Илья Дубинский-Мухадзе - Орджоникидзе

• Название: Орджоникидзе
• Автор: Илья Дубинский-Мухадзе
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1963

Вся жизнь Серго Орджоникидзе, большая, прекрасная и могучая, как песня, - это страницы героической истории партии и социалистической революции.

В глубоком подполье при царизме, в боевых дружинах иранских революционеров и в Шлиссельбургской крепости, в Париже, Праге и в насквозь промерзшей якутской деревушке Покровское, на фронтах гражданской войны, в Рабкрине и БСНХ Серго не знает страха и сомнений. То преследуемый по пятам профессиональный революционер, то могущественный чрезвычайный комиссар огромных территорий, то организатор нового большевистского подполья в тылу у Деникина и в захваченной меньшевиками Грузии, то командарм шестимиллионной армии индустрии, в горе и в радости, всегда он прямой, твердый, смелый Большевик. Из самых близких Ленину.

Книга писателя И. М. Дубинского-Мухадзе, уже известного читателям серии "Жизнь замечательных людей" по книге "Ной Буачидзе", - одна из первых попыток воссоздать образ Серго Орджоникидзе - отважного бойца старой ленинской гвардии.

---

Эсер Леонид Орлов обосновался в городской газете "Пятигорское зхо" и привычно заканчивал все статьи и речи анафемой большевикам. Друг Орлова "казачий социал-демократ" Георгий Бичерахов, "косоротая лисица", как его величали на Тереке, запросто послал ультиматум: "владикавказские комиссары, ваше время истекло, не злоупотребляйте терпением терского казачества". Пока что мятежные казачьи сотни обстреливали железную дорогу, спускали поезда под откос.

До позднего вечера шумел митинг. Потом пришлось завернуть на телеграф — переговорить по прямому проводу со штабом Северокавказских войск. У доброжелательного начальника станции оказалось достаточно времени для того, чтобы окончательно уверовать в благоразумие чрезвычайного комиссара. Машинист получил приказ отвести паровоз назад в депо.

Серго осталось только тяжело вздохнуть. А быть может, оно и лучше, что выехали в неурочное время и кое-какие враждебные станицы миновали в густой темноте, хотя без перестрелки не обошлось. От Солдатской до Прохладной стрельба почти не затихала. Серго разряжал маузер прямо из окна.

Машинист то мчал на пределе, то внезапно осаживал назад, тормозил, чудом удерживая состав — вагон и две теплушки — на рельсах. Серго, Зина, стрелки из охраны — все таскали шпалы, камни, восстанавливали разобранный путь.

В Прохладной отчетливо слышался неумолчный грохот артиллерийского боя. Хорошо знакомый Орджоникидзе военный комиссар Терской области Яков Бутырин — в 1907 году они сидели в одной камере Баиловской тюрьмы в Баку — объяснил:

— Бронепоезд отгоняет казаков Бичерахова от железной дороги. "Косоротая лисица" стремится лишить нас последней связи с Россией, оторвать от Кубани. Силы наши невелики — кабардинский отряд Бетала Калмыкова, осетинский — Григория Цаголова, китайские добровольцы Пау Ти-сана. Все трое питомцы Ноя. Он оставил крепких наследников.

Серго молча пожал Якову руку. Около трех недель назад — двадцатого июня Ноя Буачидзе убили во Владикавказе во время выступления на митинге. Последними словами главы Терской советской республики были:

— Довольно крови, товарищи!.. Не давайте войне…

Мучительно, невыносимо тяжко сознавать, что Ной погиб, а он, Серго, не может исполнить его последнее, самое главное желание — чтобы воды Терека и снега Кавказских гор больше не пламенели грозными отсветами военного пожара. Мелькнула мысль — чрезвычайный комиссар имеет полное право приказать штабу Северокавказских войск снять с других участков несколько полков, десять-пятнадцать тысяч красноармейцев. Точно рассчитанным ударом с юга и с севера отогнать мятежников далеко назад в Моздокские степи. Очень заманчиво…

Многие этого ждали от Орджоникидзе — и во Владикавказе и в ставке главнокомандующего добровольческой армией генерала Деникина. Каждый из противников надеялся извлечь свою выгоду.

— Известный принцип тришкиного кафтана нам, друзья, не годится, — говорил Серго терским комиссарам и членам Кавказского[62] краевого комитета партии. — Для того Бичерахов и поднял мятеж в тылу армий, обороняющих Кубань и Ставрополье, чтобы мы сняли войска с главных позиций, открыли немцам и белым дорогу. Сегодня на митингах в железнодорожных мастерских и на заводе "Алагир" мне кричали: "Центральная советская власть обязана нас защищать. Терек стоит того!" Я отвечал рабочим: революционная Россия всегда за нашей спиной, нас не оставит, а помощи просить нельзя. Мы здесь сами, на Тереке, найдем достаточно сил!

Должность у меня такая, или характер сильно испортился, — продолжал Серго, — но что-то редко оправдываю надежды руководителей наших южных краев и республик. Небось и вы ждали от меня совсем другого. Пока я собирал митинги, пала Прохладная. Мы отрезаны… Сегодня получен второй ультиматум — от правительства Грузии. Трогательный, между прочим, союз — меньшевик Бичерахов, меньшевик Жордания, а за их спинами генерал Деникин и кайзер Вильгельм.

