Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 3

• Название: Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 3
• Автор: Макар Троичанин
• Жанр: Современная проза

---

- Я ночью вставал – вас не было, и постель была неразобранной.

- Ну и что? По нужде выходил.

«А зачем дверь запирали на ключ?» - хотел спросить, но не спросил Владимир, сообразив, что у дяди Серёжи были причины для бессонницы, до которой ему нет дела.

- Я побегу, - сменил он тему, - в половине восьмого раскомандировка. – Помолчав, неуверенно спросил, имея в виду Воньковского. – Помощь моя нужна?

Сергей Иванович понял и почему-то вспылил:

- Ничего не надо. Кроме одного: молчать. Ты его никогда не видел, никогда с ним не встречался и не разговаривал, и не знал, что он ошивается у Сашки. Понял?

- Конечно, - смиренно подтвердил понятливый постоялец, не поняв раздражения хозяина.

- Домой вечером вернёшься? – помягчел и Сергей Иванович, стараясь бытовым вопросом сгладить вырвавшуюся озлобленность. – Ни о чём не беспокойся: тебе и так досталось. – Он легонько хлопнул шофёра по плечу, провожая на работу.

- Скорее всего, придётся снова мотаться по городу, значит – вернусь, - ответил Владимир и ушёл, сосредоточившись на одном: как вырваться из цепких лап еврея?

- 8 –

На раскомандировке ему как чужаку досталась самая муторная и дешёвая работа в стройуправлении, строящем жильё в городе: много коротких рейсов, много порожних поездок, частые загрузки и разгрузки с потерей времени, а в результате при постоянной занятости – мизерная выработка, не тянущая не только на премию, но и на дневной план. Обычно такие командировки распределяются в бригаде по очереди между всеми, но Владимир не был уверен, что с его незваным приходом такой порядок сохранится. Ну и пусть! В сквалыжной бригаде Поперечки у него нет и не будет равенства, придётся быть отщепенцем. Не страшно: он с молодости привык стоять за себя.

Только собрались расходиться по машинам, прибежала секретарша и объявила злым голосом, чтобы шли на собрание.

В красном уголке было тесно на задних рядах и пусто – на передних. На сцене, в президиуме, за столом, покрытым неизменным красным сатином, в центре сидел председатель профсоюза, который редко появлялся на людях, предпочитая, в ожидании указаний от директора и партсекретаря, распределять в тиши кабинета талоны на одежду и обувь и подводить промежуточные итоги соцсоревнований с выдачей красного флажка и клочка сена перед мордой в виде мизерной премии и всё тех же дополнительных талонов. Распределением более солидных привилегий в виде жилья, мелких должностей и повышенных разрядов, в соответствии с загруженностью кандидатов общественной работой, а потом и с их производственными успехами, занимался сидящий слева от профпредседателя парторг Филонов вместе с Шендеровичем. Они же устанавливали и окончательную иерархию соревнующихся. Справа от профлидера в полувоенном френче стального цвета, сшитом на заказ из министерского коверкота, расположился неуловимый директор. Из-под кумача по-хозяйски торчали ноги, обтянутые глянцевыми голенищами сапог, на каблуки которых так и просились серебряные шпоры. Авто-царь и авто-бог угрюмо смотрел глазами, глубоко спрятанными под низко нависшими, выступающими вперёд, надбровьями орангутанга на медленно собирающийся и теснящийся у дальней стены подчинённый народ, не смеющий приблизиться к божеству. Наконец, оно открыло пасть и рявкнуло:

- Поперечный! Закрой дверь и никого не пускай. – Потом – секретарше: - Ирина! Выйди и перепиши опоздавших. – Когда секретарша торопливо процокала за дверь – к притихшему залу: - В напряжённое время восстановления народного хозяйства преступно растрачивать драгоценное рабочее время на ожидание разгильдяев и нарушителей дисциплины.

Патетическое негодование руководителя как-то не увязывалось с ещё большей потерей драгоценного рабочего времени на собрания в рабочую смену. Однако у русских это не считалось преступлением, и было удобно для всех: начальству обеспечивало лёгкую организацию 100%-ной явки работников, а рабочим оставляло свободным время после смены. Все давно привыкли к отождествлению собраний, заседаний и других общественных мероприятий с производственным процессом.

Владимир был уже на третьем таком собрании и быстро научился пропускать мимо ушей всё, что говорилось с трибуны. Некоторые умудрялись даже подрёмывать, изредка роняя голову вперёд.

