Константин Сомов - Война: ускоренная жизнь

• Название: Война: ускоренная жизнь
• Автор: Константин Сомов
• Жанр: История
• Год: 2010

Книга эта начиналась тридцать лет назад, когда мальчишка Костя Сомов услышал на рыбалке от старика историю о том, как жили на войне. Не воевали — жили. Это в кино на войне всегда стреляют. На самом деле боевые действия занимают на войне не так уж много времени. В своей книге Константин Сомов приводит слова нашего земляка, бийчанина Героя Советского Союза Сергея Баканова: «После войны подсчитал: наступал, то есть по-настоящему воевал, восемьдесят восемь суток, в госпиталях валялся, то есть бездельничал — 315 суток, в обороне был 256 суток, учился на командира под Сталинградом 50 суток. И до того, как попал на фронт, околачивался во Владивостоке — 350». Хотя все это тоже была война, но в каждом из этих состояний она была разная. Про это и книжка.

В книге 600 страниц. Сравнительно немного, а вышла целая энциклопедия. Но не холодная и безжизненная, какими обычно бывают энциклопедии, а трогательная и человечная. Всех жаль — и русских, и немцев, и обобранных командиром Попеску качающихся от недоедания румын.

Константин Сомов упоминает сотни разных людей, и о каждом хочется узнать — дожил ли он до Победы? Прочитал, например, про то, как попавшие в окружение бойцы 364-й дивизии стащили у комдива Филиппа Соловьева жеребца — последнюю уцелевшую лошадь. Комдив не стал искать виноватых, подосадовал лишь: «Думаете, мне есть не хочется? Жалко было дураку… Надо было съесть»… Долго искал в разных книжках, выяснил — выжил Филипп Соловьев после окружения и даже командовал потом корпусом.

О многом из того, что написано Сомовым, до него так подробно не писал никто — например, кому, за что и сколько на войне платили денег. Оказывается, еще в августе 1941 года приказом Верховного главнокомандующего для летчиков была введена денежная награда за каждый сбитый немецкий самолет — тысяча рублей. (Логика есть: войну ведь называют работой, а за работу надо платить).

В большинстве же книг, написанных в последние годы, именно заряд любви и сострадания просто не предусмотрен. Авторы придумывают детективный сюжет, помещают в военный антураж любовный, авантюристический или шпионский роман. Возможно, они полагают, что правда о войне — слишком горькая таблетка, надо подсластить или чем-то отвлечь внимание читателя. А скорее всего — так проще: не надо ходить по архивам, не надо слушать стариков. Да их ведь еще найти надо — ветеранов. Вместо этого одни авторы своими книжками воюют с другими: напишет кто-то про Великую Отечественную войну одну книжку, а ему в ответ — десять. А годы идут, и тех, кто помнит войну, остается все меньше. Очень скоро о Великой Отечественной не останется у нас ничего, кроме памяти, заключенной в книжные переплеты. Война становится далекой, перестает быть страшной, а если она не страшна, то чего бы не повоевать вновь? И от того, какими будут книги о войне, зависит, каким будет наше будущее и будущее наших детей…

---

«Этого хватает весьма скромно на 3–4 дня, но все же иметь три дня в неделю какую-то еду весьма важно», — пишет она в своем дневнике и через несколько страниц в канун Рождества 1942 года дополняет их следующими строками:

«Все наши немецкие друзья перебывали у нас за эти дни. Солдаты, конечно. Наши СД друзья прислали нам все, что полагается немецким солдатам: желудевые печенья, сигареты, дропсы, но сами тактично не приезжали. Рождество».

Для тех, кто не знает, СД — это гитлеровская служба безопасности, заплечных дел мастера, от рук которых погибло огромное количество наших соотечественников. Ну, это так, к слову.

Неожиданно высоко, по сравнению с нынешними мерками, ценили оккупанты труд работников культуры. Во Ржеве ими был открыт театр. Артисты состоявшей из местной молодежи труппы после каждого представления получали горячий обед: 300 г хлеба, одно первое, 100 г меда и масла, 50 г сахара-песку.

