Александр Елисеев - Мусульманские паломники

• Название: Мусульманские паломники
• Автор: Александр Елисеев
• Издательство: Вѣстникъ Европы", No 6, 1864
• Жанр: Путешествия и география

Из путешествия по Аравии

---

Пока совершался весь этотъ религіозный обрядъ, день наступилъ вполнѣ; ослѣпляющимъ золотымъ блескомъ засіяло солнце, выкатываясь изъ-за далекаго горизонта; пустыня вспыхнула отъ блеска лучей, отражавшихся отъ бѣловатыхъ песковъ ея; мрачная каменная масса на вершинахъ украсилась золотистою каемкою; ночная свѣжесть какъ-то незамѣтно пропала въ воздухѣ, и все преисполнилось свѣта, блеска и огня…

Караванъ усѣлся закусывать, напередъ давши и верблюдамъ по горсточкѣ ячменя и пустивъ ихъ пастись спать по окрестностямъ становища, отыскивать кустики артемизіи, терновника и бурьяна. Юза зажегъ изъ сучьевъ тарфы небольшой костеръ и началъ варить утренній чай, къ которому я пригласилъ Абдъ-Аллу и Букчіева. Старый шейхъ, пожелавъ всего лучшаго намъ всѣмъ и произнеся имя Аллаха, бросилъ въ огонь пучекъ душистыхъ травъ; ароматное куреніе поднялось прямо къ залитому свѣтомъ небу тонкою струйкою, какъ жертва Богу за благополучно проведенную ночь. Выпили ми чаю, закусили черствымъ хлѣбомъ, оливками и козьимъ сыромъ. Абдъ-Алла и Букчіевъ были неумолкаемы и разсказывали многое изъ своей паломнической жизни.

Мои паціенты были все въ томъ же ужасномъ положеніи, умирая медленною смертью. Большую часть времени они остались въ забытьи; иногда какъ бы просыпались, просили воды, шептали молитвы; изрѣдка корчились, словно терзаемые внутренними мученіями, и тогда ихъ лица искажались до невѣроятности. Мое простое средство всегда облегчало ихъ страданія; прикладываніе теплыхъ, нагрѣтыхъ, то на солнцѣ, то у костра, кусковъ матерій на животъ и на ноги было, повидимому, особенно пріятно страдальцамъ. Уъ мертвецу меня не подпускалъ даже близко Абдъ-Алла, прося не нарушать его вѣчнаго сна. Трупъ былъ положенъ въ отдѣльную палатку, гдѣ еще съ вечера возилось нѣсколько паломниковъ, хотя самъ шейхъ туда не входилъ, пробывъ весь вечеръ съ нами. Закусивъ у нашего востра, старикъ вдругъ приподнялся, словно по сигналу, и произнесъ:

— А теперь, мои братья, надо предать землѣ тѣло нашего собрата. Аллахъ да благословитъ его! Пойдемъ и ты со мною, благородный московъ. Милосердный Аллахъ назначилъ Хафизу умереть въ пустынѣ, совершивъ свой жизненный путь; отправимъ же его въ землю, какъ повелѣваетъ Коранъ. Изъ земли созидается тѣло человѣка, въ землю оно снова и возвращается. Хвала и честь всемогущему Богу!

