Вильгельм Липпих - Беглый огонь! Записки немецкого артиллериста 1940-1945

• Название: Беглый огонь! Записки немецкого артиллериста 1940-1945
• Автор: Вильгельм Липпих
• Издательство: Яуза-пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9955-0041-4

Помимо передовой тактики блицкрига, помимо сокрушительных танковых клиньев и грозных пикировщиков, наводивших ужас на врага, к началу Второй мировой войны Вермахт обладал еще одним «чудо-оружием» — так называемой Infanteriegeschutzen («пехотной артиллерией»), чьи орудия сопровождали немецкую пехоту непосредственно в боевых порядках, чтобы при необходимости поддержать огнем, прямой наводкой подавить вражеские огневые точки, обеспечить прорыв обороны противника или отражение его атаки. «Пехотные артиллеристы» всегда находились на самых опасных участках фронта, несли самые тяжелые потери; неудивительно, что их мемуары — большая редкость. И эта книга — среди лучших.

Вилли Липпих был призван в армию за несколько дней до нападения Гитлера на Польшу и принял боевое крещение в 1940 году во Франции. На Восточном фронте воевал в составе группы армий «Север», участвовал в осаде Ленинграда и кровавых боях под Демянском и Новгородом, сражался в Прибалтике и Восточной Пруссии. В апреле 45-го, когда погибла вся его рота, Липпиху повезло пробраться на борт последнего германского эсминца и эвакуироваться на Запад, чудом избежав советского плена. Будучи корректировщиком огня, он постоянно находился на переднем крае, воочию видел все ужасы войны — и в своей книге подробно и честно, основываясь на собственном боевом опыте, рассказал о жизни и смерти на Восточном фронте.

---

Позднее мне стало известно, что, получив мое письмо, она несколько дней плакала.

В конце 1940 года все полки нашей дивизии получили приказ отказаться от одного из трех батальонов, которому было суждено стать ядром для заново формируемой дивизии. Как это было тогда принято, данную потерю должны были восполнить новобранцы, только что призванные в ряды вермахта. Немецкая армия продолжала наращивать свою численность, однако никто из нас пока не знал истинных причин этого.

Весной 1941 года наша дивизия была переброшена на расстояние 40 километров к востоку от Вервье для интенсивной боевой подготовки близ бельгийского города Эльзенборна, на границе с Германией. Под холодным, пронизывающим до костей дождем мы провели маневры нашего батальона, согласовывая действия вместе с танковыми частями и авиацией. В то время как взвод связи периодически прокладывал линии коммуникации, наша рота тренировалась в обращении с гаубицами, заряженными боевыми снарядами. Когда маневры подошли к концу, мы почувствовали, что отточили необходимые навыки до автоматизма.

21 апреля 1941 года наш передовой отряд был отправлен на восток. Через два дня 58-я дивизия получила приказ в течение суток покинуть территорию Бельгии. Планированием нашей переброски занялся штаб. Передислокация дивизии — сложный процесс, отнимающий много времени, для ее подготовки следует учесть возможности транспорта и объем боевого снаряжения. Отсутствие новых предварительных директив усложняло дело планирования, однако тем самым обеспечивалась максимально возможная секретность нашей передислокации.

Ближе к вечеру 24 апреля наша дивизия практически полностью была готова к отъезду, однако некоторым подразделениям предстояло последовать за нами позже. Сев на поезд в Вервье, мы по-прежнему не знали о нашем месте назначения. Даже ротный командир не знал, куда мы направляемся. Пока мы ехали по территории Германии, все задавали друг другу одни и те же вопросы: «Куда мы, черт возьми, едем?», «Что будет дальше?». У военной жизни есть одна забавная сторона — широкое распространение слухов и их несомненная сила. Атмосфера была наэлектризована возбужденным ожиданием. В поезде строились самые разные догадки и предположения относительно того, куда мы направляемся. Скорее всего, нас перебрасывают куда-то на север. Одни предрекали: «Нас везут в Финляндию», другие высказывались иным образом: «Скоро мы будем в Швеции». Оба предположения не оправдались.

Глава 6 Блицкриг в России

Апрель — июль 1941 года

Прелюдия к вторжению

24 апреля — 22 июня 1941 года

Двигавшийся на восток-северо-восток Германии поезд без остановок проехал Гамбург и Любек. За 30 часов пути были сделаны всего несколько коротких остановок для смены локомотива. Проехав 1000 километров после Вервье, мы прибыли в Восточную Пруссию, в город Эльбинг.

Оттуда наша дивизия немедленно отправилась на восток, проделав первый из двух ночных пеших переходов. На рассвете мы остановились в лесу возле дороги и позавтракали сухими пайками. Скрытые от возможного воздушного наблюдения противника с воздуха кронами деревьев, мы устроились на плащ-палатках и немного отдохнули, прежде чем на закате снова тронуться в путь.

Прибыв в Хайлигенбейль, расположенный в 40 километрах от Эльбинга, мы разместились в казармах. Следующие шесть недель мы усиленно занимались боевой подготовкой, что лишь усилило предположения относительно нашей будущей миссии. Большинство окружавших меня солдат были по-прежнему уверены в том, что нас вскоре перебросят куда-то в Скандинавию. Нам и в голову не могло прийти, что Германия собралась напасть на Советский Союз. По-видимому, советско-германский пакт о ненападении, подписанный в 1939 году, настолько повлиял на образ мыслей немцев, что никто не верил в перспективу возможного военного конфликта между двумя государствами.