Те, кто добровольно согласился отстаивать завоевания злейших врагов своего народа с оружием в руках, снабжались еще лучше, хотя и не на уровне обычных солдат вермахта. В 8-м казачьем полку, которым командовал есаул Андреев (бывший капитан Красной армии), казаки, к примеру, получали в сутки: 450–500 г хлеба, 20 г масла, 50 г сыра или консервов, утром и вечером кофе, в обед суп.

В снабжении продовольствием местные немцы пользовались преимуществом перед другими этническими группами населения. Специальным распоряжением командования тыла группы армий «Центр» немцы в городах (речь шла преимущественно о фольксдойче) должны были получать не только все пайки, которые полагались занимавшим те же должности русским, но и дополнительно в неделю 100 г мяса и 60 г жиров, которые русским вообще не выдавались, а также, сверх пайка, 1500 г муки, 1800 г хлеба, 7 кг картофеля, 250 г круп, овощи и рыбу по мере поступления.

Не забывали представители «нового порядка» и о старых и малых. Как пишет Людмила Осипова, «немцы организовали богадельню для стариков и инвалидов. Организован также детский дом для сирот. Там тоже какой-то минимальный паек полагается. Все остальное население предоставлено самому себе. Можно жить, вернее, умереть, по полной своей воле.

Обезумевшие от голода старики из дома инвалидов написали официальную просьбу на имя командующего военными силами нашего участка и какими-то путями эту просьбу переслали ему. А в ней значилось: «Просим разрешения употреблять в пищу умерших в нашем доме стариков». Этих стариков и старух эвакуировали в тыл. Один из переводчиков, эмигрант, проживший все время эмиграции в Берлине, разъяснил нам что эта эвакуация закончится общей могилой в Гатчине, что немцы своих стариков и безнадежно больных «эвакуируют» таким образом. Думаю, что это выдумка. А впрочем, от фашистов, да, кажется, и от всего человечества можно ожидать чего угодно. Большевики все-таки не истребляют народ таким автоматическим образом».

В общем, тот самый «рай», о котором писал в своем дневнике в июне 1941 года Йозеф Геббельс. Но и в таком «раю» были свои святые. Так, в Смоленске хозяйство дома инвалидов было полностью разорено немцами — скот и запасы продовольствия изъяты. Однако директор дома В.М. Соколов, состоявший в этой должности семь лет, сумел получить для всех больных продовольственные карточки, но и они очень часто не отоваривались. Поэтому реально дом существовал только на добровольные пожертвования смолян, которые в это страшное время смогли, отнимая от себя самое необходимое, спасти от голодной смерти больных людей.

«В Германии, в Германии, в далекой стороне…»

Чем дольше продолжалась война в России, тем голоднее становилась жизнь городского населения в Дюссельдорфе, Мюнхене, Гамбурге, других больших и малых городах самой Германии.

«Скоро ли кончится это свинство? Мы получаем теперь уже меньше хлеба: всего полтора кило на человека в неделю, триста граммов мяса на человека в неделю и одно кило муки на весь месяц. Когда кончится картошка, бог знает, что мы тогда будем жрать. Тогда пойдут в ход майские жуки, молодые лягушки, вороны. Кто знает, что еще будет впереди», — пишет в апреле 42-го воюющему на Восточном фронте Францу Мюллеру его товарищ из Германии.

Той же весной взятый в плен солдат 12-й пехотной дивизии вермахта Эрнст Бичковский рассказывает на допросе о положении в Данциге (польский город Гданьск. — Авт.), откуда он за несколько дней до пленения прибыл на фронт:

«В Данциге очень плохо с продовольствием, значительно хуже, чем в Германии. Далеко не полностью выдают тот минимум продуктов, который полагается по карточкам. Но предстоит еще худшее, так как из-за засухи урожай будет плохой. Норма выдачи хлеба уже сократилась до 1 кило в неделю на человека. Мяса и жиров почти нет. Настроение населения подавленное, в особенности польского, которое находится в значительно худшем положении, чем немцы, поскольку для польского населения существуют отдельные магазины, в которых продуктов нет, а в магазины для немцев поляков не пускают».

