Александр Елисеев - Мусульманские паломники

• Название: Мусульманские паломники
• Автор: Александр Елисеев
• Издательство: Вѣстникъ Европы", No 6, 1864
• Жанр: Путешествия и география

Из путешествия по Аравии

---

Солнце уже поднялось высоко и немилосердно жарило наши затылки, хорошо, впрочемъ, прикрытые покрышками и полотенцами. Въ глазахъ чувствовался жаръ и колотье; они начали слезиться, что всегда бываетъ, когда приходится долго смотрѣть на блистающіе предметы. Потъ градомъ катился съ насъ; ни одна нитка нашей легкой одежды не оставалась не смоченной, хотя и быстро высыхала на ужасающей жарѣ отъ лучей палящаго солнца.

Около часу мы поднимались такимъ образомъ. Я уже начиналъ терять вмѣстѣ съ силами и терпѣніе. Вершина утеса, казалось, была такъ близка, что еще нѣсколько саженей кверху — и мы тамъ; но на самомъ дѣлѣ, такъ какъ подъемъ шелъ зигзагами, то путь еще былъ далеко не оконченъ и намъ постоянно приходилось прибѣгать къ помощи веревокъ, ружей и другъ друга… А свѣжій пометъ козла, какъ Аріаднина нить, завлекалъ насъ все выше и выше… Еще два или три поворота, и мы услыхали надъ головою шумъ отъ сильнаго движенія. Несомнѣнно, наша добыча попалась, потому что бѣжать ей было некуда; единственная возможность спастись для животнаго — вернуться по той же кромкѣ, по которой шли и мы, но на это едва ли бы рѣшился осторожный козелъ, вѣроятно почуявшій врага. Вершина же, куда онъ попалъ по своей неосторожности, была совершенно уединенна, и спрыгнуть оттуда куда-либо, что иногда дѣлаютъ эти животныя въ минуты крайней опасности, не представлялось никакой возможности, потому что прыжокъ съ высоты саженей полутораста былъ бы salta mortale даже для альпійскаго козла. Неминуемая смерть отовсюду грозила бѣдному животному… Интересно было, на что оно рѣшится…

Немного еще поднялись мы, двигаясь шагомъ съ берданками наготовѣ,— какъ увидѣли свою добычу. То былъ великолѣпный матерой козелъ съ прекрасными рогами. Увидя насъ, онъ опустилъ голову, наклонилъ рога и сталъ въ боевое положеніе; глаза его сверкнули огнемъ, голова слегка тряслась. Немного онъ постоялъ въ такомъ грозномъ положеніи, а потомъ началъ смѣло, но тихо спускаться прямо на насъ… Было что-то трогающее сердце въ этой отчаянной самозащитѣ бѣднаго животнаго противъ неумолимаго, грознаго врага; въ эти минуты хотѣлось бы даже его пощадить, если бы къ выстрѣлу не вынуждала собственная опасность. Я выждалъ немного, чтобы подпустить ближе взбѣшенное животное и выцѣлить вѣрнѣе; Юза тоже былъ насторожѣ. Палецъ готовился спустить собачку, какъ вдругъ козелъ, какъ бы испугавшись своей смѣлости, великолѣпнымъ прыжкомъ, который надо было видѣть, чтобы оцѣнить, отбросился на другую сторону утеса.

Послѣ этого изумительнаго скачка начался рядъ бѣшеныхъ, изумительно граціозныхъ прыжковъ, знакомыхъ только горному охотнику. Животное перебрасывало себя на нѣсколько саженей съ такого же легкостью, съ какою отскакиваетъ резиновый шаръ отъ стѣны или пола. Его ноги, казалось, были сдѣланы изъ крѣпкихъ пружинъ, а тѣло — изъ упругаго каучука. Минуть десять безпрерывно прыгало это великолѣпное животное, не давая возможности даже прицѣлиться, и какъ будто понимая, что одна минута его покоя равносильна смерти. Мы, пораженные чуднымъ зрѣлищемъ, которое рѣдкому охотнику приходится видѣть, съ ружьями въ рукахъ наготовѣ, смотрѣли и просто любовались отчаянными прыжками своей жертвы.

