Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1

• Название: Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1
• Автор: Макар Троичанин
• Жанр: Современная проза

---

- Попьём чайку и по русскому обычаю – на боковую.

Марусин поднял флягу и стал разливать кипяток по кружкам.

- Кто как хочет, - разрешил он, - кто вприкуску, кто внакладку, кто вприглядку, навались!

Кружка обжигала руки, и Вилли, взяв её, тут же поставил.

- Что, тяжёлая? – рассмеялся Слава.

Остальные, перебирая руками, уже тянули, хлюпая, густо заправленный заваркой кипяток: Марлен – внакладку, Слава – вприкуску, Сергей – с шоколадом. Для Вилли чай не был привычным напитком, тем более такой горячий да ещё в железной кружке. Не желая, чтобы это увидели, он снова самоотверженно ухватил кружку и, обжигаясь, со слезами на глазах, пытался отхлёбывать, забыв о сахаре.

- Бери сахар, Володя, - позаботился Марусин.

Вилли с облегчением поставил кружку на столик, взял кусок сахара, бросил в чай и стал медленно размешивать ножом, давая остыть кружке. Пить потом стало гораздо легче и приятнее. «За дорогу стану совсем русским» - подумалось ему. Соседи уже приканчивали свои чаи, отдуваясь и вытирая обильный пот. Чай вышиб остатки хмеля, голова прояснилась.

Паровоз, потолкавшись туда-сюда, с натугой сдвинул поезд и покатил, медленно ускоряясь и оставляя разбитую, а некогда цветущую, Варшаву, устремляясь теперь в Россию. Ещё на его разгоне дверь вагона с треском растворилась, хлопнув о стенку, и по коридору затопали, приближаясь, гулкие шаги клацающих подковками сапог. Вот они приблизились к их купе, остановились. В проходе, опираясь руками на верхние полки, склонился над чаёвничающими тот самый майор из СМЕРШа, внимательно вглядываясь в их лица. Сзади него маячил верзила с погонами старшего лейтенанта, очевидно, сопровождающий. Разглядев всех и ничего не сказав даже узнанному Марусину, майор резко оттолкнулся от полок и ушёл дальше по вагону, оставив после себя тошнотворный запах сивухи. Все четверо сидели молча, озадаченные непонятным вторжением. Слышно было, как, пройдя весь вагон, майор возвращался, уже что-то спрашивая. Скоро и они услышали, как в соседнем купе он интересовался, все ли его обитатели едут от начала, и не было ли вместе с ними капитана, чернявого, брюнета, среднего роста, худощавого и весёлого. Кто-то там ответил, что да, был капитан, вон на второй полке его место. Вчера вечером в соседнем купе он долго играл в карты, очевидно, с друзьями. Кто-то слышал, как он вернулся и шумно укладывался наверху, передвигая свои чемоданы и стуча сапогами по полке. А утром его не стало. Не было и вещей. Ни с кем в купе не знакомился, и все равнодушно вполразговора решили, что он рано утром перебрался куда-либо на другое место или в другой вагон к друзьям. Посоветовали спросить у тех, с кем он играл в карты, может, они что знают.

И вот майор снова навис над головами дорожных друзей.

- Кто вчера играл с капитаном в карты?

Ответил, конечно, Марусин:

- Мы, я и вот старший лейтенант Барков. А что случилось?

Не удостоив ответом, майор продолжал свой допрос:

- Когда кончили, и куда ушёл капитан?

Не выдержал, тихим голосом сквозь зубы ответил Сергей:

- Кончили, когда ободрали его как липку. Я слышал, что он исчез. Думаю, с расстройства сиганул с поезда.

В своём сарказме он был близок к истине.

- Ты мне не шути! – взорвался майор. – Отвечай, пока спрашиваю по-хорошему. Кукрыникс нашёлся!

Сергей пожал плечами, потемнел лицом, наклонился к фляге, аккуратно налил себе чаю и стал не торопясь пить, закусывая дольками шоколада. СМЕРШник больше его не интересовал.

Снова пришлось отвечать самому нестойкому – Марусину.

- Играть кончили где-то около 24-х. Много пили, сильно окосели и быстро потом уснули. Вроде бы капитан ушёл на своё место. Кажется, слышал, как он там устраивается, матерясь и передвигая вещи. Куда исчез потом, не знаю. Мы забыли о нём сразу же после игры, неприятный тип. Утром о себе не напоминал. Всё.

- Где-то, около, кажется, не знаю, - передразнил майор, зло глядя на Марусина. Потом обратился к Марлену и Вилли, сразу к обоим:

- А вы?

Первым быстро выпалил Марлен:

- Я спал, ничего не слышал.

Вилли спокойно присоединился:

- Я – тоже.

- Так куда же он делся ночью? – снова взорвался майор, злясь, что ничего не узнает от этих парней, и чувствуя, что они всё-таки что-то знают.

Все молчали.

Майор постоял ещё немного, переводя глаза с одного на другого и периодически обдавая их тошнотворным запахом водочного перегара, лука и подозрения, потом выругался длинным матом, окончательно завершая тем самым свой мини-допрос и неприглядный портрет, и ушёл из вагона, сопровождаемый молчаливым старшим лейтенантом.

