Энрике Каррильо - Мата Хари: Тайна ее жизни и смерти

• Название: Мата Хари: Тайна ее жизни и смерти
• Автор: Энрике Каррильо
• Жанр: История

О книге : Мата Хари прославилась еще перед Первой мировой войной как экзотическая танцовщица и сценическая художница. Тем не менее, всемирную известность она получила после того, как французский военный трибунал приговаривал ее к смерти в июле 1917 года за шпионаж в пользу немцев. Гватемалец Энрике Гомес Каррильо скрупулезно изучил биографию этой женщины, от ее детства в голландском Лееувардене до ее казни на полигоне в Венсене. Рассказ автора дополняется сообщениями людей, знавших Мату Хари лично.

Энрике Гомес Каррильо (27 февраля 1873 г. – 29 ноября 1927 г.) был гватемальским писателем, литературным критиком, журналистом и дипломатом. Автор почти 80 книг в различных жанрах. В частности, наиболее известны его «Хроники» (cronicas), написанные в жанре модернистской прозы.

---

Запутанно пытается танцовщица как-то пояснить необъяснимое, уверяя, что про эти пункты она услышала на каком-то дипломатическом банкете во время большого праздника, она уже не припоминает, где именно.

– Наконец, – говорит она, – я не француженка, я ничем не обязана этой стране… Мои услуги были полезными; это все, что я должна объяснить… Я только бедная женщина, затравленная недостаточно благовоспитанными офицерами, которые охотно погубили бы меня, если бы вырвали из моих уст признания в преступлениях, которые я никогда не совершала.

И резким голосом, искаженными губами она кричит и указывает на Морне.

– Этот человек – подлец!

– Держите себя в руках, – говорит председатель, – и позвольте мне снова вернуться к тому, что происходило, когда вы предложили внезапно добровольно свои услуги французской разведке. Когда капитан Ладу спросил, что вы могли бы делать, вы вызвались, как голландка, поехать в Бельгию, чтобы передать нашим агентам там инструкции. Капитан дал вам запечатанное письмо для одного из наших агентов, и вы сели на судно якобы идущее в Англию. Оттуда вам предстояло поехать сначала в Голландию, и затем как можно быстрее в Бельгию. Но вы не поехали ни в Голландию, ни в Бельгию, а прямо в Испанию. Это, тем не менее, не помешало вам воспользоваться письмом, которое вам доверили. Вы помните, каким образом?

Подсудимая молчит.

– Вы уже не знаете, что сделали с письмом?

– Нет, – ответила подсудимая тихо.

– Итак, через три недели после вашего отъезда из Парижа этот агент, имя которого вы выболтали, был расстрелян немцами в Брюсселе по закону военного времени.

Дойдя до этого момента процесса, Массар показывает нам с помощью упрямых логических выводов, что мы тут имеем дело с четким доказательством вины баядерки. Действительно, ее преступление подчеркивают ее заикание, молчание, внезапное вскакивание и ее собственные признания.

И все же имеется также здесь кое-что, что оставляет нас еще в состоянии сомнения и в полной тайне. Эта женщина, как мы помним, не отрицает, что предложила свои услуги французской разведке. Более того: она опускается до преступной продажности и ссылается только на денежные затруднения как на единственное объяснение своих мотивов. Но более вероятно, что она предложила свои услуги капитану Ладу не из притеснения, не из корыстолюбия, а из страха. Сам полковник Санпру определенно говорит, что танцовщица, обеспокоенная подозрением парижской полиции, прибежала в генеральный штаб как в единственное подходящее для ее спасения убежище. Решив завербоваться, она просит всего об одной миссии, с одной лишь целью – чтобы покинуть Францию. Ей это удается, и после нескольких недель в Лондоне она путешествует в Мадрид. Чем она там занимается? Морне отвечает: «Шпионажем!» Хорошо, давайте согласимся с этим представлением обвинителя. Как, однако, нужно объяснить это себе, что бедняжка после короткого пребывания в Мадриде все же собирается вернуться в Париж? Да, если бы речь шла о ком-то, кто не знает, что делает, о неспособном думать, недостаточно разумном, тогда можно было предположить, что она решилась бы, попав в сети коварного французского полицейского агента, перейти границу, веря, что легко найдет отговорку, объясняющую казнь в Брюсселе. Но, наоборот, доказано, что она возвращается в Париж вопреки всем предупреждениям, совсем одна, с ее настоящим паспортом.

Здесь я процитирую письмо, посвященное этим вещам. Господин де Вит, голландский консул в Ницце, работавший во время последних лет войны на важной должности в дипломатическом представительстве его страны в Мадриде, как раз недавно прислал его мне:

Дорогой господин Гомес Каррильо!

