Илья Дубинский-Мухадзе - Орджоникидзе

• Название: Орджоникидзе
• Автор: Илья Дубинский-Мухадзе
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1963

Вся жизнь Серго Орджоникидзе, большая, прекрасная и могучая, как песня, - это страницы героической истории партии и социалистической революции.

В глубоком подполье при царизме, в боевых дружинах иранских революционеров и в Шлиссельбургской крепости, в Париже, Праге и в насквозь промерзшей якутской деревушке Покровское, на фронтах гражданской войны, в Рабкрине и БСНХ Серго не знает страха и сомнений. То преследуемый по пятам профессиональный революционер, то могущественный чрезвычайный комиссар огромных территорий, то организатор нового большевистского подполья в тылу у Деникина и в захваченной меньшевиками Грузии, то командарм шестимиллионной армии индустрии, в горе и в радости, всегда он прямой, твердый, смелый Большевик. Из самых близких Ленину.

Книга писателя И. М. Дубинского-Мухадзе, уже известного читателям серии "Жизнь замечательных людей" по книге "Ной Буачидзе", - одна из первых попыток воссоздать образ Серго Орджоникидзе - отважного бойца старой ленинской гвардии.

---

Серго считал Сорокина авантюристом, но принуждён был терпеть. Употребить против него силу — значило открыть еще один — четвертый или пятый по счету фронт. Расплата откладывалась. Для себя Сорокин выгадал всего лишь несколько недель, но слишком многих успел вырвать из жизни…

Пока что Сорокин набирал жирку на Кубани. Надеяться, что он задержит эшелоны разложившегося отряда Петренко, не приходилось. Орджоникидзе послал в погоню красноармейцев из добровольцев шахтеров. В Тихорецкой им сначала отказали в паровозе, затем приказали сдать оружие. Командир бросился к Сорокину, показал приказ чрезвычайного комиссара, взывал к совести. И добился. Сорокин вызвал начальника личного конвоя, бросил в гневе:

— Убрать!

Левоэсеровские бандиты на всех парах гнали свои эшелоны к Царицыну. Вдогонку мчался бронированный поезд Орджоникидзе. Теперь дело не ограничивалось похищенным золотом. Больше тревожила участь самого Царицына, вчера еще обычного уездного города, длинной, узкой полосой вытянувшегося вдоль берега Волги.

Сегодня этому городу уже нет цены. В глазах Серго он дороже всего золота мира. Железнодорожный узел и речная пристань Царицына — последнее, что еще связывало Кубань и Северный Кавказ с центром России. Хлеб для голодающего Петрограда мог прийти только из Царицына!

Серго снова перечитал обращение Ленина, переданное девятого мая по телеграфу всем Советам:

"Именем Советской Социалистической Республики требую немедленной помощи Петрограду… Непринятие мер — преступление против Советской Социалистической Республики, против мировой социальной революции".

Близ степной станции Сарепты, совсем недалеко от Царицына, бронепоезду удалось настигнуть хвостовой эшелон Петренко. Артиллеристы на бронеплощадках откатили, навели пушки. Пулеметчики дали несколько предупредительных очередей над крышами вагонов. Этого оказалось вполне достаточным. Лево-эсеровские грабители попросили пощады. Серго ответил:

— Сложите оружие, верните все награбленное. Рядовых наказывать не станем. Главарей расстреляем.

Все в точности было выполнено.

Два других эшелона догнать не удалось. "12 мая отряд Петренко в количестве тысячи человек, — сообщил Серго в Москву по прямому проводу, — открыл орудийный и пулеметный огонь по городу. Приняты самые решительные меры к разоружению".

Красноармейские отряды заняли позиции на кладбище. Началось настоящее сражение, в котором Серго принимал самое деятельное участие. Эта война продолжалась трое суток. Банды засели на станции Царицын Владикавказской железной дороги и оттуда стреляли по городу из орудий. Под проливным дождем Серго поднял красноармейцев, повел в атаку. Мятежники штыкового удара не выдержали.

В эти майские дни чрезвычайный комиссар несколько превысил свои полномочия. Царицын не входил в район его деятельности. Серго это знал и заставлял себя скрепя сердце выслушивать протесты работников местного Совдепа и военного руководителя полковника старой армии Носовича, сейчас преимущественно занятого тайной переброской офицеров на Дон к Краснову.]

"Положение здесь неважное — нужны решительные меры, — телеграфировал Орджоникидзе Ленину, — а местные товарищи слишком дряблы, всякое желание помочь рассматривается как вмешательство в местные дела. На станции стоят шесть маршрутных поездов с хлебом в Москву, Питер и не отправляются… Еще раз повторяю, что нужны самые решительные меры, — вокруг Царицына бушует контрреволюция".

Владимир Ильич к мнению Серго, как обычно, прислушался. На ближайшем заседании Совета Народных Комиссаров — 29 мая 1918 года он провел предложение направить в Царицын Сталина. Возложить на него руководство продовольственным делом на юге России и предоставить чрезвычайные права.