- Испортил день, сволочуга! – с досадой, слегка прерывающимся голосом посетовал Марусин. Пальцы его слегка подрагивали, когда он, обламывая спички, закуривал. Сергей допил чай, спокойно предложил:

- Тогда давай всхрапнём, заспим этот инцидент.

Все согласно и молча стали укладываться. Улёгся и Вилли, но сна не было.

То, что ночной капитан оказался в сфере интереса контрразведки, а может быть, и агентом её, меняло всю ситуацию. Ясно, что теперь майор не отцепится от Марусина и Баркова, пока не выяснит, куда и как исчез его подопечный. А значит, и они с Марленом тоже на крючке, том самом, с которого не дают сорваться до конца жизни: даже единожды проштрафившийся или даже только попавший под подозрение – клеймён на всю жизнь: враг или потенциальный враг до конца её. Так было в Германии, Вилли был уверен, что и здесь так. А если капитан выжил? И теперь, вот в этот самый момент, налаживает связь с поездом, с майором, и на какой-то ближайшей станции их с Марленом уже ждут? А в мешке у Вилли – деньги и ценности капитана. Избавиться и выбросить пока не поздно? Жалко. Что делать? Надо уходить. Но как? Уход без причины, тайком – уже не улика, а достоверный факт причастности к исчезновению капитана. Следовательно, для ухода должна быть веская, дважды и трижды защищённая, причина. Но её нет. Сергей уже похрапывал. Марусин лежал тихо. Марлен привычно ворочался, борясь со сном как маленький. Пожалуй, всё же хорошо, что ему подвернулся этот парень. Но и опасно теперь. Если возьмут, он не выдержит допросов. Но через него гораздо легче, безопаснее и естественнее внедриться в русскую жизнь. Марлен для него – как рекомендатель в ней. К тому же легко решается самая трудная проблема внедрения – жильё. На первых порах его искать не придётся, а значит, исключается опасный контакт с большим количеством незнакомых людей в незнакомой обстановке с незнакомыми нравами. Его предупреждали, что русские подозрительны, и каждый считает своим гражданским долгом сообщать о подозрениях властям. Нет, от Марлена уходить нельзя. Мысли Вилли постепенно убегали от поездной опасности, и, так ничего не придумав, он всё же задремал.

- 10 –

Разбудил проводник. Заходящее солнце резкими длинными тенями, как под юпитерами, хорошо обозначило за окном редкими декорациями искривлённые деревья и далёкие тёмные рощи на фоне стылой грязно-зелёной заовраженной земли, движущиеся сцены убогой природы, не вызывающей оптимизма.

- Мужики, вставайте, граница! Граница Союза Советских Социалистических Республик! Подъём!

Язык его заплетался, с трудом справляясь со сложными сочетаниями труднопроизносимых слов инородного названия многострадальной Родины, и не чувствовалось пафоса и радости в осиплом спьяна голосе, а только привычный факт. Но он знал, что факт этот для ребят, лишённых детства и юности, дороже победы, не в первый раз возвращает таких родителям и невестам, и редко жёнам и детям.

Вагон дружно зашевелился, насел на окна. Вилли тоже вместе со всеми стал всматриваться через пыльное окно с узорчатыми потёками и пятнами на давно не мытых стёклах, стараясь не пропустить, где она и как начинается, эта загадочная и пугающая Россия. Длинными гудками затрубил паровоз, с резким торможением замедляя ход и тоже давая знать о чрезвычайном событии, встряхивая спящих и отвлекая остальных от мыслей, трёпа и пьянки, медленно пошёл, редко и сильно отдуваясь, осторожно перебираясь по небольшому деревянному мосту через узкую заболоченную речку, ничем не примечательную для въезда в другой мир. И тут перед глазами Вилли медленно поплыл стоящий на берегу деревянный полосато раскрашенный пограничный столб с гербом и крупными буквами СССР, а в отдалении – барак, и рядом со столбом – улыбающийся пограничник с рукой под козырёк, салютующий возвращающимся домой. И стало ясно теперь, что въезд в другой мир свершился. В вагоне стояла тишина. Только изредка хлюпали у кого-то сопли, текущие у мужиков, как правило, в радостно-минорные минуты погружения в себя, и более обильно, чем слёзы. Вилли же ощущал только холод в груди да щемящее чувство нарастающей тоски и угнетённости. Теперь он один на один с этим враждебным миром. Почему же, если он русский, его душа никак не откликается на встречу с прародиной? Почему не находит у неё теплоты для себя? Может, она знает, что пробрался он сюда не сеять хлеб, а взращивать плевела, да ещё самые гнусные – человеческие. Нет, земля не прощает издевательств над собой. Следы их отчётливо видны за окном: исколесованные поля, изрытые воронками и окопами холмы, порубленные деревья и целые рощи, железный хлам, разбросанный в изобилии где попало. Долго ещё придётся зарастать этим шрамам, и быть земле в обиде на таких как он, пришедших незвано со злобой и ненавистью. Нет, не любви от неё надо ждать, а отмщения. Он хотел восстанавливать Германию, придётся – Россию. Может быть, это зачтётся ему от этой земли за Виктора, Германа, Гевисмана, да и за себя. Вальтер Кремер остался там, а здесь с этой минуты он даже в мыслях, даже сам с собой, всегда и всюду – Владимир Иванович Васильев, в обиходе – Владимир, Володя. Вилли забыт. И он русский. Чтобы сделать дело и выжить, вернуться в Германию и снова стать немцем.