Дмитрий Леонтьев - Обитель

• Название: Обитель
• Автор: Дмитрий Леонтьев
• Жанр: Исторические приключения

---

икон (в том числе и в здешнем монастыре), и могу вас уверить, что ни на одну из них идущий по воде не по­ходил. В обычных обстоятельствах, где-нибудь в толпе, я бы даже не задержал на нем взгляд. Среднего роста, среднего телосложения... Я бы даже сказал, что, скорее, худощавый, но... У русских есть такое необычное опре­деление: «маслатый», то есть жилистый и мощный в су­ставах. Лицо... Обычное лицо. Разве что несколько увеличенные надбровные дуги (хотя это могло мне по­казаться из-за его усталых, «запавших» глаз). А вот вы­ражение его лица мне запомнилось. Такие лица бывают у людей, постоянно испытывающих боль или скорбь... И одновременно — глубокая задумчивость... Он беззвуч­но шел по воде в этих странных «сумерках», а я стоял как вкопанный и смотрел на него. В одном месте он остановился, и вода возле его ног забурлила. Это были такие маленькие, белесые пузырьки, словно под водой кто-то дул в тысячи трубочек. «Кипение» пузырьков все усиливалось, и вскоре из этой белой пены появился всплывающий человек. Признаться, его я не разгляды­вал, а потому и не запомнил. Все мое внимание было привлечено к тому, кто поднял его на плечи и понес к берегу... Потом — повел, приобняв за плечи... А на под­ходе к берегу «утопленник» шел уже сам. Наверно, с тру­дом, но с каждым шагом словно оживая и набирая силу... Они прошли в трех метрах от меня, а я все стоял, вос­хищенный, ошеломленный, и в голове были не мысли, а какой-то хоровод чувств и эмоций. И восторг, и лико­вание, и понимание того, что я должен, просто обязан что-то сделать в этот исключительный момент... И я сде­лал!.. Я, баран английский, не нашел ничего лучшего, как все с тем же восторгом проорать ему вслед: «Эй, па­рень!» Он остановился, повернулся и с задумчивостью

посмотрел на меня. Сияя восторгом, как начищенный кофейник, я громко и радостно закончил: «Спасибо тебе за все!» Пару секунд он стоял, пристально разглядывая меня, потом коротко кивнул, словно принимая мою иди­отскую благодарность, и продолжил свой путь. А я про­снулся...

Сон был невероятно отчетлив, но стыд... Неописуемый, жуткий, выжигающий стыд, охвативший меня, был куда отчетливей и ярче. Я рывком сел на кровати и со всей силы зарядил себе ладонью по лбу! Потом вскочил и, одеваясь, буквально на ходу, бросился искать игумена.

Несмотря на позднюю ночь, настоятель не спал, бе­седуя о чем-то с двумя явно встревоженными монахами возле входа в храм. При моем появлении настоятель оборвал разговор и отпустил их, напутствуя странными словами:

— А когда увидите, то просто перекрестите, и сразу все поймете,— сказал он и повернулся ко мне: — Что с вами, голубчик? На вас лица нет...

— Простите, что в столь неурочный час,— сбивчиво начал я.— Это противоречит всем нормам этикета... Я дол­жен был подождать до утра... Я...

— Вот что... Пойдемте ко мне в келью,— предложил он.— Так все расскажете, а заодно и успокоитесь...

Келья игумена меня удивила. Комнату главного мо­настырского начальства я представлял себе все же иначе. Здесь было все настолько «по-спартански», что невольно закрадывалась мысль: «Да живет ли здесь кто-нибудь вообще?» В любом, даже снятом на время пристанище, у человека и то вещей больше. Впрочем, в тот момент у меня были заботы поважнее.

Настоятель усадил меня на единственный в комнате стул, сам присел на краешек кровати напротив и кивнул:

— Рассказывайте, голубчик. Только отдышитесь сперва...

По мере моего сбивчивого рассказа его лицо стано­вилось все внимательнее и... улыбчивее. Под конец я даже не выдержал:

— Ну вот... вам-то смешно, а я...

— Ну что вы, Джеймс,— успокоил он меня.— Я не смеюсь, я радуюсь за вас. Это же замечательный сон!

— Чем же он такой замечательный?! — возмутился я.— Таким глупцом себя чувствую! Понимаю, что это всего лишь сон... но надо же мне было... Как пастух ка­кой-то американский, ковбой, только что с кактуса на землю слезший... «Эй, парень!»... Ну надо же такое вы­дать?! Я же в действительности не такой!

— Так тем и замечательно, что вам стыдно,— сказал монах.— Вот если б во сне вам было сказано, что вы «лучший парень всех времен и народов» и вообще «весь из себя избранный и призванный», и вы бы после этого ходили весь такой восторженный и гордый, я бы с вами сейчас по другому разговаривал... А это был замечатель­ный сон... Кстати, теперь вы понимаете, почему мы на­зываемся «православными» — «правильно славящими Бога»? Не хочется быть «ковбоями» от христианства... во всем их многообразии...

— Чувствую себя преотвратительно...

— А я бы дорого дал, чтоб оказаться на вашем ме­сте, Джеймс...

— Вы бы такого не выкинули даже во сне. Это толь­ко такой невоспитанный, несдержанный, не имеющий права называться джентльменом, как я... Ну и кто я пос­ле этого?!

