Ева Софман - Та, что гуляет сама по себе

• Название: Та, что гуляет сама по себе
• Автор: Ева Софман
• Жанр: Фэнтези

Каждый борется со скукой, как может. Каждый развлекается, как умеет. Кто-то странствует по свету и творит добро, кто-то свергает королей с престолов, кто-то плетёт заговоры, а кто-то любит игры. Казалось бы, безобидное увеселение. Вот только игры бывают разные. И никогда нелишне подумать, прежде чем в чью-либо игру вступать — очень может быть, что играть будут вами.

Таше пятнадцать лет, она белокура и большеглаза, живёт в Вольном Волшебном Королевстве и верит, что жизнь — сказка со счастливым концом. Ещё вчера она была обычным оборотнем, вполне довольным своей жизнью. Сегодня она — принцесса, а её личный мирок разбит вдребезги. Но не надо печалиться! Пусть у неё убили мать, пусть украли маленькую сестру, пусть невесть за что затаивший злобу некромант уже спустил своих монструозных собачек, гонящих её навстречу… чему-то явно не очень приятному — не всё потеряно! Ведь у неё есть святой отец, — в самых буквальных смыслах почти святой и почти отец. И отважный персональный рыцарь, — по совместительству колдун-недоучка с раздвоением личности. И главное, что они — настоящие друзья… друзья? Правда ведь?

Да ксаш с ними. Друзья или не друзья — в конце концов ведь всё будет хорошо. Не может же быть иначе… Верно?

---

И навстречу Таше двигалось… что-то.

Не было формы, не было очертаний… а что было? А просто линии серебристой филиграни исчезали там, где было оно. Становились ломаными, изогнутыми. Там не было мира. Там был мрак.

Он был уже совсем рядом, почти лицом к лицу — фигурально, конечно. И растекался в стороны, будто простирая огромные крылья: бесформенный, бесплотный, жуткий…

Радужная сеть кружила вокруг них, становясь `уже с каждым мигом — почти вкрадчиво, почти незаметно, но так стремительно…

…почти не сетью даже, а коконом…

Таша посмотрела прямо перед собой.

А потом протянула руку и, коснувшись грани мрака, сжала кулак.

Кокон сомкнулся — и вдруг Таша вновь стояла у моста.

И держала за руку зыбкую чёрную тень, облекавшуюся материальностью на её глазах.

— Вызвала с изнанки реальности, значит, — изрёк Палач миг спустя. Светлые глаза, чуть сощурившись, всматривались в её лицо. — А что дальше собираешься делать?

Таша немного знала о магии и почти ничего о некромантии, но даже этих знаний было достаточно, чтобы понять: чтобы так управлять материальностью, чтобы так просто, за считанные мгновения творить временное тело — нужна колоссальная магическая сила.

— Джеми, отойди, — чувствуя, как судорожно стиснулись пальцы на её плече, тихо сказала Таша. — Не вмешивайся.

— Но…

— Ты поклялся мне.

С глухим вздохом ладонь Джеми разжалась. Мальчишка отступил на пару шагов назад — Таша почти чувствовала, как её окатывают волны гнева от постигшей его участи безмолвного зрителя.

Но это всё потом…

А сейчас и здесь их оставалось только двое.

— Не думал, что ты решишься так скоро, — сказал Лиар, удерживая её руку. — Но надеялся.

— Правильно надеялся.

— Я не так плохо тебя знаю, как тебе хотелось бы.

— Быть может.

— Но где же оружие, которым ты собираешься мне мстить, девочка моя?

Таша вдруг улыбнулась — мягкой, рассеянной улыбкой.

— Плохо же ты меня знаешь, — повторила она всплывшее из омута памяти. — Мстить тебе я не хочу.

— Зачем же тогда пришла? — его лицо осталось бесстрастным:

— Поговорить. Чтобы положить конец всему этому.

— Идеальное место для переговоров? Магия здесь обернётся против меня, это верно, — он благосклонно улыбнулся. — И о чём же ты хотела поговорить?

— Отдай мне Лив и отпусти меня.

Он рассмеялся:

— И ты думаешь, я так легко пойду на всё это?

— Нет, и поэтому хочу знать, что тебе нужно. Арону ты отомстил: что ты хочешь от меня?

— Сложный вопрос, — он чуть вскинул голову. — Боюсь, всего ты не узнаешь и не поймёшь никогда, а частности… хм… Было бы неплохо, если бы ты наконец смирилась с тем, что ты — игрушка. Для тебя в первую очередь. Тогда, скорее всего, я пошёл бы на уступки… Возможно, даже сделал бы всё, что хочешь.

Ташины ресницы чуть дрогнули.

— Всё, что хочу? — медленно спросила она.

— А с тобой куда интереснее, чем с другими, — кажется, происходящее его забавляло. — Они слишком легко сдавались. Порой они и бороться не начинали, и тогда все планы шли прахом. Но ты… о, ты уникальная игрушка, девочка моя. Я сделал правильный выбор. Даже Арон не устоял.

Таша вдруг увидела, как в зрачках его пляшут оранжевые огоньки.

До этого дня она всегда считала выражение "горящие глаза" просто фигурой речи.

С другой стороны, глаза лучистые тоже вполне можно было отнести к таким фигурам.

— Другие? Так это были не первые ваши… забавные игры?

— Остальные были давно, а правила везде были разными. Игр было достаточно, чтобы научить моего братишку не принимать вызовов, а мне — успеть надоесть. Но проходит какое-то время, и новизна ощущений возвращается… а уроки забываются. И теперь он попался — потому что на такую игрушку не мог не попасться.