Я тысячу раз благодарю вас за ваши приветливые строки. – О Мате Хари я не могу сообщить вам, к сожалению, сенсационные новости. Впервые я видел ее в 1915 году в Амстердаме, где я был призван на военную службу. Мы жили в одном отеле (отель «Виктория»); ее там часто можно было видеть в обществе немцев. Только в конце 1916 года или в начале 1917 года, когда я был снова на моей должности в Мадриде, я познакомился с нею лично. Я расскажу вам, как: она написала мне, что хочет увидеть меня, ей хотелось подать мне свою просьбу. Я посетил ее в отеле «Ритц». Речь шла просто о деньгах, депонированных, по ее словам, в одном парижском банке и о возможности пересылать их сюда, в Мадрид. Я посоветовал ей, чтобы она сначала написала туда, и добавил, что если возникнут трудности, я охотно попрошу о ходатайстве по этому вопросу моего шефа, посланника Нидерландов. В будущем она больше не говорила об этом деле, также не просила о помощи дипломатического представительства. Как многие женщины, которые просят об услуге, она также при этом случае начала болтать и рассказала мне всю свою биографию. Она была якобы чисто голландского происхождения, дочерью бургомистра городка Франекер по фамилии Зелле, в 16 лет, совсем юной, она сочеталась браком с господином МакЛеодом, шотландского происхождения, офицером в колониальной армии Голландской Индии. Она поехала с ним на Яву, где оказалась несчастна, так как ее супруг обращался с нею очень плохо. При поездке в Европу она покинула супруга и уехала в Париж; так как у нее не было денег, она хотела стать натурщицей, чтобы заработать на жизнь. Однако, она была очень нервной и никогда не могла оставаться спокойной. И тогда художник в один прекрасный день сказал ей, что так не пойдет, она едва ли не танцевала в кресле. Тут она вспомнила о танцах, которые заметила у туземцев на Суматре, и подражала им настолько превосходно, что художник посоветовал ей, поискать себе ангажемент в варьете. Большие парижские заведения очень скоро предложили ей тогда сказочные условия. Она выбрала себе имя «Мата Хари», так как эти слова значат так много, например: Солнце Авроры. В те времена она была красавицей.

Кое-что иное сможет заинтересовать вас, вероятно, больше чем эта предыстория. В Мадрид она приехала только после более короткого или более длительного пребывания в Барселоне, где ее, как сказал мне один каталонец, называли «коммерческим директором». Из-за чего, я не знаю; но эта кличка заставила меня задуматься, тем более, что у нее не было контракта на гастроли по Испании как танцовщицы… Перед ее возвращением в Париж вскоре после этого она попросила меня о пропуске или рекомендации для французских органов пограничной охраны. Она демонстрировала оживленное беспокойство при мысли, что ей предстоит пересечь Пиренеи. Я ответил ей, что ей следует попросить такую рекомендацию у моего шефа, так как я не имел права на выдачу таких документов и добавил, что человеку со спокойной совестью нечего опасаться; кроме того, она могла бы при возможных трудностях телеграфировать дипломатическому представительству. И, наконец, я очень настойчиво подчеркнул: для человека с неспокойной совестью лучше всего было бы вообще не рисковать пересекать границу, даже под защитой рекомендации. Она сделала злое лицо и показала свое недовольство этим предупреждением, что только лишь подтвердило мое сомнение в ее невиновности. Но она уехала.

А несколько месяцев спустя я вовсе не был поражен, несмотря на то, что она всегда говорила о «гнусной немчуре» и выражалась в очень франкофильском духе (естественно, без подозрительных преувеличений), когда услышал про ее арест после самой строгой слежки парижской полицией в большом отеле к часу подачи чая. Однажды военный атташе при французском посольстве в Испании сказал мне в Cан-Себастьяне, что Мата Хари стоила французской армии больше одной дивизии.

В нидерландском дипломатическом представительстве в Париже, впрочем, говорили мне, в течение ее процесса с ее стороны не прозвучало ни одной просьбы о протекции со стороны замечательных личностей ее страны.