— Счастливчик,— сказал он.— Которому выпал та­кой редкий повод для раздумий. Все в этом мире устро­

ено очень правильно, Джеймс. Даже незримое. Мне та­кого поучительного сна не увидеть,— он тихонько вздохнул, словно даже сожалея о том, что не такой «ба­ран», как я. Совершенно непредсказуемый старик!

— Вы никогда не забудете эту ночь, Джеймс. Вам дан такой замечательный урок... Это в любом случае — факт..

— Чувствую себя, как выпоротым! Всего лишь сон, а... а если б все было на самом деле? И это не было бы сном?!

Монах лишь улыбнулся.

— Теперь я понимаю, что совершенно не воспи­тан,— признался я.— Я не сторонник Фрейда, но... В том, что мне его долго не забыть — вы правы.

— Это же хорошо. Помня его, вы сохраните лицо.

— Это что-то из японской культуры?

— Из православной. Есть такая присказка: «Когда человек рождается, то ему дается лик. С годами, под бре­менем событий и поступков, лик превращается в лицо. И главная задача человека — не допустить, чтобы это лицо превратилось в морду».

— Кстати, о «лицах» и «ликах»... Я понимаю, что это всего лишь сон, и все такое... Но почему тот, кого я видел, совершенно не похож на... Как бы это ска­зать?..

— Я понял.

— Вот... Я же видел и ваши иконы, и наши статуи... Если мозг играет со мной в подсознательные игры, то я должен был видеть... Ну, вы понимаете...

— Джеймс! Иконы — это не фотографии. Вы когда-нибудь задумывались — что такое иконы?

— Нет... У нас их нет. Больше скульптуры, фрески, картины... Я знаю, что в России им поклоняются...

— Ни в коем случае! Это было бы язычество.

— Но как же... Я же видел, что... И эти... как их? Чудотворные?..

— Кто-то замечательно сказал, что «иконы — это книги, написанные не буквами, а образами». Мы не по­клоняемся им, Джеймс, а почитаем. Разница основопо­лагающая. Поклоняться можно только Богу, а вот почи­тать можно и иконы, и отца с матерью, и Церковь. Икона — это не идол и не предмет для «медитации». Икона — это и символ, и знамя церкви, и окно в православие. Спаситель ведь имел две ипостаси: Боже­ственную и человеческую. И человеческую можно изоб­ражать. Отрицать человеческую природу Христа — зна­чит отрицать все христианство в целом. В Библии сказано: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему... И сотворил Бог чело­века по образу Своему»... Ничего не замечаете?

— Нет... А что я должен замечать? Бог говорит о себе во множественном числе?

— И это тоже... Это еще одно доказательство Трои­цы, как и само понимание слова «со — творить», но сей­час не об этом... Бог замыслил человека «по образу и по­добию», а сотворил только «по образу». Подобием человек должен стать сам! С Божьей помощью, разуме­ется, но сам! В этом и есть смысл человеческой жизни. И Спаситель нам показал Себя как Образец.

— «Апофеоз»?.. Но здесь логическая неувязка... Оставим возможность человека стать «по образу и по­добию», это пока для меня слишком сложно... Как Хрис­тос мог иметь две ипостаси одновременно? Он же не «по очереди» ими пользовался?

— Меч, раскаленный на огне, приобретает свойство огня, но сохраняет при этом и свойства меча — так

отвечали на этот вопрос мудрые. Так что, как видите, все не так уж и сложно... А первые иконы были напи­саны евангелистом Лукой еще при земной жизни Божь­ей Матери. Впрочем, самым первым «образом» можно назвать и «Спас нерукотворный» — плат, который Хрис­тос приложил к лицу, запечатлевая, по восточному пре­данию, для царя Месопотамии свой Лик. А первое изоб­ражение ангелов было еще на крышке знаменитого Ков­чега Завета. Вселенские соборы доказали возможность и необходимость иконописи. А православные довели ее до совершенства, чему пример всемирно признанной «Троицы» Андрея Рублева. Иногда мне кажется, что икона — это материализовавшаяся мудрость... Посмотри­те: на иконах нет горизонта! Это напоминание о том, что христианином надо быть не в прошлом или будущем, а здесь и сейчас, каждую секунду, каждое мгновение. Когда стоишь перед иконой, понимаешь, что в мире есть только Бог... и человек перед Ним. Вы замечали, что все православные иконы — «расплывчаты», «образны»? Мы не должны «медитировать» на них, представляя страда­ния Спасителя или апостолов. Так недолго и «стигмата­ми» заразиться. Молитва — это пуповина, связывающая человека с Богом. Тот самый «огонь», который накаляет «меч». И через иконы нам иногда дается благодать, но — через них, а не от них. У нас многие не умеют чи­тать, Джеймс... А некоторым, как обычно, на это «не хватает времени». А некоторые читают, но не понима­ют... И для таких людей икона — запечатленная Библия... Жаль, что в домашних иконостасах прихожан очень ред­ко можно найти самого Спасителя. Изображений свя­тых, апостолов, Божьей Матери — много, а вот Христос, как правило, изображен лишь в виде Младенца на руках Пречистой. Это к вопросу все о тех же «приоритетах»