Сергей Волков - Чингисхан. Повелитель страха

• Название: Чингисхан. Повелитель страха
• Автор: Сергей Волков
• Издательство: Литагент «Этногенез»b93af4e2-020e-11e0-8c7e-ec5afce481d9
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-904454-19-7, 978-5-17-065980-7

Когда Артем Новиков в 1979 году получает в наследство от дальнего родственника запертую шкатулку, он еще не догадывается, что судьба его отныне накрепко связана с Чингисханом. Серебристая фигурка заставит Артема расстаться с близкими, изменит характер, бросит в огненный ад Афганской войны – и покажет, как нищий монгольский сирота, обреченный на смерть, стал Властелином Вселенной. Сила Чингисхана дремлет, но близится день, когда она сможет вернуться в мир.

---

Чтобы поторопить мальчика, он пнул его в бок. Темуджин прошипел ругательство, откинул циновку, сел и огляделся.

Был поздний вечер. Солнце уже давно закатилось за край мира, но его отблески на небе давали еще достаточно света, чтобы мальчик разглядел, что повозка стоит возле большого селения – несколько десятков юрт, крытые ветками хижины, загоны для овец, коров и лошадей.

В центре селения ярко пылали выложенные кругом костры. Оттуда долетал веселый гомон множества голосов, слышалась музыка, звон колокольчиков и визгливые крики женщин.

– У хана праздник! – один из воинов бесцеремонно сдернул Темуджина с телеги, толкнул в плечо. – Мы приготовили ему долгожданный подарок! Пошевеливайся!

Еле устояв на ногах, мальчик бросил злой взгляд на говорившего. Расседлывающие лошадей мужчины заметили это и захохотали.

– Осторожно, укусит! И в самом деле, волчонок! Дикий!

Сопровождаемый вооруженными нукерами, Темуджин на заплетающихся от усталости ногах шагал к кострам, исподлобья разглядывая юрты и их обитателей, глазеющих на сына Есугея.

Мальчика душила обида, в горле стоял тугой комок. Он помнил многих из этих людей – пастухов, воинов, охотников. Все они служили его отцу. Служили, а когда отца не стало, бросили жен и детей своего господина на произвол судьбы, переметнулись к его двоюродному брату, Таргитай-Кирилтуху, и признали его ханом.

Правильно говорил отец, когда был жив: у овец родина там, где трава сочнее…

Вот и ярко пылающие костры. Они окружают большую ханскую юрту белого цвета. Перед входом восседает на стопке расшитых войлоков сам нынешний властитель отцовского улуса Таргитай-Кирилтух. По правую руку от него расположились сыновья, все как один коренастые, плечистые, с густыми бородами. По левую сидят женщины. На почетном месте каменным изваянием застыла вдова казненного в Китае отца, Амбагай-хана, дальше – жены самого Таргитая.

Перед пирующими на кожах и деревянных блюдах высятся горы разнообразной снеди. И едва Темуджин увидел источающие дразнящий аромат куски вареной баранины, жареных гусей и куропаток, горки рассыпчатого сладкого творога, желтые круги масла, пирамиды лепешек из белой тонкой муки, кувшины с кумысом, чаши с горячей хмельной хорзой, как ноги его ослабли. Мальчик вспомнил, что до своего пленения не ел девять дней, а в пути его накормили всего один раз, да и то скудно, как раба.

Главным блюдом на ханском пиру была туша джейрена, зажаренная на углях. Покрытые аппетитной корочкой окорока лежали перед Таргитай-Кирилтухом. Он узким кривым ножом отсекал от них кусочки сочащегося жиром мяса и впихивал в рот младшему сыну Колоксаю. Но когда нукеры подвели Темуджина к подножию войлочного трона, хан оттолкнул сына, воткнул нож в край блюда, вытер жирные руки о черную бороду и внимательно оглядев мальчика, довольно расхохотался.

– А ты не похож на своего отца, Темуджин. Есугей никогда бы не стал такими голодными глазами смотреть на еду. Он просто подошел бы – и взял то, что хочет…

С трудом оторвав взгляд от запеченной в глине форели, Темуджин сглотнул горькую слюну и сжал кулаки. Он понимал, что Таргитай издевается над ним. Понимал, но ничего не мог сделать.

– Ну, что же ты стоишь? Бери, угощайся. Или ты вовсе не Есугеева семени? – вкрадчиво спросил хан. Братья и жены Таргитая засмеялись, даже старуха-вдова изобразила на сморщенном лице улыбку.

Темуджин молчал.

– Быть может, ты желаешь сесть с нами, как и подобает родичу? – в голосе хана прорезались угрожающие нотки. Его начинало злить упрямое молчание мальчика. – Тогда проходи сюда. Ты – гость, сын возлюбленного брата моего, да будут предки к нему благосклонны. Садись по правую мою руку, прими чашу с кумысом, мясо и лепешку… Ну, Темуджин!

Темуджин молчал.

– Или ты хочешь сразу сесть вот здесь, на расшитом ханском войлоке? – Таргитай перестал улыбаться. Смолкли и пирующие. Теперь все смотрели только на Темуджина.

Темуджин молчал.

