Сергей Фетисов - Хмара

• Название: Хмара
• Автор: Сергей Фетисов
• Издательство: Мордовское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1974

Все дальше и дальше уходят в прошлое грозные годы Великой Отечественной войны. Поднялись и идут друг за другом, как волны, новые поколения, для которых война — история, а не личная автобиография. С пристальным вниманием вглядываются сегодняшние двадцатилетние в пропахшую порохом юность своих отцов, свято чтят память тех, кто отдал за Родину самое дорогое — жизнь.

Эта книга — малая частица огромной и далеко еще не оконченной художественной летописи войны. Написана она на документальном материале и рассказывает об истории создания, борьбы и трагической гибели-подпольной организации, действовавшей на оккупированной гитлеровцами территории — в приднепровском селе Большая Знаменка.

Автор — сам участник Отечественной войны, пишет он о своих сверстниках, поэтому ему удалось показать в романе не только фактическую сторону событий, но и, что не менее важно, духовный настрой комсомольцев военного поколения.

---

У Нюси дрогнул голос, когда она отвечала:

— Як Галунец пойду. А ты как?

— Обо мне не беспокойся, лишь бы ты устроилась.

— Мне страшно одной… Может, вместе пойдем к Галунец? Только сначала давай проверим: есть у нашей хаты охрана или нет? — умоляюще прошептала девушка.

Никифор подумал и сказал:

— Не стоит зря рисковать. А вот всех наших предупредить нужно.

— А если на предателя наскочим?

И опять Никифор не смог дать ответа. Если предатель, то кто?! В Зое Приданцевой он был уверен, как в самом себе. Не поворачивался язык сказать что-либо против Наташи или Пети Орлова. Дарья Даниловна? Тут и вовсе смешно подозревать. Но почему, все-таки, её не арестовали? Боятся вспугнуть его? Ждут, когда он придет, чтоб забрать вместе?

— Слушай, Нюся, — сказал Никифор. — До утра мы нее равно ничего не поймем. Если предательство, то предателя наверняка оставят на свободе, а остальных арестуют. Но мне не верится, чтоб между нами завелась сволочь. Тут что-то другое. Айда к Зое, предупредим её. А потом к Орлову и Наташе.

С величайшими предосторожностями они пробрались к хате, где квартировала Зоя. Нюся сказала, что надо стучать в крайнее от утла окно. Постучали тихонько.

Ответа не было.

Не решаясь постучать громче, чтобы не разбудить хозяйку с детьми, Никифор потянул за выступ рамы, та с легким стуком открылась.

— Кто здесь? — метнулась в глубь комнаты белая тень.

— Зоя, не бойся! Это я, Нюся Лущик. Иди скорей сюда!

Белая фигура приблизилась к окну. На подоконник легли голые девичьи руки.

— Ты зачем, Нюся? Кто это с тобой?

— Я, — сказал Никифор.

Зоя вновь отпрянула в глубь комнаты со смущенным возгласом:

— Я же не одета!

— Все равно ничего не видно, — усмехнулся Никифор. — Быстрей одевайся и вылезай через окно. Как можно быстрей и тише.

Зоя Приданцева ни о чем не знала и не могла помочь найти ключ к отгадке событий.

Втроем они обсудили положение и опять-таки пришли к единственно возможному в создавшихся обстоятельствах решению: дома не ночевать, предупредить Наташу и Орлова.

Девушки, подавленные и невеселые, не хотели разлучаться — вдвоем они чувствовали себя уверенней и не так было страшно. Никифор предложил им сходить к Наташе, посоветовав снять туфли и идти босиком — шаги будут бесшумней.

Самому ему ничего другого не оставалось, как идти к Пете Орлову.

На стук в закрытую ставню первой отозвалась Жучка. Она заметалась во дворе, залаяла так яростно, что сразу переполошила собак всей улицы.

— Жучка! Жучка! На кого ты лаешь? — послышался со двора голос Наташи, будто бы она и не спала, несмотря на четвертый час ночи, а сидела на ступеньках крыльца.

Зоя и Нюся окликнули её негромко.

Наташа не выказала удивления, молча повела их в хату. Те, не зная, что и подумать, шли за ней и озирались настороженно.

В кухне горел светильник. У стола сидела мать Наташи и штопала женскую сорочку. При появлении гостей она разогнулась, отложила штопку.

Зоя и Нюся недоуменно переглянулись.

— К вам, случаем, полицаи не приходили? — спросила Зоя.

— Як же! Булы, — вместо Наташи ответила мать.

— Давно ушли?

— Кто? — не поняла Анна Ивановна.

— Да полицаи же!

— Так воны булы ще до обида.

— Ну и что?

— Забирают меня, вот что, — грустно сказала Наташа. — Мать в дорогу уж готовит…

Наташа подала бумагу, какой-то бухгалтерский бланк, поперек которого было выведено крупно: ПОВЕСТКА. И дальше писарским затейливым почерком:

Сим предлагается Вам 5 сентября с. г. явиться в Знаменскую сельуправу на предмет отправки в Германию по добровольному набору. Медицинское освидетельствование 3–4 сент. в райбольнице. Иметь при себе две смены белья, чашку, ложку и запас продуктов на пять дней. Староста Знаменской сельуправы — РАЕВСКИЙ И. Я.

