Михаил Ишков - Заповедник архонтов

• Название: Заповедник архонтов
• Автор: Михаил Ишков
• Издательство: БПП
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2009

После гибели в сражении при Сатурне Серый волк возрождается на другом краю галактики. Здесь он обретает статус космического хранителя, для чего ему приходится выполнить задание, которое выполнить нельзя, разве что применить необычный способ поверить в то, что цель может быть достигнута. Это трудно, но еще труднее убедить в этом окружающие его странные существа, для которых выживание стало символом веры.

---

— Жрать нечего, — отозвался Туути, — мать вашу так-разэтак…

Охранник погрустнел.

— Ну, ничего, здесь сносно кормят. Посидите, баланды похлебаете, а там, глядишь, всех на ковчег смотреть позовут.

— Надеешься, товарищ? — спросил Тоот.

— Прозрачный тебе товарищ! — грубо оборвал его дьори, потом уже более дружелюбно ответил. — Почему не полюбоваться. Глядишь, сердце вспыхнет, станет веселее. Не-е, я за то, чтобы показали ковчег. А вон и отвратительные, опять молятся.

Он кивнул в сторону сидевших тесной группой на нарах, одетых в неописуемое рванье, бродяг. Все они сгрудились вокруг какого-то лежавшего на спине поселянина — пятки у него были вместе, носки врозь.

— Ты вот что, — обратился к нему Туути. — Как дежурство кончится, приходи к нам. Сказки послушаешь, расскажешь, что у вас здесь творится.

— Что творится? — недовольно переспросил охранник. — Праздник героев скоро, всем амнистию на день-другой объявят. А что это за сказки?

— Сам узнаешь, — Туути хлопнул меня по плечу. — Вот этот рассказывает. Складно врет, заслушаешься. Про каких-то чудиков, которые по воздуху летают, есть и такие, что ростом с пальму, а уж если кто маленьким уродился, то не больше мизинца будет.

Охранник даже споткнулся.

— Как это?

— Придешь — узнаешь, — пообещал я.

— Ну, если разрешат… — почесался под мышкой дьори, потом грубо ткнул ближайшего к нему поселянина.

— Эй, мошенники, хватит молиться-чесаться. Лбы поотшибаете. Принимайте гостей.

Те послушно раздвинулись. Я приблизился, глянул на лежащего на нарах губошлепа. Тот глупо улыбался, одна сторона его лица была страшно обожжена.

Это был Иуда.

Глава 6

— Что с ним? — спросил я.

Мне ответил Петр — губошлеп степенный, чрезвычайно высокий, длиннорукий, с толстоватыми ножищами. Борода лопатой, глаза стоячие — часами может смотреть в одну точку. Помню, как уставится, жуть берет.

— В интеллектор, злыдни, сунули, потом подбросили на окраине Дьори в ночлежку для бродяг. Там мы и нашли его, мил человек… Что творится, о-ох, что творится!..

Рядом с ним на широком помосте, где вповалку отдыхали заключенные (здесь они и днем устраивались — ноги сложат, сядут на пятки и томятся до обеда), сидели Савл и Якуб. Они поддерживали за руки слепенького Левия Матвея. Поодаль Муса и Варфоломей. Многих не хватало, теперь их осталось только восемь губошлепов.

Тоот, Туути, Этта разом придвинулись ко мне. Лица их одеревенели, языки выкатились, как у повешенных.

— За что его? — спросил я, кивнув на Иуду.

— За что, мил человек, спрашиваешь, пострадал Иудушка? За правду, — ответил слепой Левий Матвей. — А вы, добрые поселяне, кто будете?

Петр между тем не мигая смотрел на меня.

— Мы, товарищ, с Дираха, — энергично принялся объяснять Тоот. — Прибыли сюда агитацию наводить, чтобы власти земные явили чудо — показали нам ковчег. Страсть как хочется видеть дело рук своих! Пусть покажется в небе, помашет крыльями.

— Что же вас в тюрягу сунули? — нахмурившись, поинтересовался Петр. — Ленились? Сачка давили?

— Нас сюда на корабле доставили в составе делегации. Мы слова не успели сказать, как нас в темницу упекли, — затем с прежней горячностью главный инженер заверил. — Не сомневайтесь, товарищи, мы вели себя достойно, чести рабочего люда не посрамили. Заодно сказок понаслушались, наставлений всяких, а также чудо наблюдали.

— Каких же наставлений вы понаслушались, каких чудес насмотрелись? — спросил Якуб.

Этот мрачный фанатик с горящим глазами и добрейшей душой чаще всего помалкивал и всегда держал за пазухой свою думку. Я назвал его Якубом из-за его присущей мусульманам особенности все упрощать, верить чисто, незамутнено и строго.

— Разных, товарищ, — откликнулся главный инженер. — Главное не в наставлениях, не в чудесах, а чтобы вот сюда, — он почесал себя по груди в области сердца, — запало. Если мимо, все без толку.

Он обречено махнул рукой, потом, мгновенно повеселев, добавил.

— А насчет чуда? Молоденькая благородная сучка, которую мы сопровождали, насмотрелась снов и по воде, как по суше, бегала. Должен сознаться, более удивительного явления природы мне встречать не приходилось. Знахарь, ты скажи, — обратился он ко мне.

