Василий Лебедев - Искупление

• Название: Искупление
• Автор: Василий Лебедев
• Жанр: История

---

- Чего это они?

- Не время им кучей летать.

- То-то и есть, что не время...

Утки прошли рекой с той стороны, куда уходила дорога.

- Ой, братове, спугнул их кто-то! - уверенно сказал Семен и даже потряс головой, как бы подтверждая догадку.

- Та-ак... - Квашня приотворил рот и думал.

- А ну, гоните коней вниз, к реке! - скомандовал Тютчев решительно.

- Ага! - подтвердил начальник.

- А сами - катись в кусты!

- Ага! - повторил Квашня. - А еще чего?

- А еще посылай одного по дороге, пусть глянет, нет ли кого за лесом.

- Ага! Семен!

Семен все понял и медленно, со страхом во взоре поднялся со щита.

- Чему ощурился? А ну, поезжай сторожко туда, сведай!

Семен облизнул враз пересохшие губы, подхватил щит, копье, но тут же все это бросил и скатился вниз по береговому уклону. Там он ловко обротал своего каурого конька, подтянул подпругу и также ловко вскочил в седло. Когда выправил на дорогу, Квашня подал ему щит и копье. Наказал:

- Поезжай с версту али с две да ушам-те прядай борзо!

- И бельма разуй! - добавил Тютчев.

Семен поскакал нешибко и к тому же толково: коня правил по луговой обочине, нешумно. Как только он отъехал и скрылся в перелеске, тревога отпустила всех, будто Семен, коему выпала в тот вечер суровая служба, всю опасность взял на себя, будто его щит выдвинулся далеко вперед и прикрыл все девять голов, оставшихся в кустарнике у реки.

- Пошли-ко, Арефий, еще одного к полку, - озабоченно сказал Тютчев, но сказал так, как приказывают.

- Начто?

- Дурак ты, Квашня, хоть и начальником тебя поставил Монастырев! Коль в десятники сел, так смысли: полк-от может с галдежом подойти, а там вдруг... за лесом-то...

- Ага!

- То-то - ага!

Тютчев как в воду глядел: через какую-то четверть часа прискакал Семен и закрутился на разгоряченном коне:

- Палят!

- Да извести ты толком! - Тютчев ухватил коня за узду, накрыл ноздри ладонью, погладил. - Чего палят-то?

- Огневища палят, о какие!

- Велики ли числом?

- Не счел, а превелико.

- Пень осиновый! Един-два, али десятки?

- У трех десятков - не мене...

- Вот те и вести... - и Тютчев присвистнул в задумчивости. - А ведь это, братове, полк сторожевой! Литва!

- Они и есть, - подтвердил Семен. - Все, как голуби, ровнехонько у огневищ сидят. Ужинают, поди...

- А у тебя - и слюни на гриву? - принахмурился Тютчев. Отпустил узду, отошел, задумчиво потрагивая пальцем усишки. - Ну, десятник! Чего велишь?

- А чего? К полку послано... Ждать надобе!

- Ждать надобе! Полк-от не ведает, что литовска сторожа во всей силе тут! Посылай еще одного!

* * *

Монастырев, подобно опытному охотнику, не желал спугнуть дичь. Он и до реки полк не довел и велел тихо отдыхать, а варево готовить в овражине на малом огне. Сам прискакал с Семеном и вторым посыльным, расспросил, разругал, не слезая с коня, и велел Семену и Квашне ехать с ним смотреть литву.

- На берегу уластились? - строго спросил Квашня.

- Это он вот...

- Над самой водой, - подтвердил Семен.

- А сторона? По сю аль по ту?

- По сю.

Монастырев пробыл за лесом около часу. Остановив коней в перелеске, он сам подкрался - где на корточках, где на брюхе, - под самый бок сторожевому литовскому полку. Еще на подходе отметил свежую ископыть - был послан тоже десяток вперед, но эта малая сторожа проехала часом раньше, чем появился у реки Квашня. Это и успокоило врагов. Теперь лежат - седла под головы наелись и дремлют... "Ну, ужо вам, нехристи!" - жестко подумал Монастырев.

Полк отужинал на славу: пшенная каша с конопляным маслом, по куску соленой осетрины, а главное - хлеб! Испеченный в московских княжеских печах, он еще не стал сухарем и, не будучи мягким, не лип к кишкам, а ложился плотно и радостно в наголодавшиеся молодые животы. Раздобрился Монастырев...

Ночью его мучили сомнения. Великий князь наказывал: упрешься в ворога - не торопись: высмотри, выследи и доведи до сил главных, до ставки. Все вроде сделано - выслежено и сила высчитана, теперь стоит сторожевой полк супротив сторожевого. Как тут быть? Великий князь про такой сбитень ничего не наказывал... Ежели напасть на литовский полк пораньше, то можно победить. Понятно, полягут и свои, но тех - больше. Дальше можно будет гнать их до главных сил, которые все равно надо находить. А эти побегут точно к своим. Ежели удастся вырубить хоть половину, хоть треть - силы у Ольгерда убудет...

