Татьяна Апраксина - Поднимается ветер…

• Название: Поднимается ветер…
• Автор: Татьяна Апраксина
• Жанр: Фэнтези

Доподлинно неизвестно, является ли сравнительно небольшой и наглухо ограниченный с севера и юга непроходимыми Пределами мир — лучшим из миров, но его обитатели, а особенно жители Собраны, самого большого королевства этого мира, не склонны роптать на судьбу. Жизнь достаточно щедра, порядки разумны, власти знают свое дело, а там, где злая воля или недосмотр создадут слишком большую прореху, непременно вмешаются по молитве добрые и мудрые боги-создатели. Ересь и зло могут лишь таиться по углам и бессильно шипеть. На каких ногах стоит колосс, замечают немногие. В один прекрасный день король Собраны объявит войну своим собственным северным провинциям. В один прекрасный день герцог Гоэллон, королевский кузен, предсказатель и отравитель, расстанется с любовницей и возьмет себе нового секретаря. В один прекрасный день первый министр захочет увидеть свою дочь королевой. В один прекрасный день на лесной поляне принесут жертву истинному творцу мира. И мир перевернется вверх тормашками.

---

— Олуэн… господин флигель-адъютант, но почему вас хотели убить? — спросил уже в ночи Алви, когда спутник попросил его налить еще вина. Сиделку тамерец выгнал, сказав, что не так уж дурно себя чувствует, чтоб вокруг него хлопотали женщины. — В самом центре страны…

— Граф Къела. Вы не поняли. — Темные глаза тамерца, обведенные синеватыми кругами, смотрели печально и удивленно. — Убить хотели вас.

— Баронесса, просыпайтесь, господин управляющий просит…

— Умом он рехнулся, что ли? — пробурчала Марта, глядя на полураскрытые ставни. До рассвета еще было далеко. — Где горит-то?

— Говорит, что дело важное… лица-то на нем нет, на сударе Хенрике, как есть — нет!

— Платье подай, — приказала Марта, садясь на постели и раздумывая над тем, куда управляющий подевал лицо. В карты проиграл? Пропил? Уронил по дороге? Лицо на Хенрике обнаружилось в наличии — широкое, красноватое и слегка оплывшее, то самое, что управляющий замка таскал на голове уже лет пятьдесят.

Обнаружился также охотничий костюм со штанами, по колено заляпанными грязью — не различишь, где штаны, где сапоги, — да и плащ понизу тоже был угваздан глиной.

— Откуда ты такой? — спросила Марта. — И куда меня потащишь?

— С берега за Роленой. Воля ваша, хоть казните, госпожа баронесса, а взглянуть вам надо.

— На что взглянуть? На Ролену?

— Надо вам посмотреть, госпожа баронесса, надо! За приставом послали уж, за священником, а вам тоже надо… — бормотал, тряся толстыми щеками, Хенрик.

— Ты мне не финти! — разозлилась Марта. — Поднял впотьмах, так говори, зачем?

— Утопленников там нашли. К берегу лодку прибило.

— Утопленников?! Ополоумел или перепил вчера? Утопленников я не видала, что ли?

— Непростые то утопленники… — тоскливо изрек Хенрик и поджал губы.

— Не простые? А какие? Золотые? Кто ж такой у нас потоп-то?

— Дождь был. Карета не пройдет, — невпопад ответил Хенрик, и Марта опешила.

Дождь идет пятый день — нашел, чем удивить. Что предупредил — так хорошо. Что на лошадь садиться придется — так плохо, конечно. Но все равно, что такого случилось за Роленой? Марта открыла шкафчик, достала две рюмки, рукавом смахнула пыль. Потом вытащила пузатую зеленоватую бутылку, в которой на дне плавал длинный огандский перчик, плеснула настойку по рюмкам, одну сунула в руки Хенрику.

— Закусить, прости, нечем — не держу. Хенрик залпом осушил рюмку, крякнул, вздрогнул, когда огненное пойло докатилось до желудка, и выдохнул. На лице постепенно проступал присущий управляющему здравый смысл.

— Теперь рассказывай заново, — приказала баронесса. — Что за утопленники, с чего тебя так растаращило?

— Лодку приливом выкинуло в устье Ролены, на тот берег. Как раз там, где пирс. Лодка не наша, утопленники — тоже не наши.

— Тамерские?

— Наверняка, — кивнул Хенрик. — Стриженые, в обносках.

— Ну и что тут такого? — вновь запуталась Марта. Утопленники в лодке? Тут Хенрик маху дал, в лодке не утопишься. Значит, решили сбежать, да, наверное, заблудились и померзли ночью, сколько раз уже такое было. Бестолковые тамерские рабы, наверняка, считали, что море в начале зимы переплыть, как через речку перебраться — сел да поплыл.

— Нехорошо с ними, — подумав, сказал управляющий. — Странные они. Посмотреть вам надо.

— Хорошо, посмотрю, — согласилась Марта. Хенрик зря панику поднимать не будет, если говорит, нехорошо и надо, значит, так нехорошо, что действительно надо. — Поехали. Пока седлали лошадей, брали факелы, поднимали с отдыха отряд арбалетчиков, уже начало рассветать. Тучи на горизонте заалели, раскалились, словно чугунная сковорода, забытая на плите. Марта повела носом. Дождь кончился в середине ночи и пока что не спешил начинаться, но дороги все же успели раскиснуть. Вдвоем с Хенриком можно было бы переплыть через реку на лодке, но отряд, который захотел взять управляющий, враз не перевезешь, а значит, придется давать круг через мост. Времени уйдет не меньше часа. Приспичило ж ему выезжать как на войну…

Ехали молча. Баронесса не любила ездить верхом, сидела, вцепившись в поводья, и думала, что если дело окажется пустым, то выволочки Хенрику не миновать.

