Генрих Хаапе - Оскал смерти. 1941 год на Восточном фронте

• Название: Оскал смерти. 1941 год на Восточном фронте
• Автор: Генрих Хаапе
• Издательство: Яуза-пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9955-0051-3

Ветераны знают: чтобы увидеть подлинное лицо войны, надо побывать даже не на поле боя, а во фронтовых лазаретах и госпиталях, где вся боль и весь ужас смерти предстают в предельно концентрированном, сгущенном виде. Автор этой книги, Oberarzt (старший врач) 6-й пехотной дивизии Вермахта, не раз смотрел смерти в лицо — в 1941 году он прошел со своей дивизией от границы до московских окраин, спас сотни раненых немецких солдат, лично участвовал в боях, был награжден Железным крестом I и II классов, Германским Крестом в золоте, Штурмовым знаком и двумя нашивками за уничтожение советских танков. Из всего его батальона, летом насчитывавшего более 800 штыков, до конца битвы под Москвой дожили лишь 28 человек…

Эта книга — больше, чем очередные мемуары о Второй мировой. Это не только потрясающий рассказ об ужасах войны, о жизни и смерти на Восточном фронте, но и безжалостный, хирургически точный анализ причин поражений Вермахта, горький и честный ответ на вопрос: почему так удачно начавшаяся война завершилась полным разгромом немецкой армии, падением Третьего Рейха и капитуляцией Германии?

---

— Если до нас дошли кофе и выпивка, то дойдут и боеприпасы, — оптимистично резюмировал Ноак.

В тот вечер все мы так основательно набрались, что положение вокруг Ржева стало представляться нам почти в розовых тонах.

Видимо, для того, чтобы наполнить чашу нашего счастья до краев, фронт вокруг Малахово заметно поутих. Ноак даже пошутил по поводу того, что русские, будучи сами большими любителями выпить и повеселиться, великодушно решили оставить нас разочек в покое и не мешать и нашей пирушке. Оказалось, однако, что, как и раньше, они просто перебрасывали в тот момент свои войска на запад, где имели больший успех, который требовалось закрепить. Нескончаемые колонны красных обходили Гридино стороной, направляясь к тылам наших позиций у Ржева.

«Линия Кёнигсберг» была удержана. Удержана ценой огромных наших потерь, но враг так и не прорвал ее ни в одном месте, а на каждого погибшего немецкого солдата пришлось по десять погибших русских.

Нина Варварова

Оберст Беккер быстро шел на поправку, и я почувствовал, что, чтобы не быть отправленным обратно в Гридино, мне пора продемонстрировать свою незаменимость и в каких-то других направлениях. Маленький Беккер раздобыл для меня серую кобылицу по имени Веста и передал ее мне вместе с шутливым удостоверением на право собственности, в котором указывалось, что Веста теперь принадлежит мне и что по окончании военных действий, а также в признание моих служебных заслуг мне будет разрешено забрать ее с собой обратно в Германию. Несмотря на свою призрачность и отдаленность во времени, вероятность того, что и лошадь и я останемся в живых, все же впечатлила меня.

Веста была самой лучшей лошадью из всех, что у меня когда-либо были. Это было довольно проворное животное среднего роста, очень кроткого нрава и с очень развитым чутьем на опасность. Когда инстинкт подсказывал ей, что впереди находится что-то, могущее представлять для нас угрозу, она коротко всхрапывала, останавливалась как вкопанная, а затем обходила опасное место стороной. На следующее утро я взобрался на нее верхом и отправился в свой объезд по тыловым деревням, предварительно связавшись и уговорившись о встрече с начальником медицинской службы нашей дивизии, оберфельдарцтом Грайфом, которого не видел с самого начала отступления от Москвы. Внимательно выслушав мой подробный доклад о проделанной работе, он попросил, когда у меня будет для этого время, тщательно проанализировать весь мой опыт фронтового врача в зимних условиях ведения боевых действий и обобщить его в виде небольшой брошюры для использования в Германии при специальной подготовке врачей перед отправкой в Россию.

В главной тыловой деревне я разыскал фельдфебеля нашей медицинской службы и попросил его сопроводить меня по всем домам, в которых обитало гражданское население. В жарко протопленных и душных избах я обнаружил действительно невообразимое количество беженцев, и в результате лишь беглой поверхностной проверки было обнаружено сразу два случая сыпного тифа. Больные лежали прямо среди пока еще относительно здоровых, которые в своем ослабленном состоянии были особенно подвержены инфекциям. Острый недостаток белка в так называемом «рационе» этих измученных голодом людей проявлялся, например, в многочисленных случаях отечности ног. Вследствие авитаминоза у многих детей наблюдались явные признаки рахита. Из-за несбалансированности питания кормящие матери не могли производить молоко ни в достаточном количестве, ни необходимого качества. Одним словом, с медицинской точки зрения условия обитания во всех домах, занятых гражданскими жителями, были просто-таки плачевными. Когда я разъяснил фельдфебелю все опасности, которыми чревата выявленная мной неорганизованность в условиях проживания, он сообщил мне, что здесь имеется некая молодая русская женщина, студентка-медик, которая по собственной инициативе помогает своим соотечественникам. Ее имя было Нина Варварова, и фельдфебель добавил, что за эту ее добровольную деятельность ей один раз в день выдают бесплатный пищевой паек на немецкой полевой кухне.