А мы все манерничаем, оглядываемся, не в меру церемонимся. Согласен, у Терской области много своих особенностей. Рабочий класс лишь островок среди буйного разлива казачьих станиц и горских аулов. Ко всему должен быть свой особый подход, свой календарь, но в главном события все-таки развиваются по твердым законам революции. Все правомерно. Бичерахов мобилизует казаков, обещает бросить на Владикавказ. Ну, так мы подымем горцев, двинем их на мятежные станицы. Скажете — горцы колеблются, часто слепо подчиняются национальным фанатикам. Мы сами виноваты — стыдливо остановились на полдороге. Разве смерть Ноя Буачидзе отменила подписанный им закон о немедленном возврате горцам земель, отнятых у них казаками?

Серго невольно повысил голос:

— Бичерахова под корень срежут не несколько полков, взятых с истекающих кровью Кубани и Ставрополья, а горцы, которым мы на съезде народов Терека объявим: "Идите и возьмите свою землю! Советская власть возвращает ее вам. Советская власть позаботится и об устройстве казаков на новых местах — в Пятигорском и Моздокском округах, даст деньги на переезд и обзаведение".

В газетах появилось экстренное сообщение Терского Народного совета о созыве очередного, Четвертого съезда народов Терека. До съезда никакого ответа на ультиматум Бичерахова не будет.

Одна за другой прибывали верхом и на переполненных арбах делегации ингушей, кабардинцев, чеченцев, осетин, балкарцев, калмыков и ногайцев. В последний день на линейках, окруженных верховыми, пожаловали казаки, преимущественно из станиц Сунженской линии. Держались осторожно, горцев и иногородних сторонились.

Все делегаты — и казаки и горцы — хорошо вооружены. Лишь после долгих и трудных переговоров согласились приходить на заседания съезда без винтовок.

За несколько минут до открытия первого заседания хватились — в зале нет главного делегата казаков, их представителя в Народном совете хорунжего эсера Фальчикова. Серго нахмурился, подергал воротничок, сдавливавший шею (из уважения к съезду он впервые с прошлой осени надел штатский костюм, ломкую крахмальную рубашку, вывязал галстук). Винить господина хорунжего не стоило. Он задержался против воли, из-за неприличных шуток полковника Беликова. Вместо того чтобы сразу передать письмо Бичерахова, полковник вздумал язвить: "заниматься политикой недостойно казака. Царю надо служить оружием, а не языком". Пришлось крупно поговорить…

Послание "хозяина" также не принесло Фальчикову радости, скорее растревожило.

"Война затянулась, и энергия наших казаков начинает падать. Под Прохладной большевики разгромлены, но в войну не втянуты многие станицы, и как бы казаки после такого топтания на месте не отправились по домам белье метить, — , тревожился претендент в спасители Терека. — Нужно что-то эффектное, чтобы воодушевить на дальнейшую борьбу казаков. Нужно достать и средства для этой борьбы. Во Владикавказе голова Красной Армии — Совдеп и Совнарком, там же банк и монетный двор, там и армейская сила. Ясно, что удар по Владикавказу — удар по голове большевиков, удар и в тыл им.

Выступление должно состояться в ночь на 22 июля по старому стилю, или 5 августа по новому. Будьте готовы к этому времени образовать во Владикавказе некое подобие правительства с участием представителей любой партии, хотя бы даже они были сторонниками алжирского бея. Важно только, чтобы большевистским духом не пахло, — это самое главное".

Два первых заседания отняли шумные споры из-за состава президиума и повестки дня. Волновалось море голов в низких плотных облаках табачного дыма. Угрожающие, раздраженные возгласы раздавались то с мест, отведенных горцам, то со скамеек, занятых казаками. Посередине между двумя крайними лагерями предусмотрительно поместили "нейтралов" — иногородних.

Казаки и блокировавшиеся с ними владикавказские и грозненские эсеры и меньшевики неистово кричали:

— Фальчикова! Семенова! Мамулова! Цаликова Ахмета!

— Долой Ахмета! Он кудахчет нам, а яйца носит другим!

— Просим Цаликова Угалыка, господина полковника!

Горцы не менее энергично требовали:

— Калмыкова! Шерипова! Цаголова!

— Гапура Ахриева от ингушей! Вурро,[63] Гапур!

— Вон азиатов!

Военные делегаты дружно настаивали на кандидатуре командира китайского батальона Пау Ти-сана, Кости, как его запросто называли во Владикавказе. Уроженец Мукдена, он мальчиком попал на Кавказ. Учился в тифлисской гимназии. Революция застала его в Петрограде, и он, не раздумывая, записался в красногвардейцы. Союз китайских рабочих, насчитывавший в своих рядах до пятидесяти тысяч человек, поручил Пау Ти-сану отправиться в знакомые ему места, установить связь с соотечественниками на Северном Кавказе и в Грузии. В начале лета 1918 года Буачидзе попросил Пау взять на себя командование китайскими добровольцами во Владикавказе.