Я пошелъ за Абдъ-Аллою. Тѣло покойнаго четверо хаджей бережно внесли изъ шатра. Оно было уже обмыто и облечено въ погребальный саванъ съ ногъ до головы. Въ виду этой-то церемоніи, вѣроятно, и не допустили меня въ палатку въ покойнику, чтобы гяуръ не могъ видѣть нагого тѣла правовѣрнаго. Омовеніе покойника есть такое святое дѣло у мусульманина, что омытый трупъ считается уже вполнѣ чистымъ, и надъ нимъ уже могла быть совершена молитва. Хотя по обычаю мусульманъ, при церемоніи омовенія умершаго, тѣло очищается даже отъ волосъ, которые выбриваются, спеціально занимающимися этимъ дѣломъ людьми — мухазилами, но въ пустынѣ, вѣроятно, было сдѣлано исключеніе для погибшаго такъ внезапно Хафиза. Только затылокъ до темени былъ пробритъ, да всѣ отверстія тѣла были заткнуты чистыми тряпками для того, чтобы тѣло, очищенное омовеніемъ, не запачкалось изверженіями, какъ пояснилъ Букчіевъ. Лица покойнаго, впрочемъ, я не видалъ, потому что все тѣло было съ головы до ногъ закутано въ кеффнъ — саванъ простой, несшитый кусокъ хлопчатобумажной матеріи, который хаджи имѣютъ всегда съ собою на случай смерти, отправляясь въ дальній путь. Такая предусмотрительность нѣсколько странна для насъ, но она показываетъ, насколько хладнокровно относится къ смерти мусульманинъ, хорошо зная, что — отъ смерти не уйдешь. Всегда ожидая и помня о смерти, правовѣрный въ большихъ путешествіяхъ обыкновенно возитъ съ собою и саванъ — кеффнъ, въ который должно быть завернуто его тѣло. Бояться, впрочемъ, ему нечего, чтобы тѣло его осталось не обвитымъ погребальными одеждами: всякій магометанинъ считаетъ своею святою обязанностью прикрыть трупъ единовѣрца.

Положенный на песокъ, обвитый какъ кукла, лежалъ несчастный Хафизъ; случайные товарищи его по путешествію, сдружившіеся на долгомъ пути среди опасностей и лишеній, окружали его тѣснымъ кругомъ и читали молитвы. У многихъ на глазахъ были видны слезы; нѣкоторые рыдали; но тѣхъ отвратительныхъ причитаній и «улулеха» — этого, потрясающаго самые крѣпкіе нервы, вопля по умершемъ, на Востокѣ исполняемаго тоже особыми спеціалистами и въ особенности женщинами, не было слышно вокругъ тѣла несчастнаго хаджи, потому что, вѣроятно, у него изъ окружающихъ не было ни одного родственника. Но тихая грусть, слезы, катившіяся по загорѣлымъ впалымъ щёкамъ хаджей, прошедшихъ огонь и воду, и горячія молитвы говорили о томъ чувствѣ, которое одушевляло всѣхъ окружавшихъ. Въ этой безмолвной скорби высказывалось глубокое горе, рѣдкое у фанатика-мусульманина въ особенности по отношенію къ чужому человѣку; оно свидѣтельствовало о томъ, какъ дорогъ каждый членъ каравана, который можно назвать настоящею религіозною общиною. Въ самомъ дѣлѣ, гдѣ-нибудь въ Каирѣ, нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ, собрались вмѣстѣ во имя одной идеи нѣсколько человѣкъ, сплотились они во едино, бэ-иссле-лиллахи (во имя Божіе)! — выбрали себѣ хабира — главу и вожака, и пошли черезъ гори и пустыни, чтобы выполнить обѣтъ, данный Аллаху и великому пророку. Много выстрадаетъ потомъ такой мусульманскій паломникъ, прежде чѣмъ доберется до Каабы, много переиспытаетъ онъ, а потому вполнѣ понятно, почему такъ сдруживаются между собою члены каравана хаджей. Это настоящіе «братья въ Богѣ», истинные «друзья въ пророкѣ» — какъ ихъ называетъ одно арабское изреченіе.

Я стоялъ тоже молча, занятый иными чувствами, иными мыслями, при видѣ укутаннаго въ бѣлый саванъ мертвеца. Мнѣ представилась воочію одна изъ тѣхъ невѣдомыхъ міру смертей, которыя уставляютъ мертвыя пустыни какъ вѣхами — костями и черепами людей, погибшихъ на пути. Какъ memento more, стоятъ онѣ на всѣхъ тропахъ, пересѣкающихъ пустыню, какъ бы говоря путнику: «иди впередъ скорѣе, чтобы пройти это царство смерти…» Смерть и жизнь идутъ тутъ рядомъ, но смерть преобладаетъ надъ жизнью, — болѣе мертвыхъ, чѣмъ живыхъ… Стоитъ только изнемочь хотя на одни сутки и склонить свою усталую голову, — и новыя безвѣстныя кости забѣлѣются въ пустынѣ и, торча изъ песку, будутъ говорить новому страннику: «и отъ тебя недалека смерть»!..