Всегда Ваш

Г. де Вит

Этот документ, на первый взгляд, бросающий луч света на мрачную тайну вины Маты Хари, может способствовать, наоборот, только тому, чтобы еще больше затемнить дело. Можно ли предположить, что умная женщина, во всяком случае, не сумасшедшая, по своей воле со всех ног бежит в мышеловку, если все ее знакомые, включая официальных представителей ее страны, своевременно уведомляют ее о подозрении, которое тяготеет на ней? Она, похоже, придала словам голландского дипломата только второстепенное значение, и посчитала их рутинным советом, который дают на дорогу всем, кто просит паспорт. Хорошо. Но обратите внимание, что мадридский журналист Эзекиель Эндрис в газете «Либерал» к тому времени уже опубликовал серию статей под заголовком: «Дама в горностае», где коснулся отношений между шефом немецкой разведки в Мадриде и остановившейся в отеле «Ритц» танцовщицей. Разумеется, могло случиться и так, что она вовсе не видела этих статей, я бы предположил и такое, но…

Странно, во всяком случае, что ни Мата Хари, ни ее защитник не воспользовались фактом этого возвращения в Париж как косвенным доказательством ее невиновности. Будь я на месте Клюне, я по всей вероятности, по воле совести сказал бы членам военного суда: «Обратите внимание, пожалуйста, господа, что эта женщина в тот момент, когда возвращалась во Францию, не была в неведении о подозрениях в свой адрес; если бы это подозрение не было беспричинно, если бы ее совесть не была, по ее мнению, чиста, если бы она не думала, что располагает достаточными доказательствами своего дружественного отношения к нашей стране, если бы она не желала в высшей степени нашей победы, победы армии, где воевал единственный мужчина, которого она любила и для которого жертвовала собой, для нее не было бы ничего проще, как прислушаться к этим мудрым советам? Господа, вспомните, пожалуйста, о том, что говорил Виктор Гюго: «Если бы меня захотели обвинить в том, что я украл башни Нотр-Дам, не собираясь доказывать мне это коротко и ясно, я как можно скорее удрал бы от полиции». Мата Хари, обвиненная в столь же фантастическом преступлении, посчитала, однако, за лучшее, не сбежать прочь, а поспешить в самое опасное место, чтобы таким образом доказать свою невиновность». Но знаменитый адвокат, взявший ужасно серьезную честь этой защиты на себя, предпочел вложить все доверие в важность свидетельских показаний, которые должны были стать благоприятными для баядерки. Министры и посланники длинной шеренгой подходят к свидетельской стойке, чтобы удостоверить невиновность этой женщины; кроме того, ни для кого не тайна, что этот выдающийся юрист, строгий арбитр в конфликтах между нациями и бесспорный мастер в адвокатском сословии, как и многие другие, тоже попал в свое время в волшебные сети этой необычной женщины, этой Цирцеи, обаянию которой, кажется, никакой смертный не противопоставил сопротивление Одиссея, и он считает себя уверенным в том, что со своими способностями сможет спасти ее… Число любовников с разными именами и титулами, которых Морне приписывает танцовщице, невероятно велико! Я имею в виду не молодых глупых летчиков, и не вспыльчивых людей среди офицеров в низких и высших званиях, которые, как говорят, были лишь незавидными игрушками на одну ночь в ее ненасытных руках. «Прежде чем завязать интимные отношения с французским военным министром, шпионка была очень близка с немецким кронпринцем, которого сопровождала на большие маневры в Силезии; потом с одним из наивысших служащих Кэ д'Орсе (МИД Франции); затем с голландским премьер-министром, после этого…» Дойдя до этого момента, автор отчета таинственно замолкает, он хочет называть только имена, которые фигурировали на процессе и которые опубликовали газеты. Имя мэтра Клюне тоже присутствует. Одни говорят: «Он поклонялся ей, и хотя в настоящий момент ее ареста у него сохранилось только лишь воспоминание об ее обаянии, так как она так же позорно обманула его, как и других, но все же, он хотел из благородных побуждений помочь ей своим престижем и своим красноречием». Другие полагают, что защитник и тогда еще был одним из ее любовников. Достаточно ли этой, хоть живой, хоть мертвой его любви, чтобы объяснить его абсолютную убежденность в невиновности Маты Хари? Так как Массар сам вынужден признать, что замечательный правовед, душа которого отражает самые чистые гражданские добродетели, всегда, до мгновения приведения приговора в исполнение, хранил свою непоколебимую веру. Конечно, нельзя умалчивать, что бывший комендант Парижа добавляет: «Его чистосердечность была трогательной, его самоотверженность волнующей и достойной лучшего применения». Теперь я удивляюсь не чистосердечности, а, пожалуй, слабости адвоката. Так как он, кажется, хочет вмешиваться только своими просьбами к судьям, чтобы они простили всплески эмоций его клиентки. В трудные моменты, когда обстоятельства требуют делать острые и жесткие заявления, он сам «заматывает» их парализующим повторением пошлых фраз, которые не свидетельствуют ни о чем, и только все запутывают.