Турсунбек Какишев - Сакен Сейфуллин

• Название: Сакен Сейфуллин
• Автор: Турсунбек Какишев
• Издательство: «Молодая гвардия» МОСКВА 1972
• Жанр: Биографии и Мемуары

Настоящая книга — научно-художественная биография Сакена Сейфуллина, национальной гордости казахского народа, основоположника казахской советской литературы.

---

Тем и кончился этот спор — каждая сторона осталась при своем мнении.

На осеннем сборе «Бирлика» — новая схватка. И снова Сакен и Магжан не достигли согласия.

— Для тебя ведь «Айкап» был идеалом. Читал последний номер? Прихлопнули ведь беднягу, — съязвил Магжан.

Сакен в ответ резко бросил:

— А что делать, если на журнал напала свора собак?

Противоречия и разногласия между членами «Бирлика» отрицательно повлияли на его дело. В организации работа пошла через пень-колоду. Уехал, окончив семинарию, Ныгымет, который долго примирял противников. Шаймерден тоже заканчивал учебу. Где-то будет он в будущем году? Да и сейчас на «Бирлик» у него остается мало времени — медицина дается ему нелегко.

Сакен очень изменился. Он много читал Белинского, Чернышевского, Добролюбова. Стал усиленно заниматься историей, этнографией и политикой.

Политические книги Сакен доставал с помощью Феоктиста Березовского.

Феоктист был старше Сакена, успел сменить несколько рабочих специальностей и уже в начале 900-х годов выступил со статьями в различных сибирских газетах. Царские власти не обошли его своим вниманием, и Феоктист побывал в тюрьмах. К тому времени, когда он познакомился и подружился с Сакеном, за его плечами был уже и опыт работы большевика, организатора подполья. Сакен знал это имя и раньше. Березовский был известным сибирским писателем. Помимо Феоктиста, Сейфуллин добывал запрещенные книги и у Покровского, и у Антона Сорокина.

Только с самыми близкими друзьями делился он своими впечатлениями от таких книг, как «Социализм и женщины» или «Французская революция» А, Бабеля.

Книги эти Сакен читал, забравшись куда-либо в пригородную рощу, а зимой всегда находил какой-нибудь укромный уголок у городских приятелей.

И не случайно, когда в семинарии намечался литературный вечер, Сакен отказался читать стихи Бальмонта, хотя именно на этом поэте настаивал директор. Сакен же предложил «Песню о Соколе» Горького. И сказал об этом Покровскому.

— Никогда не заикайтесь о Горьком: если дойдет до директора — нам обоим несдобровать.

На литературном вечере Сакен так и не вышел на сцену.

В начале 1916 года в одном из домов, около базара, проходил очередной сбор организации «Бирлик». По установившейся традиции и в целях конспирации опять устроили вечеринку. И снова речь зашла о судьбе казахского народа. И вновь схлестнулись Сакен и Магжан.

— Нам нечего ломать себе голову в поисках новых путей. Лучше давайте подумаем, как осуществить то, что рекомендуют газета «Казах», Алихан Букейханов, — заявил Магжан.

— Магжан, хоть когда-нибудь у тебя будет свое собственное мнение?! — взорвался Сакен. — Или ты представитель газеты «Казах»? Трудно стало тебя понимать. Скажи же что-нибудь свое, неужели думаешь, мы не читаем то же, что и ты читаешь? Букейханов для тебя пусть будет идеалом, а для нас он — последний отпрыск казахских ханов. Трудящиеся казахи за Букейхановым пе должны идти и не пойдут. Если наступит день восстания, то мы должны идти за русскими революционерами. Если мы не поймем, что свобода и счастье казахского народа зависят не от идей Букейханова, баев и феодалов, которые служат белому царю, а от движения русских рабочих; и крестьянства, то кто же объяснит это жителям аулов! Я знаю только этот путь и считаю, что этот путь единственно верный.

Для Сакена это собрание «Бирлика» было последним. Ему предстояло готовиться к выпускным экзаменам.

День и ночь трудились шакирты, повторяя пройденное. И только в начале мая вздохнули свободнее.

10 мая 1916 года состоялось заседание педсовета. Было принято постановление: «Педагогический совет обсудил результаты выпускных испытаний и, приняв в соображение достоинства письменных работ воспитанников и устные их ответы, а также годовые баллы и заявления наставников и преподавателей о степени успехов и умственного развития каждого, постановил: всех 14 воспитанников третьего класса удостоить звания учителя начального училища, в чем и выдать им установленные свидетельства».

Вместе со свидетельством каждому воспитаннику была выдана характеристика. В последний раз решил сделать «доброе» дело Томп и предложил оценить познания Байлина и Сейфуллина на четыре. Но никто его не поддержал. И все же старания Томна не пропали даром, повлияв на содержание характеристик. Им была выдана одинаковая, написанная по стандарту характеристика. «Сейфуллин — сын казаха из потомственного рода Нильдинской волости Акмолинской области и уезда, казенный стипендиат, 20 лет. Способность — выше среднего, не в полную силу занимается, по характеру — упрям и груб».