Вот и сейчас, когда воодушевлённый ролью главного докладчика председатель профкома призывал присутствующих откликнуться на призывы партии и правительства и поддержать почин ивановских ткачих, взявших встречные повышенные обязательства по выполнению послевоенной пятилетки восстановления народного хозяйства в четыре года, один из заднескамеечников, убаюканный призывами, отчётливо всхрапнул, да так громко, что все три президиумных богатыря встрепенулись, а несчастный оратор даже замолк на полуслове и беспомощно оглянулся на Илью Муромца.

- Кто?! – грозно спросил тот, поднявшись стальной глыбой над кумачовым барьером и вперив пронзительный взор в кучу затаившихся храпунов.

Зал затих так, что было слышно жужжание мухи, отчаянно бившейся от страха о стекло в безуспешной попытке вырваться на волю. Не выдержав накала тишины, из болота медленно и неуверенно поднялся, опустив повинную лохматую голову, пожилой небритый мужик с неприметным лицом кирпично-бурого цвета, давно не знавшим мыльной воды.

- Гнать в шею!! – распорядился вседержитель, и Филонов сразу застолбил распоряжение в своём блокноте. – Чей?

- Мой, - почти неслышно признался Поперечка, оторвавшись от закрытой двери.

Директор поиграл бордовыми желваками величиной с грецкий орех, потом, обдумав ситуацию, вынес окончательный вердикт, очевидно, пожалев услужливого начальника колонны.

- На первый раз – строгача, и квартальную премию – долой! Всё! Продолжаем.

Больше никому не только храпеть, но и дремать не хотелось. Профсоюзник в темпе скомкал свои призывы, сочинённые вместе с Филоновым и одобренные директором и Шендеровичем.

- Кто хочет выступить? – воззвал к снова замершему в напряжённой тишине залу взявший бразды правления собранием Емеля. – Смелее, смелее, товарищи.

Но товарищи выступать не хотели, и пришлось прибегнуть к резервному варианту.

- Может, ты, Горюшкин?

Заранее предупреждённый плановик-нормировщик взбежал на трибуну и бодро отмолотил по согласованной бумажке, что работники автобазы, все как один и т.д…. Поскольку скудные резервы на этом исчерпались, пришлось самому Филонову под угрожающим взглядом правого соседа продолжить тягомотину и подтвердить единодушный порыв, а присутствующие в этом едином порыве, все как один, проголосовали за дополнительное ярмо и облегчённо задвигались, радуясь своему энтузиазму. Тогда поднялся директор, сказал, что не сомневался в этом самом энтузиазме и пообещал, со своей стороны, подогреть его, нещадно наказывая опаздывающих, прогульщиков, лодырей, воров, бракоделов, пьяниц и всех остальных нарушителей трудовой дисциплины и распоряжений руководства, сдерживающих единодушный трудовой порыв коллектива, вплоть до предания таких скорому и беспощадному суду. Придётся работать сверхурочно, обрадовал он, и никаких отгулов, отпусков и увольнений по собственному желанию. А руководители подразделений несут одинаковую дисциплинарную и уголовную ответственность вместе с нарушителями дисциплины.

«Вот и окончательно захлопнулась клетка», - горько подумал Владимир. – «Ничего не остаётся, как облиться повинными слезами, встав на задние лапки перед тем, кого на собрании почему-то нет».

Все энтузиасты стали дружно подниматься, чтобы скорее выйти на свежий воздух, но были остановлены неутомимым Филоновым.

- Товарищи! Попрошу внимания. Вы хорошо знаете, что религия – опиум для народа. Сейчас один из одурманенных попами, хорошо известный вам слесарь ремонтного цеха, расскажет о своём бывшем религиозном угаре и с точки зрения нашей передовой марксистско-ленинско-сталинской материалистической науки критически разберёт содержание Евангелия – основного мракобесного устава церковников. Давай, Иудин, крой их, мать за ногу, - и заржал, приглашая всех последовать примеру. Но склонных к атеистическому веселью, кроме заулыбавшегося Прокопенко, не оказалось, и благополучно вырвавшийся из пут религиозного дурмана слесарь, приодетый по случаю в новую косоворотку и выделенные по талонам тёмно-серый бумажный пиджак и такие же штаны, втиснутые в кирзачи, обильно смазанные воняющим дёгтем, словно критик только-только появился из преисподней, приступил к путаному научному докладу, в котором, старательно считывая текст с бумажек, доказывал, что дева Мария была проституткой, Христос – незаконнорожденным сыном римского солдата, апостолы – римскими стукачами, а книжка сочинена жидами для оболванивания русского народа и подчинения еврейским капиталистам. Употев до полного истечения, принудительный эксперт священного писания скоро, слава богу, кончил. Все дружно похлопали, соглашаясь с вымученными выводами, и, наконец-то, освободились для дела.