- Убудет? Нет? - спросил он сторожевого воина, что держался за копье, как пьяный за тын.

Кметь улыбнулся и ответил:

- Убудет!

Монастыреву стало весело: не понял, про что помыслы, а твердит, как начальник: убудет!

- Подымай полк!

Было еще сумеречно и туманно. На востоке - ни намека на рассвет. Птицы - и те еще не верещали. Все, казалось, было продумано, только бы не спугнуть... Роса - не лучший союзник в таком деле: далеко по сакме разносится топот, шорохи, голоса...

Выехали натощак. Кони шли по трое в ряд. У реки, в том месте, где накануне стоял со своим десятком Квашня, растянулись вдоль берега и слегка попоили коней. Сами тоже похватали горстями: хороша была вечор осетрина! У перелеска Монастырев остановил полк. Развернулся, привстал в стременах и вынул меч.

- Назар!

Кусаков подъехал к своему другу.

- Изреки полку красно слово!

Кусаков не ожидал. Он вытаращил на Монастырева глазищи, потом глянул на плотную застывшую лаву полка и растерялся. Впереди, ближе всех к нему был Федор Кошка.

- Федор! Ты - тож боярин.

- Ну?

- Скажи красно слово полку!

Кусаков тотчас отъехал к Монастыреву и тем самым опростал место Кошке. Тот мигом вспотел и решил, что, ежели останется жив, никогда не простит Кусакову,

- Дружино Монастырева! - обратился он к полку и скинул первый груз. Кто ныне пред нами?

- Литва! - откликнулся Тютчев, прищурясь в усмешке.

- Она, литва-та, железного немца бивала. Она, лит-ва-та, рот отворя не держит, понеже хитра и ловка, яко лис. В сей час она вдругорядь главу приклонила к Михаилу Тверскому, а тот - к ней. Чего делать станем?

- Обе главы рубить! - выкликнул Семен.

- Истинно речешь! Токмо гнило похвальное слово, коли его делом не подпереть! Внимаете ли?

- Внимаем! - так же негромко ответило несколько голосов.

- А посему раззнаменим их сторожевой полк! Качнулись копья - темная рябь в глазах. И снова Тютчев:

- А ежели там не един полк, но весь Ольгерд со своими полками?

- Вот и хрен-то! А посему надобно единым духом вдарить! Трогай!

Он повернул коня и увидал, что Митька Монастырев придрагивает щекой белой на своем девичьи мягком лице - проняла воеводу речь Кошки.

- Ладно сказано!

- Красноба-ай!

- Невелик бояришко, Кусакову подобен, а речь гладка и словесна.

- Божий дар!

И покатился пересуд по полку - от головы к хвосту, - пока не приостановились в последний раз перед атакой.

* * *

Удар Монастырева был неожидан и страшен. Литовский полк успел проснуться, схватить оружие, но не побежал, ибо всякий знал: в бегстве от конного найдешь верную смерть - тому татары учили Европу полтора столетия. Падкие до новизны немцы восприняли это в своих орденских конных набегах... Половина литовцев сплотилась в пешем строю, другая кинулась к пасущимся коням. Первые дрались в надежде на помощь другой половины. Конные спешили помочь, вместе исправить поруху и тем уйти от не менее верной смерти - от меча разгневанного Ольгерда. Но удар московского сторожевого полка был так силен, что пешие ряды были смяты за четверть часа. Какое-то время от бегства удерживала литовцев река, на берегу которой раскинулся лагерь, но длинные копья москвичей, разящие сверху, с седла, страшные удары мечей, и все это с налета, со скачущих, встающих на дыбы коней, заставляли отходить в воду, и наконец оборона рухнула. В воду летели и падали замертво раненые кони, давя еще живых, копья, мечи, сулицы, булавы и топоры - все весело и страшно мелькало в руках москвичей, а конница литовцев - та, вторая, отбежавшая к коням половина воинства - так и не поднялась навстречу. Кусаков и Кошка с полуслова поняли Монастырева и устремились туда с двумя сотнями конников. Пасшиеся лошади, встревоженные скачкой, ржанием, криками, стонами, лязгом железа, грохотом щитов и копий, снялись с пастбища и пошли налегке рысью вдоль реки, к лесу.

Семен впервые взят был в поход. Ему сидеть бы еще в гридниках, спать бы в княжих переходах под дверью крестовой палаты, но два товарища - Тютчев и Квашня - руку давали за него перед Григорием Капустиным и до того надоели первому сотнику княжего стремянного полка, что тот отозвался на просьбу взял Семена в поход.

В начале боя он был рядом с Тютчевым. Сначала смотрел на него, колол, как тот, копьем и щит притягивал к левому боку, только подымал его слишком высоко.

- Не засти свет! - крикнул ему на это Тютчев, а сам кинулся вперед, в проем меж двух заматерелых воинов, куда-то колющих, что-то кричащих.