— Значит, тебе нужна я?

— В общем, да.

Медовый ветер цветущей Пустоши распускал прохладу по щекам.

Всему миру нужна Таша Морли, думала она. Нет, мир точно сошёл с ума…

— Я не собираюсь больше играть по твоим правилам, хочешь ты того или нет. Ни по твоим, ни по чьим-либо ещё.

Он слегка улыбнулся.

— Я был великодушен, девочка моя. Но предупреждаю — я могу быть и жесток.

Таша склонила голову набок:

— Великодушен?

— Боюсь, ты даже представить себе не можешь, на что я способен.

— Верю.

— Во мне очень много… скрытых глубин. И лучше бы тому, что там таится, никогда не всплывать на поверхность. Там скрываются вещи, которым следует оставаться на дне.

— Разумеется.

— И ты не столкнулась с этим потому, что я был великодушен. Я сдерживал свои… дурные наклонности. Но я могу вспомнить о них в любой момент.

Таша смотрела в его бесцветные глаза — и где-то в самой глуби их видела…

…страх?

Таша не могла видеть, но откуда-то знала: сейчас вокруг него распростёрта преисподняя. Преисподняя его собственной души.

Она взглянула в темноту вокруг и в ясное небо, светлеющее рассветом, увидела ручей, весело журчащий за его спиной, и дурманящую пустоту. Одновременно.

Ночь и утро. Всё просто.

Она-утром шла прямой и светлой дорогой, и перед кременно-твёрдой верой в добро и в хорошее любая опасность предпочитала самоликвидироваться. "Как-то подозрительно легко нам всё даётся", так, кажется, Джеми говорил? Ну да… ну да. Ей действительно всё давалось легко, гораздо легче, чем должно было — потому что желания не менее материальны, чем слова.

Она-ночью бродила по лабиринту в поисках выхода, но в лабиринте выхода нет: есть лишь бесконечный мрак и паутина коридоров, один из которых не отличишь от другого. Тебе дают сделать выбор, как будто дают — но к чему он приведёт, ты увидишь уже после. Ты не сможешь вернуться, а выбор твой всегда будет неправильным, и чем отчаяннее ты будешь пытаться выбраться, чем больше будешь метаться во тьме, тем дальше будешь отдаляться от выхода, тем больше будешь тонуть во лжи, тишине, одиночестве…

…выбор твой всегда будет неправильным, потому что предпочтение одного тёмного пути другому тёмному пути — не выбор. Потому что выбраться из мрака через мрак нельзя. Нужно идти не вперёд и не назад, а тянуться вверх: туда, где над пеленой тьмы тебя всегда ждёт свет.

Всё просто. И тот, кто стоял перед ней, когда-то слишком долго бродил по тёмному лабиринту собственной души, не находя выхода. Он бродит там до сих пор — только теперь он уже и не может увидеть по-настоящему свет дня.

Это должно быть так жутко: жить и быть лишённым всякой человечности. Не знать простых чувств и радостей, не быть способным любить или сострадать. Жить вечно, вечность оставаясь одному — один на один со своей ненавистью, один на один со своей злобой, один на один с самим собой…

Пальцы на её запястье разжались, точно обожжённые.

— Что… — он отшатнулся, будто Таша его ударила, — что ты делаешь?

…почти как Дракон.

Медленно, медленно она шагнула вперёд — к нему и к мосту, коромыслом перекинувшимся через ручей.

— Я прошла через страшные опасности и невыразимые страдания. Я прошла через свои страхи и кошмары. Я прошла через пространство и время, через жизнь и смерть. Я прошла все препятствия, которые расставили на моём пути. И никому не дано меня остановить.

Последние страницы. Выцветшие строчки на пожелтевшей бумаге. Легенда, подходящая к концу. И каждый ребёнок знает, что конец этот должен быть счастливым.

Амадэй вновь отступил:

— И как же ты думаешь одолеть меня?

Шаг вперёд.

Слова с пожелтевших страниц, слетающие с её губ. Те самые слова. Нужные. Единственно-верные.

— Ты всерьёз думаешь, что меня, меня — можно победить?

— Моя воля столь же сильна, сколь и твоя.

— И ты надеешься одержать надо мной верх глупой верой в детские сказки? Глупой верой в то, что добро всегда побеждает зло? Но добро не спасло твоего отца, не спасло твою мать и не спасло твою сестру, а в жизни всё далеко не так, как в сказках. Зло всегда было, есть и будет сильнее добра. Даже день бессилен перед ночью. Тебе не победить меня — неужели ты так глупа, что не можешь этого понять?

— Пусть на твоей стороне силы, которыми я повелевать не могу — ты не сможешь одолеть меня. И пусть ты владыка тьмы, и пусть могущество твоё во сто крат больше, и пусть ты видел то, что не может привидеться в самом жутком кошмаре — тебе не дано победить.

Он вскинул руку — но отскочил, будто оттеснённый неведомой силой. Незримой, неосязаемой…

Ещё шаг. На его лице отразилось непонимание:

— Что ты сделала со мной?

— Я сильнее тебя.

Она смотрела прямо в глаза Палача, а тот лишь слепо пятился назад — пытаясь, но не в силах отвести взгляд.

— Потому что моя душа — свет. И чистая душа имеет силу, какую зло не может даже себе представить.

Шаг.

Они уже были у самого моста.