Вдругъ животное сдѣлало чудовищный прыжокъ, какимъ-то волшебнымъ образомъ пошло цѣпляться по отвѣсу и очутилось на самой вершинѣ утеса, а оттуда спустилось осторожно и куда-то исчезло за выступомъ скалы… Дорогая добыча, казалось, ушла… Не предпочелъ ли козелъ броситься съ огромной высоты и разбить свою могучую грудь о камни — постыдной смерти отъ руки охотника. Для охотничьяго сердца это были болѣзненныя минуты. Съ понятнымъ волненіемъ я поползъ на верхъ, оставивъ Юзу на всякій случай внизу для того, чтобы пересѣчь единственную тропинку, возможную для спуска. Когда я всползъ на самый конечный выступъ гранитнаго утеса, — отъ сердца у меня отошло, и оно опять забылось ровнѣе. Выступъ скрывалъ небольшую трещину или пещерку, куда въ смертельномъ страхѣ и забился козелъ. Я видѣлъ, какъ сверкали не то отчаяніемъ, не то злобою и яростью его глаза, какъ грозно моталась могучая голова, вооруженная огромными рогами, выставившимися изъ трещины скалы, и вся фигура прекраснаго животнаго слегка дрожала, выражая вызовъ на послѣдній, смертный бой. Шансы на побѣду все еще колебались; не для одного козла то были рѣшительныя минуты, и я тотчасъ же понялъ это, когда мы сошлись лицомъ другъ съ другомъ — охотникъ и его добыча. Насталъ послѣдній моментъ борьбы. Животное было готово на все…

Я обошелъ выступъ скалы и очутился шагахъ въ пяти отъ разъяреннаго козла. Каждый моментъ можно было ожидать, что онъ выпрыгнетъ, какъ резиновый шаръ, изъ расщелины скалы и нанесетъ ужасный ударъ своими могучими рогами. Полулежа на кромкѣ обрыва ужасающей высоты, я видѣлъ, что наши шансы на успѣхъ борьбы были почти одинаковы, и я въ случаѣ неудачи могу такъ же вѣрно погибнуть какъ до сей минуты предполагалъ вѣроятною гибель козла. Каменный выступъ, на которомъ я находился, былъ всего фута два съ половиною шириною; я не могъ даже встать на немъ, чтобы свободно владѣть руками, а въ противномъ случаѣ я рисковалъ потерять равновѣсіе и свергнуться внизъ о камни саженей съ полутораста вышины. Впереди за трещиною, гдѣ притаилась моя добыча, былъ также ужасающій обрывъ, отвѣсный, какъ стѣна. Впереди торчали могучіе рога моего противника, а сзади — узенькая кромка для отступленія, теперь уже невозможнаго…

Медлить было поздно, иначе — значило рисковать жизнью. Кто первый изъ насъ начнетъ, тотъ я побѣдить… Такъ какъ козелъ не догадался первымъ напасть на своего врага и сбросить его съ утеса, что было сдѣлать легко въ первые моменты моей нерѣшительности, когда я, понявъ свое незавидное положеніе, на минуту лишился самообладанія, — то и началъ я… Еще нѣсколько мгновеній помедливъ, чтобы лучше выцѣлить свою жертву, я спустилъ курокъ. Раздался выстрѣлъ. Эхо громко отдало его нѣсколько разъ съ долгими перекатами; облава дыма скрыли отъ меня козла. Не зная о результатахъ своего выстрѣла, я быстро отступилъ я очутился внѣ уступа на болѣе широкомъ мѣстѣ. Едва я это успѣлъ сдѣлать, какъ изъ разсѣявшагося дыма показался козелъ, облитый кровью. Пуля угодила ему въ лобъ. Онъ выскочилъ за уступъ, и пригнувъ аршина два впередъ, зашатался. Вторая пуля, пущенная Юзою, окончила его страданія. Успѣхъ охоты нашей былъ полнѣвшій.

