Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 3

• Название: Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 3
• Автор: Макар Троичанин
• Жанр: Современная проза

---

Он не успел ещё закрыть за собой калитку, как из дома, громко стуча деревянной ногой с резиновым копытом, вышел Сергей Иванович, внимательно посмотрел на поникшую фигуру и посеревшее обострившееся лицо постояльца и тревожно спросил:

- Всё нормально?

- Почти, - через силу ответил Владимир, опасаясь раздражающих расспросов.

- Это уже много, - подбодрил опытный комиссар. – Тогда здравствуй. С приездом.

- Здравствуйте, - через силу улыбнулся наконец-то возвратившийся домой постоялец, чувствуя искреннее участие хозяина. – Спасибо.

- Я и баню отложил на сегодня, тебя ожидая. Устал?

- Изнемогаю, - сознался Владимир.

- Есть хочешь?

- Ничего не хочу. Только: спать, спать и спать.

- Ясно. Молчу. Пошли тогда сразу попаримся, там и оживёшь.

- Сашка придёт?

- Куда же он денется? Наведывался, спрашивал про тебя, придёт. Но ждать не будем. – Сергей Иванович дружески хлопнул Владимира по плечу. – Всё пройдёт. Я по опыту своих лет знаю: жизнь движется по синусоиде, и надо уметь ждать взлётов и терпеть падения, не теряя духа, иначе не выдержишь. Иди, собирайся, а я пока запарю веники да гарь выгоню.

В парилке дядя Серёжа, ловко опираясь на культяпку и не слушая возражений молодого, распластал его на полке и мастерски принялся изгонять хандру и усталость новеньким, умопомрачительно пахнущим берёзой, веником. Владимир вначале ощущал стеснение оттого, что обременяет заботой о себе, здоровом, пожилого инвалида, и всё порывался подняться раньше времени, но, в конце концов, смирился, отдавшись во власть умелых рук и чувствуя, как расслабляется не только тело, но и душа. Потом они поменялись местами, но Сергей Иванович быстро прервал неумелые издевательства над собой, решительно поднялся и, отобрав веник, отослал уставшего и задыхающегося от жары напарника в предбанник, а сам остался доделывать его работу.

В предбаннике Владимир, привалившись размякшим телом к прохладному углу, даже задремал и, услышав сквозь дремоту скрип открывающейся наружной двери, от неожиданности вздрогнул и не сразу осознал смысл слов, выкрикнутых девчоночьим голосом:

- Саша не придёт, мы ждём гостей!

Вышел, опираясь на костыли, Сергей Иванович, тяжело плюхнулся на скамью, отдуваясь и истекая потом.

- Хорошо! Оклемался?

- Вроде бы. По-моему, Анна в дверную щель предупредила, что Саша не придёт, ждут кого-то.

- Опять? Сегодня же – понедельник! – возмутился Сергей Иванович. – Какие в понедельник гости? Попал, однако, наш Сашок в крепкие коготки. Жалко Веру: опять осталась с малолеткой без мужской поддержки.

- Может, ещё помирятся?

- Эта не даст. Характер: шагу не даёт сделать самостоятельно. А что будет лет через пять?

- Сбежит Сашка.

- Ага. И хату Верину ей оставит. Только вряд ли сбежит. Ему, похоже, нравятся заботы хваткой девицы.

- Точно. Я видел, как она пичкала его, лежащего на кровати, с ложечки, когда уходила Вера.

- Маразм! – выругался по-научному Сергей Иванович. – Думает, что с ней у него будет масса времени для изучения истории своего народа и для кружка белорусского самообразования, который он затеял для юных недоумков. Нашёл нового защитника угнетённого русскими белорусского народа – учителя из школы, где учится молодая бесстыдница. Она его и притащила в дом. Куда только смотрит наробраз: учитель белорусского языка и литературы – не то поляк, не то еврей. Ладно бы ещё – русский, всё же близкие культуры, а то - из тех, кто называл местных не иначе, как быдлом и хлопами. Пан Владислав! Мицкевичем наизусть щеголяет.

- Как его зовут? – переспросил Владимир, услышав знакомое имя.

- Кажется, Владиславом Иосифовичем, пропади он пропадом, пся крев. Вчера так оповестила: «Саше некогда, у нас Владислав Иосифович». Такого не помню, чтобы баба – а тут даже не баба, а девчонка-недоросль – нахрапом влезла в семейный дом, захомутала мужика и вынудила жену уйти. Ну и нравы у молодых! Если ты учитель, то святая твоя обязанность как воспитателя прекратить непотребную связь, а не читать Мицкевича. Придётся мне сходить в ихнюю школу, поговорить с директором по-партийному.

- Не надо, - неожиданно предостерёг постоялец.

- Это ещё почему? – возмутился Сергей Иванович.