Пока что Серго на свою ответственность обнародовал в городской царицынской газете "Борьба" приказ, по которому хлеб, продовольствие, топливо полностью поступали в распоряжение Чрезвычайного продовольственного комитета — Чокпрода.[60] Ейская, Кубано-Черноморская, Владикавказская и Армавиро-Туапсинская железные дороги и речное пароходство обязаны были отправлять все грузы Чокпрода вне всякой очереди под усиленной охраной. Хлеб, закупленный или посылаемый помимо Чокпрода, подлежал безусловной реквизиции.

Добром и силой — тут уж ни с чем считаться не приходилось — Серго наводит минимальный порядок и в штабе обороны Царицына. Двадцать пятого мая в протокол экстренного заседания штаба заносится решение: "Всем имеющимся войскам слиться в одну армию. Создать план организации обороны".

Долго задерживаться в Царицыне нельзя. Два острых конфликта вспыхнули на "законной" территории Серго. "Левые" коммунисты и сторонники Троцкого задумали отделить Кубань и Черноморье от России. Для начала они принялись уговаривать моряков Черноморского флота отвергнуть совет Ленина — корабли не топить.[61] На крайний случай, если эскадре суждено погибнуть, то хотя бы с "честью", в бою с немцами.

А в Екатеринодаре военные действия грозили вспыхнуть из-за того, что Центральный Исполнительный Комитет Кубанской республики упрямо желал сместить главнокомандующего А.И. Автономова. Серго было жаль терять этого славного человека.

Невысокий, худощавый, в золотых очках, бывший хорунжий 39-го Донского казачьего полка Автономов мало походил на героя многих боев — убедительный пример того, что внешность обманчива. Его популярность среди фронтовиков особенно возросла после смелого революционного выступления осенью 1917 года на съезде казачества в Киеве. Во время боев под Екатеринодаром с частями генерала Корнилова Автономов уже имел под своим командованием несколько десятков тысяч бойцов.

"Автономов меня поймет. Из-за оскорбленного честолюбия он революции не изменит, а обострять отношения с ЦИКом накануне открытия съезда Советов Кубани нельзя. Надо отступить в малом, чтобы обеспечить победу в большом", — подумал Серго.

На душе все-таки было нехорошо. Орджоникидзе обратился к Владимиру Ильичу:

"С Автономовым покончено. Командование уже сдает Калнину. Автономов выедет в Москву, моя просьба — его не отталкивать и дать работу в Москве. Сам он (как) человек безусловно не заслуживает того, чтобы отбросить от себя. Во всем скандале немало вины и противной стороны".

В Москве Автономов остаться не захотел, попросился снова на фронт. Ленин помог ему вернуться к Серго. На Тереке Автономов занялся формированием национальных частей из горских народов. Со своими джигитами участвовал во многих боях с белыми, а после падения Владикавказа ушел с Орджоникидзе в горы. В одном из дальних ингушских аулов Автономов умер от тифа.

С бескорыстным, сердечным Автономовым Серго всегда мог поладить. Много больше забот Орджоникидзе доставили "левые коммунисты", кубанские самостийники и черноморские великодержавники. Они задумали, как им казалось, хитрый ход. Чрезвычайный комиссар, лукаво говорили они на съезде Советов Кубани, призывает нас объединить Кубань и Черноморье. Что ж, доброе дело! Провозгласим Кубано-Черноморскую республику, полностью независимую от Москвы и от политики Ленина. Нам останется наш хлеб, мы сохраним себе свой Черноморский флот.

Раз, другой и пятый просил слова Орджоникидзе. Выступал с трибуны с большими речами и с места бросал веселые, едкие реплики. И целые ночи по душам толковал с делегатами.

"Отныне Кубанская и Черноморская Советские республики, — решил съезд, — сливаются в одну Кубано-Черноморскую… как часть великой Российской Федеративной Советской Республики.

Третий Чрезвычайный съезд поручает ЦИК совместно с чрезвычайным комиссаром предпринять немедленно практические шаги для объединения в одну Южнорусскую республику всех республик Юга".

В первых числах июля Серго обрадовал Ленина известием о том, что Первый съезд Советов Северного Кавказа положил конец раздробленности и соперничеству, торжественно подтвердил: многонациональный Юг, его горы, степи, приморские долины — все это неотделимая часть Советской России. Кубано-Черноморская, Терская и Ставропольская республики слились в одну — Северокавказскую.

19

Последнее, что донеслось по селектору до начальника станции Пятигорск:

— У Прохладной бои. Пассажирский поезд, следовавший на юг, догорает под откосом у станицы Солдатской.

Пожилой тучный начальник махнул рукой. "Одним поездом больше-меньше, — подумал он, — кто теперь считает. Вся Россия летит под откос… А все-таки бог не без милости — задержал где-то нашего чрезвычайного. Или комиссар узнал, что делается на линии, отставил поездку?"

Митинг в "Цветнике" действительно очень затянулся. Сообщение Серго о ранении Ленина и мятеже левых эсеров, сразу до предела распалило страсти. К подножью Машука, на курорты Минеральных Вод буйный ветер революции выбросил много уже отвергнутых в рабочих центрах "социалистических" лидеров, претендентов на власть. В Пятигорске они ожили, зашевелились.