Как бы то ни было, но семинария — позади. А впереди — жизнь. Огромная!..

О мечта! На крылатом коне,
Вихревые взметая метели,
Позабыв о покое и сне,
Ты летишь к неизведанной цели.
Занесла надо мной свою плеть
И меня обрекла на блужданья.
«Что ты ищешь? — спросил я. —
Ответь!»
Говорит: «Исполненья желанья!»

Прекрасно лето Сары-Аркы. А воздух напоен ароматом цветущих лугов. Но война дошла и до Акмолинских степей. Сакен заехал к другу отца в село Захаровское. Застал только жену — Марию. Мария плачет. Нет никаких вестей от мужа. И Петьку, сына, оказывается, забрали, хотя ему еще нет и семнадцати. Мария не знает, что делать с маленькими детишками. В доме пусто. Все более-менее приличное продано. Суровая была зима. Единственная надежда — корова подохла весною. Им грозит голодная смерть.

Такую же картину Сакен наблюдал и в Омске, и по пути. Внешний вид казахских аулов никаких измененийне претерпел. У речки пасется скот, у жеди[26] — жеребята, на лугу — козы и ягнята. Привычная картина. Жа-мал и Сейфулла бесконечно рады тому, что их сын вернулся образованным человеком. Далекие и близкие, друзья и ровесники идут и идут к ним. Среди собственных овец, которые еле-еле дожили до весенней зелени, подходящей, чтобы заколоть, не оказалось. Поэтому Сейфулла обратился к родственникам. На язык гладкие, но скупые, родственники не спешили помочь Сейфулле. Об этом он хорошо знал. Но все же надеялся, что в честь такого случая, как возвращение Сакена домой, не откажут дать взаймы одного барана. Но напрасно. Никто не хотел дать ему барана. Тогда Сейфулла вспомнил о шкурке алтайской лисы, которую добыл в прошлую зиму. Многие просили эту ценную шкурку, но он берег ее — Сакену пригодится. Теперь родственники разом заспорили: «Отдай мне, отдай мне». Сейфулла за шкурку выбрал более или менее подходящего барана. Вот цена родственникам.

Сакену представлялось, что после окончания семинарии жизнь ему откроет все свои двери. Но несколько дней, проведенных в родном ауле, показали — от других помощи не жди. Ну самое большее — могут один раз угостить хорошенько.

Отдохнув немного в ауле, Сакен решил поехать в Акмолинск. Не нашлось подводы, чтобы добраться туда. Тогда он оседлал единственную темно-рыжую отцовскую лошадь.

Из Акмолинска Сакен вместе с учителями — Нургаяном Бекмухамбетовым и Галымжаном Курмашевым отправился но 12 волостям Акмолинского уезда — на северо-восток, к урочищу Шубыра, и дальше — в Моншакты, Кзыл-топырак и Ереймен — для переписи скота. Конечно, им придется разделиться и разъехаться в разные стороны, иначе перепись продлится слишком долго.

Но пока они вместе в степи Шубыра.

Шубыра — это холмы и низины, и все покрыто разнотравьем, словно устлано большими коврами с причудливым узором…

«Нам поставили юрту в некотором отдалении от речушки, где посуше, — так вспоминал Сакен начало своей первой деловой поездки по родине. — Рядом с нами в отдельной юрте расположились волостной управитель, старшина и писарь. Юрты стояли на пышной, густой траве, но тем не менее в знак особого уважения к приехавшим нам расстелили ковры и посредине поставили круглый низенький столик.

Мы с удовольствием разместились в юрте, убранной со вкусом и старанием, разложили бумаги и приступили к своему непосредственному занятию.

На тысячу верст из конца в конец раскинулись двенадцать волостей. Заметно было, что здешний народ живет богато, в достатке, а кто богат, того не грызут заботы, тот не прочь попить кумыса сверх нормы, вдоволь поспать. С утра до позднего вечера бродят мужчины под легким хмелем, кое-как, наспех одетые, охотятся по аулам за кумысом и девушками,

Немало скучающих бездельников толпится у нашей юрты, глазеют, как идет перепись. Другие ищут случая поухаживать за девушкой, резвятся, словно упитанные бычки, заводят веселые игрища, изощряются в шутках и насмешках друг над другом. Одним словом, убивают время как могут…

И только прислуга и чабаны, черные как смоль от палящего солнца, с каплями на лбу, не зная отдыха тянут свою лямку. Изнемогая на солнцепеке от зноя и жажды, стерегут они байское стадо на выпасах. Тщетно пытаясь спастись от оводов, они вынуждены усмирять и доить буйных полудиких кобылиц. Несчастные батраки, с обветренными лицами и потрескавшимися от жары губами, весь день собирают кизяк, чтобы развести костер и вовремя приготовить еду своему хозяину. Бесправные люди, им не дано пожинать плоды своей тяжкой работы…»