Ездила она по-мужски, не чинясь. Не в ее возрасте и не с ее ногами беспокоиться, какой там покажется чулок или край нижней юбки. А испугается кто — так сам виноват, что решил поглазеть. За холмами показалась уже лет сто как разрушенная башня. Когда-то здесь был сторожевой пост, потом его перенесли ближе к реке, а Ролленам старинную каменную постройку подновлять надоело. Башня постепенно обветшала, сперва прогнили перекрытия, потом часть разрушило штормом, а остальное само потихоньку развалилось. Груда замшелых камней, окруженная убранными полями, казалась сиротливой, и Марта подумала, что надо бы велеть хозяевам снести остатки башни. Одна стена еще стояла, хоть и кривилась уже. Дети полезут играть — пришибет. Доехали до моста, потом свернули вправо, поехали вдоль реки. Ролена была неширокой и мелкой: не река, а так — речушка, в самом глубоком месте — коню по грудь. Листья с плакучих ив, которыми порос берег, давно облетели, унылые ветви мокли в ледяной темно-серой воде, кое-где из нее торчал подгнивший камыш. Потом река свернула влево, а кортеж отправился прямо. Ролена делала петлю, возвращаясь к пирсу уже у самого моря, дорога же не следовала речной прихоти. Ехать было долго. Холмы и дюны, скучный осенний берег, изрисованный птичьими следами. Слежавшийся песок. Глаз порой цеплялся то за темную корягу, торчавшую из светлого песка, то за кривую сосну на вершине холма. Пахло сыростью, — а чем бы еще могло пахнуть в начале зимы, не цветами же. Марта осторожно сняла левую руку с поводьев и надвинула капюшон по самые брови. Зябкая, промозглая сырость пробивалась и под плащ, подбитый мехом, и под шерстяное платье с двумя нижними рубахами. Место, где случилось происшествие, было видно издалека. У воды, на пятачке между рекой и морем, толпились десятка два людей, а сверху кружились чайки, изрядные любительницы поживиться падалью. Еще с холма Марта разглядела в темной толпе рыжеватое одеяние протоиерея, лиловые с белым мундиры приставов, красные косынки рыбачек. Баронесса пустила коня в галоп, сама удивляясь своей храбрости, но гнедой мерин, которого Марта любила за покладистый нрав, не стал упираться, видать, тоже хотел побыстрее узнать, зачем его разбудили еще до первого света и вытащили в ледяное промозглое утро.

Три трупа лежали возле перевернутой лодки шагах в трех от берега Ролены. Двое вывалились, третий был наполовину скрыт бортами. Марта слезла с лошади, бросила поводья первому попавшемуся рыбаку и, подобрав юбку, чтоб не возить ее по мокрому песку, пошла смотреть. Рваные обноски были явно не собранского шитья, но баронесса насторожилась, еще даже не подойдя вплотную. Штаны с дырами, рубахи с прорехами — ни курток, ни жилетов хотя бы. Босые ноги, даже без опорок. Тамерские рабы — не великие умники, но и они недостаточно дурны, чтобы в зимнюю ночь пускаться в плаванье в таком виде. Один из покойников, тот, кого придавило лодкой, лежал лицом в песок, двое других — навзничь, раскинув руки. Марта подошла вплотную, поглядела на синюшные лица и попятилась, приложив ладонь к сердцу. Да уж, выволочка Хенрику не светила: тут было на что посмотреть. Отворотясь и наплевавшись вдоволь. Бело-синие лица с распахнутыми ртами ни утопленникам, ни замерзшим насмерть принадлежать никак не могли. У утопленников лица равнодушные, отечные, у замерзших — сонные и тупые, человек ведь сначала засыпает, а потом уж помирает. Здесь же — на обоих отразился предсмертный ужас, словно им явился сам Противостоящий в гневе. Явился и вырвал заблудшие души прямиком из перепуганных тел… Глаза вытаращены, рты раззявлены — души, надо понимать, вытаскивали щипцами, как аптекарь — зубы. У одного еще и уши торчали, будто держали его при этом за них.

— Пристава ко мне, — сказала Марта, и, когда тот подошел, увязая в песке, спросила: — Откуда они будут-то? Пристав, хмурый парень, по виду — не бруленец, а присланный из столицы, несолидно шмыгнул покрасневшим от холода носом и потянулся к фляге, потом осекся. Марта милостиво кивнула — пей, дескать, — а после сама протянула руку к видавшему виды сосуду в кожаной оплетке. Как оказалось, напрасно: такой сивухи она не пивала с молодых лет.

— Странно все тут, госпожа баронесса, — сказал пристав. — Лодку не с моря выкинуло, а по реке принесло.

— Почему так думаешь?

— Так ветер же, госпожа баронесса, ночью был от берега.

— Кто их нашел?

— Рейнир Соль, рыбак, с подружкой гуляли, — подошел Хенрик. — С танцев возвращались.

— Не спится ж Рейниру-то, — улыбнулась Марта. — Зови его сюда. Только погоди пока, посмотрим еще. Пристав, поверни-ка третьего. Пристав скорчился, словно ему предлагали заглотить сырого слизняка, вытащил из-за ремня рыбацкие рукавицы, натянул их поверх форменных перчаток и только тогда взялся за край лодки. Брезгливый, видать, — подумала Марта, — так зачем в приставы пошел?