— Чуть что, сразу знахарь! — почесался я. — Сами рассказывайте. Давайте раздвинем круг и покумекаем, что есть истина и с чем ее едят. Может, найдем согласие.

Заключенные охотно потеснились, рассадили нас, пришлых. Мы достали съестные припасы, угостили новых знакомых, все вместе пожевали хлебца. У капитана Хваата нашлись три соленые рыбы, их тоже поделили. Рыбы оказались маленькими, с ладонь, однако всем хватило. Запили водой.

— Вот что, ребята, не по-людски мы пищу приняли, — сказал Туути и вытер губы рукавом форменной рубахи. Он и Петр на голову возвышались над другими губошлепами, сидели они друг напротив друга.

— Перед тем, как вкусить, — продолжил страж, — следует говорить так: «Отче наш, пребывающий ныне на небесах! Да святится имя твое, да приидет царствие твое, да будет воля твоя, как на небе, так и на земле…» Либо вот так следует говорить: «Во имя Аллаха, милостивого, милосердного!» Можно и так пропеть: «Шма Исраэль, Ад-най Элокайну, Ад-най Эхад».

Теперь оцепенели приютившие нас поселяне.

Наступила тишина. Никто не решался нарушить ее. Все, по-видимому, обмыливали это нестерпимое желание.

Наконец Андрей нарушил молчание:

— Кто же, милые люди, научил вас этим словам? — дрожащим голосочком спросил он.

— Вот этот, — указал на меня Туути. — Знахарь.

Мои прежние апостолы не мигая уставились на меня. Я невольно начал почесываться.

— Не похож, — покрутил головой Андрей. На темени у него выделялись большие, нездорового цвета залысины.

Петр бесцеремонно пощупал меня и кивнул.

— Совсем не похож.

— Нет, ребята, похож, — возразил я.

Тогда все, сидевшие рядом со мной, тоже принялись щупать меня, тискать за руки, чесать под мышками, хватать за щеки. Левий Матвей заявил: «Дайте и мне потрогать», — потом встал на карачки и направляемый Якубом, который с откровенным недоброжелательством посматривал на меня, пополз в мою сторону.

Слепой коснулся моего лица.

Я не шевелился.

Затаив дыхание, рассматривал его пальцы. Они были обожжены и скрючены, все в мелких отвратительных язвочках. Глаза широко раскрыты, неподвижные зрачки смотрели бездумно и весело. Я не стал бы называть его горемыкой, было видно, что он свыкся с бедой, с самим собой ему было уютно. Левию Матвею было что вспомнить, о чем погоревать, кого помянуть добрым словом.

Я взял его искалеченные руки в свои, согрел дыханием, проник ментальным взором в его разум. Зрения он лишился, когда попал под завал во время ядерного взрыва. Испытал болевой шок… Повреждения в мозгу были незначительные… Всего-то дел, что мысленной иглой сшить разорванные нейронные цепи… Волевым усилием я заставил его страстно пожелать выздоровления, возродил надежду увидеть этот беспорядочный цветастый, тяжеловатый для простого поселянина мир.

Неожиданно его зрачки осмыслились, теперь он взял мои руки в свои искалеченные ладони — пальцы едва слушались. Слабо стиснул, потом отпустил и беззвучно, с нескрываемой радостью заплакал.

— Похож, — заключил он, — вижу, что похож. Здравствуй, учитель. Явился наконец?

— Ковчег послал. Сказал — надо подсобить ребятам, а то погрязнут в слепоте, в унынии.

Наступила мертвая тишина. Люди со всех концов камеры начали подгребать поближе. Якуб, сидевший рядом с Левием Матвеем, осторожно, коготочком указательного пальца, тронул его правое веко. Потом сам закрыл лицо ладонями. Петр еще выше вскинул голову, совсем как петух. Туути всхлипнул. Этта открыл от удивления рот — мне так хотелось напомнить ему, чтобы закрыл пасть, а то внутренности простудит, но не решился.

Не пристало святому ерничать.

Общее оцепенелое недоумения, предвестье радости, обнаружение, что чудо рядом, оно свершилось, его много, достанет на всех, прихватило и меня. Казалось, еще мгновение, и они запоют, однако песенное или какое-нибудь иное творческое начало не было заложено в их генные цепочки. Это все еще надо было нарабатывать: рисунок, музыкальный лад, танец.

Лиха беда начало!

Тишина была долгой, светлой. Наконец Левий Матвей нарушил молчание. Он хлопнул себя по коленям, поглядел по сторонам и заявил.

— Спасибо, учитель, — потом обратился к сидящим вокруг товарищам. — Что ж, ребята, пора идти. Засиделись мы тут, а дьори, наверно, заждались нас. Ковчег заждался. Иудушку с собой возьмем. Иудушке, учитель, не поможешь?

Я пересел к Сулле. Взял его за руки. Вокруг опять легла тишина…

Открывшаяся картина переполнила мое сердце горечью. Я с трудом сдержал слезы — не хотелось омрачать праздник собравшимся возле помоста губошлепам.