Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1

• Название: Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1
• Автор: Макар Троичанин
• Жанр: Современная проза

---

Макар Троичанин

Корни и побеги (Изгой)

Роман

Книга 1

Глава 1

-1-

Город горел. Серо-чёрные клубы дыма и копоти вырывались из разбитых окон и крыш домов и, прибитые густой моросью дождя и сильным порывистым ветром, низко стлались над улицами и домами. Чадно пахло горелым железом и камнем. По мостовым мело бумагу, тряпьё и мусор.

Было раннее утро конца апреля, последнего месяца войны.

На окраинах, где началась, наращиваясь, битва за город, звонко стучали танковые пушки, непрерывно строчили пулемёты и автоматы, часто рвались мины и гранаты, взлетали фейерверки ракет, вырастали и медленно опадали огненно-дымные столбы взрывов и пожарищ. Какофония звуков смерти нарастала, неумолимо приближаясь к маленькой квадратной площади, покрытой брусчаткой. С трёх сторон она была ограничена массивными трёх- и четырёхэтажными домами, стоящими без промежутков, с целыми пока островерхими черепичными крышами, узкими глубоко проваленными окнами и редкими балконами-фонарями, украшенными лепкой. С четвёртой стороны площадь ограничивалась узкой и пустынной теперь, тоже брусчатой улицей. В центре площади зияла канава круглого высохшего цементного бассейна с расположенными по окружности рыбами с открытыми высохшими ртами, из которых когда-то били струи воды. Теперь там валялся грязно-мокрый хлам.

Здесь было безлюдно и пока ещё относительно тихо.

К одному из домов, глядящему фасадом и неживыми окнами в сторону приближающегося боя, на большой скорости вывернули из-за угла и остановились у решётки входа-подъезда лёгкий танк и закрытый бронемобиль, закамуфлированные белыми пятнами зимы. Из броневика вылезли два эсэсовских офицера: один – пожилой, в чёрном плаще, подбитом мехом, второй – молодой, в полевой форме СС, и четверо солдат в пехотных серо-зелёных накидках. Из люка танка по пояс высунулся танкист.

- Ну, вот, гауптштурмфюрер – мне приятно вас так называть, Вилли – мы, пожалуй, и прибыли. Предлагаю вам эту крепость, единоличным защитником и комендантом которой вы пожелали недавно стать. Унтер-офицер Браун! Вскройте этот каземат и отнесите амуницию гауптштурмфюрера на третий этаж в квартиру с этими окнами, - он показал рукой на угловые окна. – Обыщите дом. Не оставляйте в доме ни одной живой души. Дом реквизирован гауптштурмфюрером.

Он мягко и благожелательно обратился к молодому офицеру:

- Я, конечно, горжусь, Вилли, тем, что вы были моим подчинённым, служили в моём отделе, но, если говорить откровенно, я и разочарован. Никак не ожидал от вас такого решения. Я сам привёз вас сюда, чтобы поговорить открыто. Подумайте ещё раз сами: предложить себя, интеллектуала и военного профессионала, фаустпатронником-одиночкой – это немыслимо даже в тяжёлое для нации время, противоречит всему нашему мышлению, звучит как вызов здравому смыслу, который только и объединяет нас, немцев, теперь. Вы стали многим своим сослуживцам неприятны и чужды. Почему вы это сделали, Вилли? Если бы я знал, что вы способны на такой поступок, я не держал бы вас ни дня в своём отделе. Это что-то похожее на фанатизм и отчаяние русских с их неуправляемыми чувствами и отсутствием логики в поведении. Но вы ведь ариец! Не так ли? Вы были у нас идеалом молодого наци. Что побудило вас к такому шагу? Скажите мне откровенно, я плохо себя чувствую, не поняв ваших мотивов. Вы действительно ищете героической смерти или задумали какой-то хитрый выход?

Старший офицер с седыми висками и рублеными чертами лица недовольно стянул перчатки и раздражённо хлопнул ими по ладони. Он ждал ответа.

- Господин штурмбанфюрер, правда ли, что существуют списки лиц, предназначенных для эвакуации из Германии? – вместо ответа обратился к нему молодой.

- Вилли! О чём вы говорите? Какие списки! – с наигранным возмущением опроверг слухи штурмбанфюрер. – И фюрер, и все мы, все будем держаться до последнего. Никто не станет предателем. Или смерть, или победа нашего движения! Другого не дано! Вы же слышали, что сказал фюрер: «Скоро придёт армия Венка, а с ней и перелом в войне»?

