор с лордом Хоупом расстроил Беатрису, ее не покидало чувство вины и обиды. В конце концов, разве леди обязана так терпеливо сносить дурное расположение духа джентльмена, пусть и болеющего, если он в бешенстве выходит из себя и дерется со своим лучшим другом, с которым, правда, не виделся семь лет? Не совершала ли она глупость? Ведь он вел себя невообразимо грубо и неприлично. Она знала, как он, должно быть, расстроен, взбешен, и все из-за того, что произошло с ним после его возвращения в Англию. Но роль мальчика для битья ей не подходила, хотя, судя по всему, именно такую роль он пытался ей отвести.

Патли вернулся с сообщением, что Джереми готов увидеться с ней. Беатриса последовала за дворецким по узкой лестнице в комнату Джереми.

— Мисс Беатриса Корнинг, сэр, — объявил Патли, входя в двери.

Она ловко проскользнула мимо грузного дворецкого и вошла в комнату. Все хорошо в меру. Ослепительно улыбнувшись Патли, она твердо сказала:

— Ну вот и все, благодарю вас.

Дворецкий что-то пробухтел себе под нос и вышел, закрыв за собой двери.

— Он с каждым днем все вреднее и вреднее. Беатриса подошла к окну и отдернула одну из гардин.

Солнечный свет осветил комнату, раздражая глаза Джереми, но еще хуже средь бела дня лежать в темной комнате.

— Ваши слова можно принять за комплимент, — протяжно произнес Джереми с кровати.

Его голос звучал слабее, чем в ее прошлый визит. Перед тем как повернуться лицом к нему, Беатриса глубоко вздохнула и широко улыбнулась. Почти все пространство комнаты занимала кровать, окруженная принадлежностями, необходимыми для ухода за тяжело больным человеком. Впритык к кровати стояли два стола, уставленные сплошь бутылочками и скляночками с мазями, заваленные кучами книг и старыми повязками. Картину жуткого беспорядка завершали разбросанные повсюду писчие перья и чернильница. На самом краю одного из столов, ближайшего к больному, лежали очки. Рядом с кроватью стоял старый стул, вокруг спинки был обвязан шелковый шнур, свободные концы лежали на сиденье. Когда Джереми хотелось посидеть у камина, слуга привязывал его к стулу — так было удобнее передвигать стул с больным господином.

— По-видимому, — сказал Джереми, — Патли уверен в том, что я способен обесчестить вас, иначе он не относился бы с таким явным неодобрением к вашим визитам.

— Скорее всего он просто болван, — возмутилась Беатриса, подвигая один из стульев к кровати Джереми.

Повсюду в помещении чувствовались неприятные запахи, следствие телесных испражнений, особенно возле постели больного. Однако улыбка не пропала с лица Беатрисы, она притворилась, что ничего не замечает. Когда пять лет назад Джереми вернулся с войны на континенте, он терпеть не мог «больничные запахи». Но Беатриса не знала, как обстоят дела теперь: то ли он привык к этим запахам, то ли научился не обращать на них внимания, то ли уже не чувствовал их, но в любом случае она не собиралась оскорблять его, выказывая брезгливость и неприязнь.

— Я принесла вам свежие газеты и новые памфлеты, которые добыл мне по моей просьбе лакей. — Беатриса начала вынимать из сумки прессу.

— О нет, не стоит так себя утруждать, — сказал Джереми, поддразнивая ее.

Она подняла голову, и их взгляды встретились. У Джереми были чудесные синие глаза, никак не вязавшиеся с его болезнью. Своей яркой, чистой синевой его глаза напоминали бездонное весеннее небо. Да, когда-то Джереми был настоящим красавцем. Его каштановые волосы отливали цветом золотистой пшеницы, лицо было открытое и приветливое, хотя инвалидность и страдания уже отразились на его внешности — в уголках рта и вокруг глаз обозначились резкие морщинки.

Мать Джереми была закадычной подругой Мэри, тетки Беатрисы, поэтому Джереми и Беатриса фактически выросли вместе — часто играли в детстве и были, что называется, неразлучными друзьями. Он знал ее, как никто другой, даже лучше Лотти. Когда она смотрела в синие глаза Джереми, она понимала, что эти глаза прекрасно отличают притворную маску радости и благожелательности от искренней боли и сочувствия.

Она оглянулась по сторонам, потом ее взгляд невольно скользнул по одеялу, по тому месту, где должны были находиться его ноги.

— Что?

— Не притворяйтесь наивной дурочкой, Беатриса Корнинг, — с лукавой, простодушной улыбкой, нисколько не изменившейся с детских лет, сказал Джереми. — Да, я инвалид, но у меня есть свои источники информации, и, признаюсь откровенно, сейчас в свете только и говорят о возвращении вашего виконта.

Беатриса недовольно поморщилась:

— Но он вовсе не мой виконт.

Джереми приподнял голову над подушками. Обычно днем он сидел на кровати, но сегодня он лежал, выглядел вялым и апатичным. Беатриса подавила невольную дрожь. Неужели ему стало хуже?

— Как же не ваш? Я с трудом могу представить себе, что виконт не ваш, — продолжал он дразнить ее. — Разве это не тот самый приятный молодой человек, который изображен на портрете, висящем в вашей гостиной? Я несколько лет наблюдал за тем, как вы мечтательно и подолгу рассматриваете его портрет.