Журнал Юность - Журнал `Юность`, 1974-7

• Название: Журнал `Юность`, 1974-7
• Автор: журнал Юность
• Издательство: Правда
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1974

В НОМЕРЕ:

ПРОЗА

Геннадий МИХАСЕНКО Милый Эп. Повесть

Анатолий ТКАЧЕНКО. Сигнал оповещения. Повесть

ПОЭЗИЯ

Владимир ЦЫБИН. «Уеду отсюда…». «Еще снега погода не смела…». «Неужто то мил, то постыл…». «Сквозь тишину веду версту…».

Фазиль ИСКАНДЕР. «Ошибка. Модерн. Вечер. Размолвка.» «Вот и определилось…»

Анатолий ПРЕЛОВСКИЙ, «Ближний Север…»

Роман ЛЕВИН. «Июнь сорок первого года…»

Юнна МОРИЦ. Золотые дни. Издалека. «Пах нут сумерки белилами…»

Олег ДМИТРИЕВ. Песня лета. Расстанная. Отъезд из дома друга. Песенка возвращения. Волшебник.

Игорь ВОЛГИН. «Во дворах проходных и в парадных…»………..

Владимир САВЕЛЬЕВ. «Отцовской шашке ныне в утиль, видать, пора…». Я вас люблю

Вийви ЛУЙК. «Ты же ведь знаешь…». «Когда обнажатся деревья…». «Встречая нежданно тихий взгляд…». «О, если буду я еще самой собою…». Перевела с эстонского Э. Т а м м

Галина НИКУЛИНА. Трое в одной мастерской

(К нашей вкладке)

КРИТИКА

Ю, СМЕЛКОВ. Взгляд со стороны. (Дневник критика)

Г. ЦЫБИЗОВ. Я думать о тебе люблю…

(Жизнь — песня)

3. ПАПЕРНЫИ. Светлов и романтика (Встречи)

Владимир ОГНЕВ. Реалистическая публицистика (Поговорим о прочитанном)

Эрнст ГЕНРИ. Тайный фронт.

НАУКА И ТЕХНИКА

М. В. ДАНИЛЕНКО. «Я иду к врачу»

ПИСЬМО ИЮЛЯ

Людмила ЛАПКО, Аркадий ЛЕСНОЙ, Витали РАСЛОВ, Георгий ГУЛИА, О вкусах и прочем.

ПУБЛИЦИСТИКА

Первые шаги вместе.

Елена ТОКАРЕВА. Таежные люди.

Николай ЧЕРКАШИН. След перископа.

Марк ГРИГОРЬЕВ. Красивое на стройке (Беседа с художником-оформителем нового Тобольского вокзала Германом Черемушкиным)

Анатолий КРЫМ. Карнавал.

СПОРТ

Н. ШКОЛЬНИКОВА. Двое из Дубны

ЗАМЕТКИ И КОРРЕСПОНДЕНЦИИ

В. СЛАВКИН. «То, что надо!».

НАШИ ПУБЛИКАЦИИ

Михаил БУЛГАКОВ. Неделя просвещения 

---

Мы не ожидали командира роты.

Вскочили, вытянулись по стойке «смирно», Зыбин доложил:

— Товарищ майор, ваше приказание выполнено! — Он, конечно, позабыл, что вовсе не командир роты приказал нам разобрать РАФ.

Сидоров не ответил, снял шинель, шапку, сел на такелажный ящик у стены. Скосил глаза за стеклами очков, медленно осмотрел цветные, яркие внутренности передатчика. Отвернулся. Подумал. Опять прошелся взглядом по блокам, лампам, жгутам проводов. Его застекленные глаза, казалось, стали частицами аппарата.

— Ну, что посоветуете? — спросил нас.

Мы снова вытянулись, майор усадил нас своим нетерпеливым полувзмахом руки, и на мгновение с его глазах мелькнула обычная грусть. Зыбин-Серый, поедая глазами начальство, молчал, а я, пожалев, что заранее не подготовился к техническому разговору, сказал:

— Лампы действуют, предохранители тоже. Конденсаторы проверили — действуют. Кабель от генератора проверили…

— Значит? — перебил меня Сидоров.