Взятый в плен через 10 дней после его прибытия на фронт из города Бамберга в Баварии Евгений Раух сообщает 16 сентября 1942 года, что «скверно обстоит дело с продуктами. В нашем городе еще в августе не выдавали сахара за июль. Хлеб очень скверного качества, и норма сейчас составляет 250 г в день».

Надо сказать, что продовольственные нормы, а вместе с ними и карточки, были введены в Германии за несколько месяцев до начала ею Второй мировой войны (1 сентября 1939 года). Рабочему «Великого рейха» полагалось по ним: 685 г хлеба, 170 — мяса и 110 — жиров. Иждивенцу-обывателю: 340 г хлеба, 70 — мяса и 50 г — жиров. Калорийность питания была у рабочего — 4652 ккал и 2570 ккал — у обывателя.

Нормы на картофель, молоко, овощи, сахар, кофе не устанавливались, и по карточкам эти продукты не распределялись. Позднее, в период войны, были установлены нормы и на них. Калорийность питания немецкого населения в годы войны постоянно снижалась и составляла: к зиме 1942/43 — 2078 ккал, к зиме 1943/44 — 1980 ккал, к зиме 1944/45 — 1670 ккал.

В натуральном виде это сокращение выглядело так: если летом 1943 года среднестатистическому немцу полагалось в месяц: 9000 г хлеба, 600 — крупы, 1000 — мяса, 800 — жиров, 900 — сахара, 700 г мармелада и 12 кг картофеля, то весной 1945 года эти нормы выглядели уже так: 5800 г хлеба, 300 — крупы, 1000 — мяса, 500 — жиров, 375 — сахара, 0 г мармелада и 10 кг картофеля.

Поддерживали своих родных находившиеся на Востоке солдаты и офицеры вермахта — присылали посылки с продуктами. Делали это в основном тыловики; находящимся на передовой изыскивать продовольствие было делом затруднительным. Разве что выпадал случай, подобный тому, что описывает в своей книге «Жизнь и смерть на Восточном фронте» Армин Шейдербауер. В одном из боев значительная часть солдат его роты была убита или ранена, а паек получен на прежнюю численность. «Что касается табака, шнапса и сухих фронтовых пайков. Многие отцы семейств даже выслали излишки продовольствия домой. Я тоже отправил посылку своей девятилетней сестре Лизль».

Привозили продукты в Германию и приезжающие на побывку отпускники. Правда, осенью 1943 года ежегодные отпуска для солдат и офицеров вермахта были отменены, и теперь их можно было получить, только проявив особенную воинскую доблесть. Армин Шейдербауер пишет, что это произошло в соответствии с приказом Верховного командования, по которому, «несмотря на действующий запрет на отпуска, командирам частей разрешалось отправлять отличившихся в боях людей в отпуск в пределах двух процентов от текущей численности личного состава».

Одним из таких счастливчиков стал офицер 132-й пехотной дивизии Готтлиб Бидерман, который о своей поездке в Фатерлянд писал так:

«В заключительные месяцы войны войска в курляндском «мешке» получали мало мяса для своего питания, и много лошадей, страдавших от подтачивавших силы ран от осколков, были переданы поварам на мясо. После таких отчаянных мер наше безнадежное положение стало для нас совершенно ясным.

Повара научились готовить печеную конскую печень с луком. Прибавился гуляш из конины, принесший временное облегчение при нашем тощем и щадящем рационе. В первые дни января 1945 года мне был дан редкий отпуск за доблесть, и из своей роты я забрал 10 килограммов копченой конины в качестве пайка на время дороги на родину. Мясо было темно-коричневого цвета и сладкое на вкус, но тем не менее воспринималось с большим удовольствием».

Каждый приезжающий в Германию военнослужащий-отпускник получал на въезде в рейх талоны на питание, а также документ следующего содержания: «Как участник боев на Восточном фронте, имеет право к данным талонам, приравненным к довольствию занятых на тяжелых работах, иметь дополнительно 2 яйца в неделю».

Также побывавший в отпуске Генрих Метельман вспоминал, что еще до вручения ему этой «справки» он получил кое-что посущественнее (правда, не зимой 1945 года, а несколько ранее. — Авт.):