– Ты, одетый в рубаху из шкурок сусликов нищий оборванец – ты хочешь стать ханом?! – заревел Таргитай-Кирилтух. – Этому тебя научила твоя потаскуха-мать? Запомни, щенок: женщины не должны вмешиваться в дела мужчин! Их удел – ублажать нас, готовить пищу и растить детей. Я сам воспитаю тебя, Темуджин. Ты будешь жить вместе с моими холопами. А теперь бери лепешку – и убирайся!

Темуджин молчал.

Люди вокруг зашевелились. Кто-то негромко засмеялся, кто-то отчетливо произнес:

– Слаб этот Темуджин против своего отца. Тот бы не стерпел, когда оскорбляют его мать. Может он, и правда не Есугеева семени?

Мальчик поднял голову и сквозь спутанные волосы посмотрел в выпученные глаза Таргитай-Кирилитуха. Вновь воцарилось молчание, нарушаемое лишь треском еловых поленьев. Темуджин шагнул вперед и изо всех сил ударил ногой по серебряной тангутской чаше с кумысом. Белая жидкость залила кушанья, с шипением растеклась по земле.

– Ты не родич мне! – крикнул Темуджин. – Ты – трусливый пес, лающий только когда рядом нет волков! Обманом захватил ты все, что по праву принадлежит мне и семье моей! Мой прадед Хабул…

Хан не дал ему договорить. Зарычав, Таргитай-Кирилтух вскочил, выдернул нож из деревянного блюда и, наступив в миску с творогом, бросился к мальчику. Темуджин попытался сопротивляться, но где было десятилетнему мальчику справиться с взрослым мужчиной? Таргитай легко опрокинул его, свалил на землю, поставил ногу в тяжелом сапоге на грудь.

– Волчонок! Я вырежу тебе печень и скормлю ее собакам! Я выну твои легкие и брошу их стервятникам! Я вырву твое сердце, съем его – и больше не будет никакого Темуджина!

Он занес руку с ножом над головой мальчика – но замер, потому что ветер донес от крайних юрт тревожные крики. Следом послышался конский топот и в костровой круг влетел взмыленный серый жеребец. Со спины его на землю упал шаман Мунлик. С трудом подняв обветренное лицо, он закричал Таргитай-Кирилтуху:

– Остановись! Страшная опасность угрожает тебе, хан!

В следующий миг все тело шамана скрутила судорога. Перевернувшись на спину, он начал кружиться, вздымая ногами пыль и выкрикивая слова:

– Вечное Синее небо! Предки наши! Духи земли и воды! На священной горе Бурхан! Говорили мне!

– Пророчество, пророчество! – зашептались в толпе. Таргитай-Кирилтух опустил руку с ножом, однако не спешил снимать ногу с груди Темуджина. Мальчик, задыхаясь, пытался сдвинуть ее, но силы окончательно оставили его.

На покрытых запекшейся коркой губах шамана выступила пена. Не переставая вертеться на земле, он ударил раскрытыми ладонями в пыль – как в бубен.

– Они говорили! Кто прольет священную кровь потомка Хабул-хана! Будет навеки проклят! И род его пресечется! И смерть настигнет его в тот же миг! Так говорило Вечное Синие небо! Так говорили предки! Так говорили духи земли и воды!

Шаман захрипел, согнулся пополам, обнял колени руками и замер. Поднятая им пыль медленно оседала, толстым слоем покрывая его неподвижное тело. Вдова Амбагая поднялась с места и просеменила к старику. Упав перед ним на колени, она что-то горячо зашептала, сжимая обеими руками висящую на груди амулетницу. К ней присоединились несколько старух. Они подняли впавшего в забытье шамана и унесли в ханскую юрту.

Таргитай-Кирилтух выругался и с досадой отшвырнул нож. Он стоял над Темуджином, как медведь-шатун над олененком и злая усмешка кривила его рот.

– Что ж, я не стану проливать кровь этого волчонка. Вечное Синее небо будет довольно, – проговорил хан и дернул себя за бороду. – Принесите кангу!

В собравшейся у костров толпе кто-то вскрикнул, женщины заплакали. Все знали: колодка-канга – это хуже честной и быстрой смерти. Это позор, это мучения, и лишь потом – неизбежная гибель от голода и жажды.

Нукеры подняли Темуджина. Его руки и голову всунули в отверстия между двух потемневших от времени досок. Таргитай-Кирилтух самолично затянул мокрые кожаные ремни. Когда кожа высохнет, ремни сожмутся и снять кангу можно будет только с помощью остро заточенного ножа. Наказанный таким образом человек не может самостоятельно есть, пить и спать.

– Отпустите его! – приказал хан.

Пошатываясь – тяжелая канга тянула к земле – Темуджин обвел безумным взглядом лица стоящих вокруг него людей и плюнул на толстый живот Таргитай-Кирилтуха, обтянутый китайским шелком. Тот захохотал, уперев руки в бока.

– Да ты не волк, ты верблюд! Ступай в степь, там твое место. Эй, монголы! Своею ханской волей под страхом смерти я запрещаю давать Темуджину, сыну Есугея, питье и пищу, а так же оказывать всяческую помощь!

Нетвердо ступая, мальчик прошел сквозь расступившихся людей, и вскоре селение осталось позади. Перед ним лежала ночная степь. Было холодно, ветер шумел бурьяном. Над головой мальчика высыпали крупные звезды, где-то лаяла лисица-корсак.

– Вечное Синее небо, не оставь мою мать и братьев!.. – прошептал Темуджин.