— Значит… — повторил я, поспешно перебирая в голове не очень тяжкий груз радиознаний.

— Значит? — Майор глянул на Зыбина и словно пришил его к стене. Тот оторопел, минуту был в неподвижности, наконец, оторвавшись от ящика, доложил: — Не могу знать!

Майор полувзмахнул рукой, отвернулся, привычно загрустив.

— Контуры надо проверить, — сказал, как бы обращаясь к передатчику, — контуры… Определить, в каком.

— Так точно! — выкрикнул я, опять вскочив.

Оглядев нас в щелку под очками, майор усмехнулся и проговорил негромко, словно неуверенно советуя:

— Возьмите прибор, проверьте. — Достал портсигар, ударил мундштуком папиросы о крышку, продул, пустил по фургону дымок.

Мы подступили к передатчику. Сунув Серому прибор— держать, я взял штырьки-щупы с проводками, начал приставлять их к контактам на входах и выходах контуров. Подставлю — посмотрю. Отклонилась стрелка на приборе — хорошо, можно двигаться дальше. Лезу к верхнему, выходному контуру, полушепотом командую:

— Давай, давай… Выше. Ну, чего ты!

Приборная коробка тяжела, держать ее неудобно,

Зыбин пыхтит, напрягается, мечет на меня короткие, возмущенные до глубины души взгляды. Я чувствую, как внутри перекаляется его плотное, хорошо напитанное тело, подбрасываю огонька:

— Да ближе ты! Не укушу. Тавай-тавай!

Зыбин Серый слушается, а у самого лоб взмок. Но не от тяжести — это у меня дрожали бы руки и ноги, — от жгучей обиды: так простенько одурачили его! Он имел полное право на штырьки-щупы.

— Так, хорошо, — подбадриваю Серого.

По железным скобам лезу под потолок фургона.

Он держит прибор на животе, обхватив края руками, как тетка с грузным животом, жалобно поглядывает на майора Сидорова, немо крича: «Вы только посмотрите, товарищ майор! Он командует, а я командир отделения. Он же нахал. Он тут еще намекал… Прикажите, чтобы немедленно взял прибор. Так мы, знаете, до чего дойдем!..» Однако я спокоен — крика его не слышно. При начальстве он не закричит — сам себя чувствует подчиненным и мельчает перед другими. Такой человек Зыбин-Серый: командовать или подчиняться.

— Так, так… — подставляю штырьки к контактам, поглядываю на стрелку прибора.

Вот, кажется, замерла, не двигается.

— Посмотри, — говорю Зыбину.

Он качнул ящик, потрогал провода — не обрыв ли? — доложил:

— Не показывает.

— Ясно. Можете опустить прибор.

Спрыгиваю на пол, подхожу к майору.

— Товарищ майор! Выходной контур не действует!

Майор, при великой своей молчаливости, одарил меня словом:

— Молодец!

Сидоров сбросил шинель, аккуратно засучил рукава гимнастерки — руки у него оказались волосатые, сухие и длинные, как перекрученные в жгут жилы, — понес их впереди себя, словно хирург, подступающий к операционному столу. Железные скобы ему не понадобились, голова пригнулась как раз на уровне выходного контура; приподняв руки, он запустил их в радиовнутренности.

Я стал позади майора, приготовил инструменты, и очень вовремя: не оборачиваясь, он протянул за спину руку, сказал:

— Отвертку.

Вложил ему в ладонь отвертку. Через минуту принял дутую, воронено подкопченную лампу, передал Серому; тот уложил ее на мягкую ветошь. И пошла работа. Майор коротко командовал: «Ключ!», «Плоскогубцы!», «Прибор!», «Отвертку!» — и я расторопно, заранее готовясь, подавал ему, а от него принимал детали, которые всовывал послушному Зыбину.

Наконец, опустив руки и полуповернувшись, майор сказал:

— Приготовить паяльник.

— Приготовить паяльник, — как эхо повторил я, держа в руках ящик с инструментом, и Серый бросился выполнять наше приказание.

Сидоров глянул в отсек передатчика, где размещался выходной контур, слегка отстранился.

— Гляньте, что там?