Стоявший вполоборота и молчавший молодой офицер повернулся анфас и, глядя в лоб старшему, выдавил вяло и с натугой:

- Ясно. Очень сожалею, что не заслужил доверия после долгих лет службы под вашим руководством. – Он перевёл взгляд на мёртвый фонтан. – В моём желании отдать жизнь за нацию и фюрера здесь, на переднем крае обороны, нет скрытых причин, позорящих меня или вас, или наше движение. Просто теперь, когда открытая борьба закончилась или заканчивается, я не боюсь этого утверждения, в наших рядах происходит размежевание на тех, кто обречён умереть, и на тех, кто может спастись. Я, как прагматик-аналитик, почувствовал, скорее, осознал, что попал в число первых, - гауптштурмфюрер с горечью выдохнул и снова повернулся к старшему. – Мне не нашлось места среди тех, кто продолжит борьбу после поражения. – На желание штурмбанфюрера возразить он предупреждающе поднял руку ладонью вперёд. – Не нужно меня опровергать и снова говорить о близких победах. Я не мальчик из гитлерюгенда. Понимаю, что для послевоенной работы отобраны наиболее стойкие и убеждённые партийцы, имеющие жизненный опыт пропаганды и борьбы. Я же только молод, вот и все мои достоинства. Но господин штурмбанфюрер! – Глаза молодого засветились. – Без нас, молодых, вам не выжить и, главное, не возродиться. Многими из вас сейчас движет не долг, а низменное чувство самосохранения, спасения. Мы же, молодые, более верны движению потому, что верны в первую очередь идее. Всё равно когда-нибудь мы встанем во главе его. – Глаза молодого офицера снова потухли. – Но это будет ещё не скоро. А я не хочу умирать как попало, быть рядовой жертвой. Я честолюбив, и мне нужен свой героический финал. Пусть его никто не увидит, для меня это не имеет значения, потому-то я и выбрал судьбу фаустпатронника. Надеюсь, господин штурмбанфюрер, теперь вы понимаете меня лучше.

Из дома вышли и приблизились унтер-офицер с солдатами.

- Господин штурмбанфюрер, в доме никого нет. Снаряжение господина гауптштурмфюрера перенесено в указанную квартиру и установлено в боевой готовности. Мы не стали открывать окна, чтобы не демаскировать огневую точку. От себя я оставил флягу со шнапсом.

- Отлично, унтер-офицер. Благодарю от себя и от коменданта крепости. Вы свободны. – Штурмбанфюрер повернулся к гауптштурмфюреру.

- Я, наверное, понял вас, Вилли. Что ж, каждый в конце концов приходит к тому, на что подготовила его судьба. – Он встал по стойке смирно. – Господин гауптштурмфюрер! Я верю, что, имея таких офицеров, наше движение не может не возродиться как феникс из пепла. – Потом расслабился, коротко отдал честь: - Прощайте, Вилли! Да поможет вам Бог! Хайль Гитлер!

- Хайль!

Традиционное фашистское приветствие, и гауптштурмфюрер, не оборачиваясь и опустив голову с напряжённо застывшим отрешённым лицом, медленно направился к дому, вошёл в него, поднялся по широкой лестнице с узорчатыми широкими перилами на третий этаж, вошёл в открытую дверь квартиры, пересёк прихожую и одну из комнат, безразличный к интерьеру, и остановился в комнате с разложенным, расставленным, изготовленным для стрельбы оружием: фаустпатроном, ручным пулемётом, автоматом и железным плоским ящиком с боеприпасами. Потом подошёл к окну и бездумно посмотрел на площадь как на чужой мир. Танк уже начал медленное движение, а в моторе стоявшего броневика копался шофёр. Возле машины никого не было. Гауптштурмфюрер почувствовал вдруг, как у него стеснило дыхание, и кровь прилила к лицу. Он медленно обернулся к столу, на котором лежало оружие и боеприпасы, взял и пристроил на плечо фаустпатрон, навёл прицельную прорезь на броневик и мягко нажал на гашетку. Раздался звон выбитого стекла, лязг металла о металл и почти сразу же – глухой взрыв внутри бронемашины. С тонким звоном посыпались выбитые взрывной волной стёкла нижних квартир, и дом-крепость стал похож на многих своих городских собратьев. Из круглой пробоины, которую гауптштурмфюрер ясно видел, и из смотровых щелей броневика повалил чёрный смрадный дым, разрываемый тонкими языками пламени. От взрывной волны и неприятных запахов горелого железа, краски и мазута офицер отшатнулся от окна. Когда он снова посмотрел наружу, то увидел, что танк на полной скорости заворачивает за угол, его пушка нацелена прямо в лицо гауптштурмфюрера, а над площадью кружатся  чёрные и белые бумаги и сажа, поднятые взрывной волной из бассейна с фонтаном. Всё так же чёрным дымом истекает бронеавтомобиль, глухо потрескивая рвущимися внутри него одиночными патронами.

Людей по-прежнему нигде не видно.

Гауптштурмфюрер ещё постоял у разбитого окна, сосредоточенно и отрешённо наблюдая за пляской бумаг над фонтаном и улицей, за броневиком, который, казалось, горел уже давно, ещё до прибытия их сюда, за серо-свинцовыми тучами, стремительно надвигавшимися на город со стороны наступающих войск, потом широко и долго зевнул. Захотелось спать. Из разбитого окна несло сыростью и холодом.