Татьяна Апраксина - Поднимается ветер…

• Название: Поднимается ветер…
• Автор: Татьяна Апраксина
• Жанр: Фэнтези

Доподлинно неизвестно, является ли сравнительно небольшой и наглухо ограниченный с севера и юга непроходимыми Пределами мир — лучшим из миров, но его обитатели, а особенно жители Собраны, самого большого королевства этого мира, не склонны роптать на судьбу. Жизнь достаточно щедра, порядки разумны, власти знают свое дело, а там, где злая воля или недосмотр создадут слишком большую прореху, непременно вмешаются по молитве добрые и мудрые боги-создатели. Ересь и зло могут лишь таиться по углам и бессильно шипеть. На каких ногах стоит колосс, замечают немногие. В один прекрасный день король Собраны объявит войну своим собственным северным провинциям. В один прекрасный день герцог Гоэллон, королевский кузен, предсказатель и отравитель, расстанется с любовницей и возьмет себе нового секретаря. В один прекрасный день первый министр захочет увидеть свою дочь королевой. В один прекрасный день на лесной поляне принесут жертву истинному творцу мира. И мир перевернется вверх тормашками.

---

— Воды, да побольше, и ветоши всякой!.. В комнате он застал все ту же композицию: герцог пытался добиться ответа от едва живого от страха толстяка. Секретарь разозлился. Что толку было в вопросах, в выволочке? Нужно было делать совсем другое: заниматься избитым мальчишкой, но кто здесь, в конце концов, такой знаток трав и лечебных составов?!

— Дядюшка! — заорал Саннио, нахально дергая герцога за рукав и показывая на раненого на постели. Герцог на мгновение зажмурился, встряхнул головой и открыл глаза, с которых уже сошла белая пелена ярости.

— Благодарю, — шлепнул он секретаря по плечу, потом достал из кошелька несколько монет и высыпал их в руку толстяку. — Благодарю и вас. Изумленный толстяк неловко поклонился, качнув венчиком пушистых волос вокруг большой розовой лысины и спешно ретировался. Гоэллон еще раз встряхнул головой и занялся мальчиком в черном бархатном костюме. Тот был без сознания, должно быть, не первый час. Юноше очень не нравилось, что тот дышит ртом, хрипло и с присвистом, но, когда служанка наконец принесла воды и тряпок, Саннио оттер с его лица кровь и понял, в чем дело — у парня был сломан нос. Они раздели мальчика и обнаружили на груди и ребрах все те же синяки и кровоподтеки. Били черноволосого долго и усердно.

— Кости целы, — тщательно ощупав мальчишку, сказал Гоэллон, — если не считать нескольких ребер. Еще у него сломан нос. Если в легкие попала кровь, едва ли он выживет. О внутренних повреждениях остается только гадать. До чего ж не вовремя… Саннио с легким ужасом смотрел, как, наклонив голову мальчика над тазом, герцог запускает пальцы в его ноздри, извлекая оттуда все новые и новые сгустки крови. Сначала было страшно, потом — скорее, любопытно, и секретарь начал задавать вопросы. Гоэллон, не переставая действовать, начал объяснять, что именно делает.

— Необходимо освободить дыхательные пути больного от инородных тел, коими в данном случае считаются и кровь, и другие естественные жидкости… полейте мне на руки. Это позволит ему дышать здоровым образом. Воздух, вдыхаемый через нос… дайте тряпку… очищается и увлажняется, согревается или напротив охлаждается… держите голову… что необходимо для… уф-ф, кажется, все. Что необходимо для выздоровления, — закончил герцог, отирая окровавленной рукой пот со лба.

— Вы испачкались, — сообщил Саннио.

— На себя посмотрите, — буркнул в ответ герцог. — Знаете, проще отравить десяток, чем поставить на ноги одного… Мальчик, по-прежнему без сознания лежавший на постели, теперь почему-то смотрелся еще ужаснее. С двух шагов уже нельзя было различить, где губы, где ссадины вокруг. Теперь каждая царапина была смазана мазью, на ребра наложена тугая повязка, и впервые за это время Саннио начал понимать, что, вполне возможно, все их усилия пойдут прахом. «Не жилец», — сказали бы в приюте.

— Беда, Саннио, заключается в том, что я не могу не уехать сегодня же вечером. В крайнем случае, я могу задержаться до утра, но не дольше того. Так что с больным останетесь вы. Я пришлю лекаря и охрану. Но это еще не самое худшее. Может случиться так, что вам втроем — или вдвоем, уж как повезет, — придется возвращаться в Убли. Я бы очень этого не хотел, но — будьте готовы, Саннио.

— Я вас не подведу, — пообещал секретарь.

— Надеюсь на это, но давайте не будем загадывать. Если вас арестуют, ссылайтесь на меня, я оставлю вам письмо. Если на вас нападут, имейте в виду, что вы, Саннио, для меня ценнее этих двоих, так что если ситуация того потребует, бросайте их и езжайте в Убли, в замок Гоэллон, куда угодно — в безопасное место. Поняли меня?

— Да, — глядя в сторону, сказал Саннио. — Я вас понял…

Он точно знал, что не собирается бросать мальчишек и не сделает этого даже по приказу герцога. Или он доставит их в Убли, или пропадет вместе с ними. Но сама мысль о том, что можно их оставить — отдать солдатам, бросить в бою, — казалась неприемлемой, нестерпимой. Да и слова о собственной ценности он пропустил мимо ушей как заведомую лесть. Ничего подобного не было и быть не могло.