Я вскочил на вторую скобу, сунул голову в отсек. И сразу заметил: проводок в желтой изоляционной обмотке как бы пересох, потемнел, потрескался; вокруг него облачко копоти, отпечаток вспышки; сам проводок превратился в труху.

— Замыкание, — сказал я.

— Отчего?

— Оголилась изоляция.

— Почему?

Вопроса этого я не ожидал и, как в первый раз, умственно засуетился. Почему? Нас этому не учили, да и невозможно всему научить, могут ^быть частные особенности и недостатки в каждой отдельной схеме. Их не учтешь. Они объясняются лишь данным случаем… Что же произошло здесь?.. Вон уже Серый с явным удовольствием воззрился на меня, его мысли, как радиоволны, передаются мне: «Так тебе и 1надо, дохлячок, не будешь выскакивать!». Почему?

А если от лампы? Перекалился? Осыпалась изоляция? А потом уже… Маловероятно. Такое может случиться раз в сто лет. Но другого здесь ничего не придумаешь.

— От лампы, — сказал я.

— Молодец!

Меня окатило жаром восторга, редкой удачи — в глазах, словно перед плачем, погорячело: так показать себя командиру роты, да еще в присутствии Зыбина-Серого! Наш майор за весь этот год ни одной благодарности не объявил, никого не поощрил (кроме, конечно, Рыбочкина), а тут сразу два «молодца» мне перепало. И пусть их не запишут в личное дело — такие слова, к тому же сказанные не перед строем, туда не вносятся, — все равно здорово!

Майор опустил рукава гимнастерки, надел шинель, застегнулся и, боком просовываясь в дверь фургона, блеснув очками, сказал:

— Соберите сами.

Можно и передохнуть. Собрать — соберем, пустяковое дело. Не инженерное. Подкочегариваем печку, садимся курить.

Затягиваюсь дымом по-настоящему — от переживаний острых, наверное. Зыбин долго молчит. Чувствую; мужает, приходит в свое обычное состояние, откинулся к стене, достал носовой платок, громко высморкался, покашлял на разные голоса, прочищая горло от долгого, застойного молчания, приказал:

— Приступайте.

— А ты?

— Прошу не тыкать. У вас была легкая работа. И вы нахальный человек. Я это учту на будущее. Можно сказать, обманули своим показным поведением командира роты.

— Ну и скажи.

— Не ваше дело. Выполняйте приказание! — Зыбин вскочил, принял стойку «смирно». — Даю минуту. Не приступите, накажу.

По уставу Зыбин-Серый может дать мне всего один наряд вне очереди. Ну зачем мне хотя бы один? Беленький обрадуется — пошлет сортир чистить. Я и так почти штатный ассенизатор. Минуту держу Серого по стойке «смирно», но потом, когда Серый делается красным, раздумчиво поднимаюсь, иду к передатчику. Зыбин усаживается курить, пыхтит, сипит, как дырявый котел. Мне же становится опять хорошо: ведь это отличная работа — покопаться в аппаратуре, пошевелить мозгами, настроить нутро передатчика, тем более что все детали брал в руки, осматривал, ощупывал инженер-майор Сидоров.

Тружусь молчаливо. Беру детали, вставляю, нащупываю кончиками пальцев контакты, определяю место каждому проводку, и все это пахнет технической краской, немножко одеколоном и потными руками майора: кое-что он протирал носовым платком.

Думаю о нем. Что за человек? На службе тих, едва приметен, но ощущаешь его постоянное присутствие. Очень худой, до синевы под глазами (может, оттого глаза у него страшноваты?), сильный, жестко тренированный. Как он живет в городе, какая у него семья? Кто жена, и красивая ли она?.. Он никогда не командует, однако очень охотно его слушаются офицеры, а о нас и говорить нечего: хочется разбиться, выполняя даже маленькое его поручение. Такая в нем воля чувствуется, и она, верится, частично перейдет в тебя, если до конца подчинишься ей. Он самый загадочный в роте человек… Как запомнили его те, кто уже демобилизовался? Как вспоминают?

Но совершенно точно, каждому 'из них перепало от него хоть по капельке воли, сдержанности, молчаливости; на худой конец — скудного, много объясняющего взмаха руки. Значит, не всегда нужны слова…

— Ну? — строго спросил Зыбин-Серый.