Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1

• Название: Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1
• Автор: Макар Троичанин
• Жанр: Современная проза

---

Он окончательно расстался с Раскольниковым только в третьем часу ночи, до предела раздражённый и переполненный отвращением ко всем героям гаденькой истории с бессмысленным убийством старухи-ростовщицы. Он не понимал, как можно утверждать своё «я», проверять силу и способности своего характера через смерть другого человека. Он, Вилли, убил уже не одного, но на войне и не просто так, а вынужденно, даже, можно сказать, нечаянно, больше того – отстаивая свою жизнь. Это совсем другое. А здесь подготовлено, осуществлено и оправдано намеренное убийство невинного человека. Убийство ради убийства, как ординарное явление, чтобы доказать, что можешь убить, и ничего здесь такого особенного нет. От этого становилось страшно. Нет, он не понял Достоевского и не понимал этих людей, а ведь среди них ему придётся жить. В конце концов, всех стало просто жалко: и Раскольникова, и Сонечку, и Порфирия, и даже старуху. С тем и заснул.

Проснулся рано, ещё не было семи, и сразу же решил, что хватит экскурсий по городу, пора в путь. Быстро собрался, уходя, громко сказал:

- Я ушёл совсем. Спасибо.

Приятно идти прохладным ясным утром под лучами яркого, но пока не жаркого солнца, собиравшего росу с каменных стен домов, тротуаров и мостовых, влиться в общий рабочий ход немцев, спешащих на работу. Порой казалось, что и он идёт вместе со всеми на восстановление своей Германии, а шёл всего лишь на вокзал, чтобы уехать от этой работы. И знал, что другого ему не дано, потому что каждый его шаг контролировался, и хотя он не видел и не пытался увидеть филёров, но был убеждён, что они есть, да по-другому и быть не должно. Правила разведки у всех и во все времена одинаковы.

Глава 4

- 1 –

На вокзале было много военных. Сидели, где попало, или ходили, позёвывая и медленно доходя до кондиций дневного состояния, но были и такие, что ещё спали, занимая деревянные скамьи, сбитые, очевидно, сапёрами из кое-как оструганных и подогнанных досок, или располагались прямо на полу на шинелях и ватниках, этих демисезонных куртках русских солдат и офицеров. Офицеры попадались сравнительно редко, имея, вероятно, более комфортабельный ночлег в городе. Вилли некоторое время походил по залам вокзала вместе с разбуженной и ещё инертной массой бесцельно слоняющихся людей, прогоняющих дремоту, приглядываясь к русским и оценивая их отношение к своей персоне. Ничего необычного не отметил, это успокоило. Пора было приступать к более активной роли в длинном спектакле, сочинённом для него, в котором не было зрителей, а были только участники. Для первого своего диалога он выбрал немолодого уже майора с добрым на вид лицом, вместе с ним подошедшего к кассе. Из короткого разговора узнал, что поезд на восток ожидается сегодня около 12.00, и что для посадки необходима литера, которую выдаёт комендатура по предъявлению документа о демобилизации или направлении на лечение, и что предпочтение при этом имеют раненые. Осторожно узнал и примерное расположение комендатуры. В разговоре с майором он не испытывал никаких затруднений, правда, говорил больше майор, а Вилли подталкивал его к этому короткими вопросами, вслушиваясь в неторопливую речь русского, в которой практически не встречалось незнакомых слов, и он всё понял, почти совсем не переводя мысленно на немецкий.

В комендатуре, куда он сразу же отправился и которую легко обнаружил по флагу и потоку военных, пришлось выстоять в очереди почти час, получить по справке из госпиталя направление на поезд. Выдавший его сержант предупредил, что как тяжело контуженному, ему выделено спальное место, и что надо прийти на вокзал пораньше и занять его, так как мало кто соблюдает правила и можно оказаться вообще без места. Это заявление несказанно удивило Вилли, привыкшего к строгой дисциплине на общественном транспорте.

На вокзале он успел выстоять ещё одну очередь в буфет, где купил какие-то неаппетитные бутерброды с сыром и полбуханки хлеба, и почти сразу вокзальная толпа зашевелилась и начала выливаться в двери на перрон, очевидно, к поданному поезду. Так оно и оказалось. Выдавившись в числе первых вместе со всеми через человеческую пробку, которую образовали заклинившиеся в дверях люди, почему-то не желающие нормального, спокойного и поочерёдного прохождения через них, Вилли увидел состав из пассажирских и товарных вагонов, к которому спешила вся масса ожидавших и сумевших пробиться через дверную пробку. У Вилли в литере был обозначен 4-й пассажирский вагон и место 21. Проводника у вагона не оказалось, вагон был ещё полупустым, но когда Вилли нашёл своё место на верхней полке, там уже лежал на спине капитан, положив голову на маленький чемодан и подперев к стенке ещё два огромных.