— Ничего вы не поняли, Саннио, — вздохнул герцог. — Впрочем, я не удивлен. В ваши годы я был глупцом и романтиком еще почище вас. Теперь послушайте меня, по возможности, разумом, а не сердцем. Мне ничего не грозит, еще не родилась та собака, что осмелится поднять на меня хвост. Вас же, если вы попадетесь с детьми семей Литто и Саура, могут повесить на ближайшем дереве вместе с ними, и я не уверен, что письмо вас защитит. Потом мне скажут, что были уверены в том, что оно подложное. Один живой и два покойника гораздо лучше, чем три трупа на одной ветке. Секретарь промолчал. Слова герцога ни в чем его не убедили. Неприятный разговор прервал стон очень вовремя очнувшегося мальчика. Избитый паренек открыл глаза, оказавшиеся такими же черными, как и волосы, и попытался что-то сказать, но вышло только тихое сипение. Саннио смочил его губы настойкой кадила и поправил волосы, упавшие на глаза. Из них еще предстояло вычесать засохшую кровь и грязь.

— Ну-ка, Литто, постарайтесь вдохнуть поглубже, — наклонился над мальчиком Гоэллон. — Вам больно?

— Неудобно… но не больно… — Литто попытался качнуть головой, но тут же зажмурился и прикусил и без того потрескавшуюся губу.

— Послушайте, юный рыцарь, я не мужество ваше проверяю, а то, насколько сильно вы ранены. Саннио косо взглянул на Гоэллона и встал рядом. Среди многих достоинств герцога умение разговаривать с детьми и подростками явно не числилось.

— Мы хотим тебя побыстрее вылечить, а для этого ты должен честно отвечать на вопросы. Понимаешь меня? Кивать не надо, просто постарайся ответить.

— Слева… колет… и еще голова…

— Тебе не хочется кашлять, когда ты дышишь? — спросил Гоэллон.

— Нет…

— Ну, будем надеяться, обойдется, — сказал Саннио герцог и вновь повернул голову к мальчику. — Сейчас я дам вам питье, оно горькое, но постарайтесь выпить до конца. Потом вы будете спать. Герцог сам накапал в кружку настойку из темно-коричневого флакона, потом тщательно закрыл притертую пробку и отдал флакон Саннио.

— Будете давать ему трижды в день по десять капель. Я оставлю и другие средства, а также записку для лекаря. Уеду я все-таки вечером, тут, кажется, не все так уж и плохо.

— Куда вы поедете?

— В Къелу. Как только я пойму, что там к чему, — пришлю вам письмо. Сейчас я пойду отдыхать, а вы останьтесь тут и разбудите меня, если ему станет хуже. Верите ли, всю ночь не спал из-за этого, — герцог с усмешкой кивнул в сторону соседней комнаты.

Мальчик, без единого возражения проглотивший горькое питье, уже заснул. Лежал он на краю постели, так что Саннио поправил ему подушки так, чтобы тот полусидел, забрался к стене и закрыл глаза. Он не сомневался, что проснется, если мальчик начнет шевелиться или стонать, но тот спал глубоко и неподвижно, и Саннио мирно проспал до первых сумерек. Разбудил его Гоэллон, неслышно вошедший в комнату и дернувший юношу за ногу. Секретарь испуганно открыл глаза, думая о том, где оставил шпагу и как объясняться с солдатами, или кто там пожаловал, но увидел знакомый высокий силуэт и поблескивающие в полутьме глаза.

— Не вставайте, разбудите мальчика, — сказал герцог тихим шепотом. — Я поехал. Письма и все необходимое — на столе. Удачи вам, Саннио! Секретарь мрачно прислушивался к его шагам, к ржанию жеребца под окном и разговорам слуг, потом тихо слез с постели и еще долго стоял у окна, провожая господина взглядом. Дом смотрел на дорогу, и удалявшийся силуэт одинокого всадника был виден, пока его не накрыла ладонями пурпурная предночная тьма.

— Я хочу пить, — тихо, но куда более разборчиво, чем раньше, сказал молодой Литто.

— А я хочу ужинать! — сообщило с порога отоспавшееся рыжее наказание. Саннио хотел сказать, чего хочет он лично — удавиться, — но промолчал. Он подал черноволосому воды, буркнул Бориану, чтоб тот пошел и заказал Гобу ужин на двоих и бульон для больного, потом вернулся к окну и прижался лбом к перекрестью рамы. Только сейчас до него начинало доходить, в каком положении он оказался: один с двумя подростками, один из которых сильно избит, без лекаря, с одной только лаконичной запиской — списком назначений, в разоренном войной графстве и с теми, кто объявлен преступниками перед короной. Пока Гоэллон был рядом, все казалось таким простым и исполнимым, теперь же Саннио хотелось зареветь от отчаяния. Но рядом с ним были двое, за которых он отвечал, и секретарь не мог себе позволить распуститься. Лекарь приехал только на следующий день к обеду. Саннио он не понравился с первого взгляда: лощеный, напыщенный, но с затаенным страхом в глазах. Первым делом он потребовал обед, и только потом соизволил осмотреть мальчика, при этом движения его по контрасту с жесткими, но осторожными прикосновениями Гоэллона казались неуклюжими и неумелыми. Закончив осмотр, он долго перечитывал оставленную герцогом записку.