Утомленные, мы растянулись съ Юзою на гладкомъ каменномъ плато, и слегка обдуваемые SW-омъ, прилегли отдохнуть въ нѣсколькихъ шагахъ отъ своей дорогой добычи. Болѣе получаса мы лежали почти безъ движенія, измученные тяжелымъ подъемомъ. Совсѣмъ оправившись, мы сняли шкуру съ еще теплаго козла, вырѣзали лучшіе куски мяса и рога, которые, какъ трофей, я взялъ съ собою, чтобы отвезти на далекую родину. Затѣмъ, прежде чѣмъ начать спускъ, мы стали осматриваться вокругъ. Высоко мы однако забрались съ Юзою. Подъ нами лежалъ цѣлый хаосъ нагроможденныхъ другъ на друга скалъ, утесовъ и камней. Мы, казалось, царили надъ всѣмъ. Къ юго-востоку шла широкою грядою горная страна, но зато на сѣверо-западъ отъ насъ тянулось одно безбрежное море пустыни, замыкаемое только кое-гдѣ на горизонтѣ зубчатою линіею отдаленныхъ горъ. Прямо на югъ, между горными вершинами, виднѣлась узкая лента Акабинскаго залива; свѣтло-голубою съ серебромъ полоскою шла она далеко, извиваясь между окаймлявшими ее желтоватыми песками да темно-голубыми силуэтами береговыхъ альпъ. Внизъ — страшно и посмотрѣть; такъ обрывисто и круто спускалась вершина утеса, на который мы взобрались въ пылу охотничьяго увлеченія. Выше былъ одинъ безграничный просторъ свѣтло-голубого неба, гдѣ царило во всемъ своемъ величіи «око міра, глазъ Аллаха», какъ поэтически зовутъ арабы пустыни свѣтозарное свѣтило дня. Въ этомъ выраженіи кроется доля сабеистическаго міровозрѣнія, но арабъ и теперь еще сабеистъ въ душѣ, хотя и пропитанъ насквозь исламомъ. «Великій пророкъ» все-таки не могъ искоренить сабеистическаго начала въ поэтическомъ воззрѣніи араба на міръ.

Труденъ былъ нашъ подъемъ, но въ десять разъ труднѣе былъ спускъ. Правда, благодаря мѣткамъ, оставленнымъ нами на пути, мы легко различали тропу, по которой взобрались, но при подъемѣ наши трудности были совсѣмъ иного характера. Поднимаясь, мы изнемогали физически, а спускаясь — психически, если такъ можно выразиться. Нагруженные дорогою и не легкою добычею, сильно измученные, мы должны были испытывать головокруженіе при каждомъ спускѣ. Сколько разъ вамъ приходило въ голову оставить мясо, добытое съ такимъ трудомъ, какъ лишнюю тяжесть, но такая мѣра намъ казалась крайнею, и мы предпочитали рисковать спусками, прибѣгать къ помощи веревокъ, ножей и плечъ товарища, чѣмъ оставить что-нибудь изъ добычи. Сколько разъ кружилась голова при видѣ обрывистыхъ спусковъ и узкихъ кромокъ, по которымъ приходилось спускаться… Достаточно было поскользнуться, оступиться, сдѣлать невѣрный шагъ, или лопнуть нетолстой веревкѣ, чтобы полетѣть головою внизъ и удариться о камни, выставившіе свои острыя верхушки и ребра внизу. Рядъ успѣшно преодолѣваемыхъ препятствій и постоянное, настороженное вниманіе при каждомъ шагѣ скоро мнѣ вернули все хладнокровіе, такъ что я могъ даже подкрѣплять Юзу, несмотря на то, что нѣсколько разъ судорожно замирало и трепетало сердце, когда приходилось дѣлать шагъ или движеніе, отъ котораго могла зависѣть жизнь или смерть обоихъ изъ насъ. Юза безпрестанно шепталъ молитвы…