- Это моё место, - обратился к нему Вилли.

Из-под опущенной на самый нос фуражки на него насмешливо посмотрел прищуренный глаз, а капитан, не меняя позы, лениво процедил:

- Тебя что, лейтенант, не учили обращению к старшим?

Мгновенно вспомнился тот первый русский капитан, та обида и эта схлестнулись вместе, лицо Вилли залила краска негодования и злости, и он, не отдавая себе отчёта, что делает, быстро встал ногами на нижние полки и рывком через капитана выбросил его чемоданы вниз. Тот опешил и медленно сел, свесив ноги в проход. Вилли спустился, правой рукой цепко ухватил нахала выше колена, сжал так, что капитан вскрикнул, резко дёрнул к себе и одновременно надавил, заставив того неуклюже спрыгнуть рядом. Не дав капитану опомниться, коротким проверенным тычком кулака под рёбра усадил на нижнее сиденье, и пока тот ловил ртом воздух, скрючившись и раскинув ноги и руки, добавил к двум первым третий чемодан. Разрядившись на этом, спокойно посоветовал:

- Перемени купе, капитан.

Подумал, что в общении с этими людьми начал терять привычную сдержанность и уважение к старшим. Уложил свой рюкзак, забрался на полку и лёг на бок, лицом к проходу. Через некоторое время, придя в себя, поднялся на ноги и капитан. Ещё не стерев с лица гримасы боли, поглядел с ненавистью на Вилли, спросил с обидой:

- Ты что, из СМЕРШа, НКВД? Сказал бы, а то суёшь кулаками куда попало.

Видно, он не мог себе представить, чтобы обычный младший офицер позволил себе кулачный разбор со старшим, а может по каким-то своим причинам решил не связываться, взял свои чемоданы и ушёл к соседям. Вилли постепенно остывал. Он никак не мог осознать, что можно преспокойненько занять чужое место и при этом не испытывать никаких угрызений совести, вины, как будто так и надо. Может быть, у русских на самом деле так принято?

- Здравия желаю! – оборвал его злые мысли звонкий голос.

Взамен гнусной рожи капитана между полками обозначилось прыщавое лицо младшего лейтенанта пацанячьего облика в новой форме с двумя медалями и с глазами, весело блестевшими на Вилли.

- Будем соседями, товарищ лейтенант, - определил он своё появление, забросил на верхнюю полку трость и неловко вскарабкался следом, плохо сгибая левую ногу. – Вот, задело, - объяснил он. – И надо же! Уже после войны. Какой-то юнец обстрелял наш патруль с чердака. Солдата – наповал, а мне вот по ноге досталось. Доктор сказал, зарастёт, ходить буду, только напоминать будет перед непогодой.

Улёгся, шумно устраиваясь, будто насовсем, постелив под себя шинель и положив под голову внушительный мешок, а на третью полку с трудом забросил тяжёлый чемодан с металлическими уголками. Повернулся к Вилли, чтобы завязать беседу, как это водится у впервые встретившихся пассажиров, но тот не хотел разговоров и лежал с закрытыми глазами, всё ещё ощущая неприятный душевный осадок от перенесённого оскорбления и собственного неожиданного срыва. Виной, конечно, были напряжённые нервы, непонятная обстановка и непонятные люди в ней, неясность как себя вести с ними. Было не до разговоров. Понял только, что ему будет трудно, если он не сумеет приноровиться к нахальству русских, не отличающихся, как видно, щепетильностью в отношениях между собой. Что его ждёт?

Вилли решил остановиться в Минске на первое время в гостинице. Походить по городу, осмотреться, познакомиться с фирмами и заводами, навести справки о работе и выбрать такую, чтобы давала возможность для поездок или хотя бы для кратковременных отпусков. Потом придётся подыскать какую-нибудь комнату и лучше бы с отдельным входом и ещё лучше – у какой-нибудь пожилой женщины, чтобы готовила пищу и убирала в комнате, или, в крайнем случае, у пожилой пары. И обязательно – без детей. Этих не проведёшь! Там он будет жить тише серой мыши. На акклиматизацию Вилли запланировал сентябрь. Хватит! Больше он не выдержит. Его место - в Германии, будь он хоть русский, хоть немец, хоть негр. И снова заныла червоточина, зарождённая Гевисманом. Кто же он всё-таки родом? Неужели так и будет его мучить этот вопрос всю жизнь?

- 2 –