К этому времени новости о войне стали вполне привычными и уже не казались интересными. Прибытие «Африканского корпуса» в Северную Африку на помощь итальянским войскам в начале 1941 года, а также оккупация Германией Югославии и Греции весной того же года вызвали у меня и у моих товарищей довольно сдержанный интерес. Несмотря на то что мне хотелось попасть на Крит вместе с нашими десантниками, которые высадились там в конце мая, все эти события представлялись слишком далекими и имеющими малое отношение к нам.

8 июня наша дивизия двинулась дальше на восток и совершила еще несколько ночных марш-бросков к новому неназванному месту. Наш поход закончился через три дня в Лабиау, в 80 километрах к северо-востоку от Хейлигенбейля. Мы устроились в лесу, по-прежнему готовясь к неназванной военной операции, но занимаясь этим скрытно.

Нас разместили на территории, соседней с контролируемой Советами Литвой, что усиливало наши подозрения в том, что нашей целью может быть СССР, хотя полной уверенности в этом у нас не было. Находясь в лесу, мы не видели концентрации пехотных войск, танков и артиллерии, предназначавшихся обычно для крупных боевых операций. Неподалеку от нас находился портовый город Мемель, и поэтому мы считали, что в любую минуту нам дадут приказ грузиться на корабли и следовать через Балтийское море на помощь нашей союзнице Финляндии. Что касалось времени возможной операции, то мы не имели о ней ни малейшего представления.

После 17 июня, моего двадцать первого дня рождения, нам сообщили, что в ближайших числах месяца состоится вторжение в Россию. Вскоре после получения директивы о готовности к наступлению нас перебросили из Лабиау в окрестности Хайдекруга, лесистую местность в северо-восточном углу Восточной Пруссии. Это место находилось севернее Тильзита, и от границы с контролируемой Красной Армией Литвой нас отделяло всего 15 километров.

Возможно, сегодня это может кого-то удивить, но вышеупомянутое известие не вызвало особого удивления или обсуждений в окружавшей меня солдатской среде. Вместо этого наблюдалось чувство облегчения — долгие недели ожидания и неопределенности, наконец, остались позади. Теперь у нас был приказ, и мы тут же сосредоточились на подготовке к войне.

Кроме того, не следует забывать, что мы были молодыми людьми, не склонными к глубоким и длительным раздумьям. Таково, очевидно, главное свойство любого солдата. Если бы на нашем месте были солдаты среднего возраста, то их вряд ли удалось бы отправить в бой, не убедив в необходимости сражаться. Мы отнюдь не безразлично относились к тому, что нас ожидало на войне, просто нас приучили повиноваться приказам, и мы уже имели опыт боевых действий.

Хотя большинство моих товарищей в основном мало интересовались политикой, нам всем тогда было ясно, что война между Германией и Россией будет иметь историческое значение. Когда немецкие войска и гражданские лица в тылу узнали о войне с Советским Союзом, эта новость была воспринята с огромной неуверенностью. Это было чувство, отличное от того, что преобладало в начале военных действий вермахта на Западе. Вопросы, циркулировавшие в немецком обществе, отражали эту обеспокоенность: «Почему войну против России начали до того, как победили Великобританию?»; «Неужели мы хотим повторить неудачный опыт Наполеона?»; «Что будет дальше?»

Лишь немногие мои соотечественники сомневались в победе, но многие задумывались о том, какой будет ее цена и сколько продлится новая война на Востоке. Почти все немцы были уверены в правильности крестового похода против Советской России, имевшего целью уничтожение советского большевизма, но были и те, кто подобно мне разделял некоторые опасения. Войска Германии были в основном брошены на покорение стран Западной Европы, и мне казалось, что Гитлер сильно рискует, переоценивая мощь рейха при развертывании такой колоссальной военной кампании на Востоке.

Для большинства немцев война не являлась выражением нацистской мечты о расширении жизненного пространства на Востоке в целях колонизации отсталых народов «арийской расой господ». Подобно другим немецким солдатам я сражался за свою родину, движимый патриотическими побуждениями и верой в то, что советский коммунизм представляет собой угрозу Европе и всей западной цивилизации. Хотя нацистская пропаганда представляла славянское население «унтерменшами», или «недочеловеками», то есть неполноценными в физическом и умственном отношении, мои товарищи не разделяли таких экстремистских расистских взглядов. Для нас славяне не были неполноценной расой, мы считали их просто неграмотными людьми, жителями отсталой, нецивилизованной страны.

В начале войны с Советским Союзом Германия обладала огромной армией опытных, хорошо подготовленных солдат, глубоко веривших в свою способность победить врага. После побед, одержанных в Польше, на Западе и на Балканах, мы вряд ли могли чувствовать неуверенность в собственных силах. Письмо, которое я позднее отправил Аннелизе, излучало оптимизм, который я в то время испытывал: «Здесь приходится нелегко, но мы сражаемся за справедливое дело, и я абсолютно уверен в нашей победе».