Минутъ десять продолжалось общее безмолвіе, и эти минуты казались часами. Солнце, уже выкатившееся теперь во всемъ своемъ величіи на безоблачномъ небѣ пустыни, освѣщало ярко бѣлоснѣжный саванъ несчастнаго Хафиза, такъ что даже трудно было на него смотрѣть, и глаза отворачивались невольно; но и вокругъ негдѣ было отдохнуть взору: вся окрестность блистала тѣмъ же нестерпимымъ свѣтомъ, а лучи аравійскаго солнца начали вновь опалять и безъ того опаленные мертвые пески. На восходѣ солнца другого дня обыкновенно мусульмане хоронятъ своихъ умершихъ, чтобы червь тлѣнія не прикоснулся къ тѣлу правовѣрнаго на землѣ, чтобы лучи дневного свѣтила еще разъ облили трупъ своимъ живительнымъ свѣтомъ, прежде чѣмъ онъ будетъ погруженъ въ темную могилу. Уходя изъ міра и изъ жизни во прахъ, изъ свѣта во тьму, онъ долженъ уносить съ собою лучи свѣта, которые должны не потухать во мракѣ могилы, какъ не исчезнетъ безвѣстно и душа правовѣрнаго…

Старый Абдъ-Алла, какъ шейхъ и имамъ, приступилъ къ обряду погребенія немедленно, какъ только была готова могила. Пятеро хаджей длинными своими ножами и ятаганами, при помощи другихъ товарищей, работавшихъ просто руками, выкопали небольшую яму въ пескѣ, саженяхъ въ ста отъ нашего становища. Мои, Юза и Рашидъ, усердно помогали имъ въ ихъ благочестивомъ занятіи; ханджары (длинные ножи) оказывали мнѣ всегда большую услугу въ раскопкахъ, и теперь они работали, какъ лопаты, въ сыпучемъ пескѣ. Не трудно рылась могила, но работа спорилась не быстро, такъ какъ часто ее прерывали обильными молитвословіями и отдыхами. Наконецъ выкопана была яма сажени полторы длиною и футовъ пять глубиною, — и настоящее погребеніе началось съ подобающею торжественностью.

Послѣ короткой молитвы, произнесенной шейхомъ, человѣкъ восемь хаджей на помочахъ, сдѣланныхъ изъ плаща покойнаго, подняли его трупъ и медленно понесли по направленію къ могилѣ головою впередъ. Вся толпа громогласно возопила: ля-иль-аллахъ-аллахъ, у-Мухаметъ-расуль-аллахъ! Напѣвая медленнымъ и торжественно печальнымъ голосомъ слова этого символа исламизма, всѣ пошли вслѣдъ за покойнымъ. Многіе хаджи при этомъ плакали и шептали въ промежутки зурэ изъ корана. Мы съ Букчіевымъ замыкали шествіе, а Абдъ-Алла открывалъ его. Нѣсколько верблюдовъ, увлеченные толпою людей, признали своихъ хозяевъ и присоединились къ процессіи. Человѣкъ до шестидесяти участвовали въ этомъ погребальномъ шествіи. Только Ахмедъ да трое хаджей, ухаживавшихъ за умирающими собратами, остались въ становищѣ. Недалеко было до могилы, но наша печальная процессія продолжалась минуть десять, въ продолженіе которыхъ безостановочно слышалось мѣрное, потрясающее своимъ однообразіемъ и заунывнымъ напѣвомъ исповѣданіе мусульманской вѣры.