— Та-ак, понятно! Значит, эта молодая особа уже сумела заставить работать на себя не только тебя, но и кухонных буйволов. Из того, что я увидел, я могу заключить, что она не слишком-то старается отрабатывать свое бесплатное питание.

— Это очень хорошая девушка, герр ассистензарцт! — принялся с жаром и искренней убежденностью защищать ее фельдфебель.

— Покажите ее мне.

Фельдфебель отвел меня в дом, забитый, как и остальные, совершенно неимоверным количеством людей, и указал мне на сидящую у огня высокую девушку лет двадцати. Тряпочкой, смоченной в теплой воде, она умывала лицо пожилой крестьянке. Одета она была в обычную блузку и юбку из грубой материи, которые, несмотря на свою простоту, лишь подчеркивали прекрасные формы ее тела. Вот она, закончив умывать старуху, с явным облегчением поднялась от печи и, еще пока не заметив пристального внимания к себе с нашей стороны, сделала несколько шагов по душной и зловонной комнате и присела к кому-то еще. Я невольно отметил про себя, что выглядит она вполне здоровой и даже упитанной — благодаря, несомненно, немецкой полевой кухне.

Увидев нас, она встала и, не меняя выражения лица, спокойно поджидала, пока мы подойдем к ней. Ничего такого особенного, из-за чего ее можно было бы считать красавицей, решил я опять же про себя. Высокие скулы, чистая кожа лица и еще кое-какие более тонкие характерные особенности, которые обычно отмечают про себя ценители красоты отдельных русских женщин. Небрежно свисавшие на плечи длинные прямые волосы соломенного цвета были, однако, чисты и тщательно расчесаны. Сквозь тонкую ткань дешевенькой блузки угадывалась грудь прекрасной формы, совершенно не знакомая, по-видимому, ни с каким нижним поддерживающим ее бельем. При всем этом она обладала еще и какой-то удивительно естественной грацией. Как я уже отметил, она не была красавицей в общепринятом понимании, но все же имела некий совершенно особенный магнетизм… Глаза! — вдруг понял я. Это были глаза кошки… или кого-то из семейства кошачьих… да, глаза пантеры. В какое-то мгновение мне даже показалось, что в них промелькнуло пренебрежительное «попробуй-дотронься-до-меня-если-не-боишься», а ярко-красные губы искривились в еще более презрительную линию. Я непроизвольно отвел взгляд, а фельдфебель как раз в этот момент шепнул мне из-за плеча, причем, по-моему, уже второй раз:

— Она говорит по-немецки.

Девушка стояла все так же неподвижно, все в той же полной самообладания позе, но чувствовалось, что все ее тело замерло в напряженном ожидании.

— Вы хорошо говорите по-немецки? — наконец спросил я с неожиданной дрожью в голосе.

— Не слишком, — ответила она слегка охрипшим голосом и с очень милым акцентом.

— Она говорит по-немецки очень хорошо, — нашел нужным вставить фельдфебель, — а понимает так вообще все.

— Я вижу, фельдфебель, вы очень хорошо осведомлены об этой особе, — повернувшись к своему провожатому, язвительно и не слишком дружелюбно улыбнулся я, и хотя выражение ее лица нисколько не изменилось, я знал, что моя ирония не ускользнула от нее.

— Вы действительно изучали медицину? — продолжил я свои вопросы.

— Два года в Москве, — и правда довольно бегло и уверенно ответила она все с тем же очаровательным акцентом. — Но все занятия прекратились, как только немцы подошли слишком близко. Вообще все прекратилось.

— А почему вы здесь, а не в Москве?

— Я сбежала, когда в конце октября начались преследования предателей и изменников.

— Сбежали? Хм! Весьма интересно!

— Почему это вам так интересно? — спросила она, довольно вызывающе сверкнув своими кошачьими глазами.

— Потому что я очень интересуюсь всем, что происходит в России, — интересуюсь, девочка моя, для того, чтобы знать, где правда, а где обман.

— Я не ваша девочка, герр доктор, и то, что я говорю, правда.

Я был застигнут врасплох и даже несколько смущен тем, с какой готовностью парировала она мой не вполне изящный намек. Но более всего меня поразило то, что я мгновенно оказался как бы в оборонительной по отношению к ней позиции. Пользуясь тем, что я его не вижу, фельдфебель едва слышно усмехнулся у меня за спиной.

— Я вовсе и не имел в виду, что вы моя девочка, — как-то не слишком убедительно проговорил я в свое оправдание. — Вы здесь — только мой помощник по медицинской части, вот и все, если вы, конечно, знакомы с этой работой. А на чьей вы стороне — на нашей или на стороне красных — будет выявлено должным образом. Учитывая то ужасающее состояние, в котором пребывают эти люди, вам предстоит много работы с ними.

Я замолчал на какое-то время, а затем добавил:

— Я бы хотел, чтобы вы привели здесь все в такой порядок, чтобы уже вскоре мне нужно было появляться здесь не чаще раза в неделю — для того, чтобы удостовериться, что все мои распоряжения выполняются вами должным образом.