- Кажется, я знаю этого обожателя Мицкевича, - и Владимир рассказал о давней встрече в захудалой столовке с неприметным брюнетом с мелкими чертами мышиного лица и слезящимися водянистыми глазами, который не побрезговал объедками, а потом за тарелку борща, ещё чего-то и водку рассказал о своей гнусной судьбе, в которой виноваты были люди. Худые и грязные пальцы рук его дрожали, а замызганный, запущенный вид свидетельствовал о привычном состоянии унижения. Он тогда быстро опьянел и, с мазохистским удовольствием купаясь в собственной душевной грязи, выложил в минуту откровенности доброму кормильцу и поильцу препарированную и тщательно очищенную историю невзгод учителя белорусской литературы и тонкого знатока, почитателя и собирателя Мицкевича, вынужденно служившего в немецкой управе, гестапо и полиции. Владимир подробно рассказал внимательно слушающему Сергею Ивановичу всё, что вспомнил из исповеди окосевшего и объевшегося поляка-еврея и заключил: - У меня сложилось впечатление, что он специально унижал себя, стараясь разжалобить и вызвать на откровенный разговор. Было непонятно, почему добровольный немецкий пособник, не скрывающий службы врагам, остался ненаказанным, а теперь даже снова стал учителем. Тогда же у меня мелькнула мысль, что он работает подсадной уткой под присмотром службы безопасности, поэтому и оставлен на свободе. Боюсь, что в этом качестве он появился и у Сашки с его нелегальным народовольческим кружком. Опасный и скользкий тип. Несомненно – провокатор. Это он замарал Сироткина сразу после освобождения города, чем и способствовал незаслуженной казни.

- Сам сознался?

- Нет. Не сказал ни да, ни нет, только глазами бегал по сторонам.

Сергей Иванович долго молчал, обдумывая услышанное. Было, над чем задуматься.

- Как ты назвал его фамилию?

- Воньковский.

- Какая мерзкая фамилия!

Если учитель – провокатор и осведомитель, а у Сергея Ивановича не было оснований не доверять сидящему рядом парню, то Сашке грозит скорый арест и обвинение в развале СССР, в подрыве советской власти, в организации враждебной националистической организации, контрреволюционной деятельности и т.д. и т.п., по всем пунктам пресловутой 58-й статьи. У нас умеют при желании сделать из мухи слона, чтобы выслужиться, нагнать на людей страху и защитить свои привилегии. Смертная казнь, слава богу, отменена, но чем лучше 15-25-летняя каторга, с которой живыми всё равно не возвращаются? Пострадает не только он, но и все безмозглые кружковцы. Загребут за недоносительство и обеих жён. Дядя Серёжа не смог не позлорадствовать, представив, как будет ошарашена, уничтожена преданная ученица, заворожённая притворной шляхетской любезностью, когда узнает, кого пригрела в доме. Да и ему, Лемехову, члену партии и бывшему партизанскому комиссару, недавно выгнанному из горкома, придётся несладко за попустительство зарождающейся под боком националистической молодёжной организации, за потерю революционной и партийной бдительности. Дурень старый, нет, чтобы сразу запретить, разогнать сборище юнцов, не надеясь, что поиграют в народность и разбегутся по девкам, он ещё и в дискуссии с Сашкой встревал. Вот и додискутировался. Не зря говорят, что русский задним умом силён. Что теперь делать?

- Ещё подкинем пару?

- Мне, пожалуй, хватит, - отказался Владимир.

- И у меня что-то охотка пропала, - присоединился обеспокоенный нависшей нешуточной угрозой Сергей Иванович. – Давай, немного погреемся без веника – и на помывку.

Догрелись и домылись, почти не разговаривая, только перебрасываясь обиходными банными фразами в замешательстве оттого, что один оказался неприятным вестником, а второй не знал, что с этой вестью делать.

- Воньковский? – ещё раз переспросил Сергей Иванович, зачем-то запоминая мерзкую, как он выразился, фамилию.

- Воньковский, - подтвердил Владимир со смущением, но и с убеждением, что поступил правильно, предупредив о подозрительном типе, внедрившемся в Сашкину молодёжную компанию. Сашку, конечно, надо спасать, но пусть об этом позаботится старший и опытный Сергей Иванович, а Владимиру втягиваться в историю, чреватую разбирательством в НКВД, нельзя.

- Сашку надо предупредить, - высказался он нейтрально.

- Не поверит, - предположил Сергей Иванович, - не захочет поверить. Можно ещё больше навредить. Пока помалкивай, - принял он, как и хотелось Владимиру, инициативу на себя. – Хорошо?

- Ладно, как скажете.

В кухне на столе их ожидала на широком деревянном блюде с облезшей лакировкой, когда-то защищавшей выжженный орнамент из листьев и ягод, целая гора драников и серых оладий, испечённых хозяином специально к возвращению постояльца. Тут же, на подставке, сделанной из подковы, прел укутанный в полотенце чайник, и стояло большое блюдце карточного яблочного повидла.