Двойственное чувство испытывали Зоя и Нюся: с одной стороны, хорошо, что полицаи и не думали арестовывать Наташу, с другой — отправка в Германию мало чем лучше. От первой партии угнанных приходили измаранные цензурой письма. Уж только по одному этому чувствовалось, что несладко живется на Неметчине. И если почерк у писавшего был непонятный, то проскакивали иногда не замеченные или не разобранные цензором фразы, сообщавшие о тяжелом труде и полуголодной жизни.

— Проститься пришли? — спросила Наташа бесцветным голосом. — Думали, меня завтра угоняют? Нет, еще через три дня.

— Мы по другому делу, — сказала Нюся, указывая глазами на мать. — А вы, Анна Ивановна, что ж так торопитесь со сборами?

— Мама расстроилась, — силясь улыбнуться, сказала Наташа. — Плакала тут… Ну и мне ложиться не хотелось.

Анна Ивановна словно ждала какого-то сигнала, и этим сигналом послужили последние слова дочери: слезы ручьем потекли у нее из глаз. Наташа подошла к ней, прижалась щекой к щеке, зашептала ласково, успокаивающе:

— Не надо, мама моя. Ну перестань! Может, забракуют меня на медицинской комиссии… Утри слезки, мамочка! Ну, вот и все. А то, что толку плакать!..

Девушка уговаривала мать, как взрослая женщина уговаривает ребенка, — будто дочь и мать поменялись местами.

В саду, куда Наташа увела своих подруг, девушки уселись под яблонькой, и Нюся шепотом рассказала, что случилось. Расспрашивая о подробностях, Наташа оживилась. Общая беда отвлекла ее от собственных жертвенных мыслей, и она снова превратилась в энергичную, активную Наташу. Строила догадки, высказывала предположения, у кого можно спрятаться на ближайшие дни. Посоветовала девчатам никуда больше не ходить, а остаться ночевать у нее.

— Прямо здесь, в саду. В случае чего, полицаи и не вздумают искать здесь. Я притащу матрац, одеяло, папину шубу — лады? А утром пошлю Гришутку к вашим, чтоб не беспокоились. Заодно и к Орлову сбегает, узнает, где Махин. Договорились? Ну, посидите здесь, я мигом…

И помчалась к хате, сбивая юбкой с картофельной ботвы холодные капли росы.

Легли поперек матраца, ноги закутали шубой, как полостью, а сверху прикрылись старым ватным одеялом. Тащить в сад чистые подушки Наташа не решилась — в головах постелили сено.

— Мягко, тепло и мухи не кусают, — резюмировала Нюся.

Предутренний ветерок шелестел в листве яблони, уже облегченной от бремени плодов, готовящейся на будущую весну вновь принять сладостный груз на свои ветви. Но до весны было еще далеко. Впереди лежала длинная зима с морозами и метелями. И яблонька роняла на заосеневшую землю побитые ржавчиной ненужные теперь листья.

Несколько листочков с легким шорохом опустились на одеяло.

— Наташа, ты не спишь? — шепотом спросила Зоя.

— Нет. А что?

— Если тебе уйти на время из Знаменки, а?

— Я и в самой Знаменке спряталась бы так, что с собаками не кашли бы, — вздохнула Наташа. — За маму и Гришу боюсь. Они грозятся маму вместо меня забрать, если не явлюсь…

— А про медицинскую комиссию ты говорила?..

— То я мать успокаивала. А сама знаю: здорова… Не надо об этом, — взмолилась вдруг Наташа. — У меня и так голова кругом идет. Утро вечера мудренее.

— Спите, девчата. Ночь кончается, а они разговоры разговаривают, — сонным голосом запротестовала Лущик.

Минут десять под яблоней, кроме шороха листьев, ничего не было слышно. Потом раздались равномерные посапывающие звуки — их издавала своим крючковатым носом Нюся Лущик.

— Зоя? А Зоя? — не выдержала Наташа. — Не спишь еще?

— Нет.

— Посмотри, у нас прямо над головой голубая звезда. Ты не знаешь, как она называется?

— Н-нет, — с удивлением протянула Зоя. — Слушай, тебе и в самом деле поспать не мешало бы. Я в эту ночь все-таки вздремнула маленько, а ты совсем не ложилась.

Наташа оставила замечание без внимания. Ей хотелось поговорить.

— В школе нам преподавали астрономию, но учитель был плохой. Я знаю лишь Большую Медведицу и Полярную звезду. И еще созвездие Ориона. И все. Сейчас облака на небе, а то показала бы. А эта вот светится… Голубая. Красивая.

Голубую звезду заслонили облака, зато в другом месте, в облачной полынье, выглянули сразу три звездочки. Они были неяркие, потому что край неба на востоке будто подсвечивал кто-то оранжевым прожектером и от этого звезды потускнели.

— Я все думаю, — негромко проговорила Наташа, — какой он будет коммунизм? И когда будет?

— Война помешала, а то дожили бы, — сказала Зоя.

— Ты думаешь, не доживем?

— Сейчас война. Трудно делать какие-либо предположения.

— Нет, Зоенька, доживем. Обязательно доживем! Ну, может, не мы лично, а наши погодки-девчата. — горячо заговорила Наташа, приподнявшись на локте и глядя расширившимися глазами в лицо подруги. — Вот закончится война, и начнется… Ка-ак возьмемся дружно!

Столько непосредственности и веры была в словах Наташи, что Зоя невольно заулыбалась. И подумала, что она не смогла бы так: Наташу через несколько дней увезут на каторгу в Германию, а она с таким увлечением рассуждает о далеком послевоенном будущем.