Всеволод Иванов - Московские тетради (Дневники 1942-1943)

• Название: Московские тетради (Дневники 1942-1943)
• Автор: Всеволод Иванов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Был на врачебной комиссии. Вежливейше выслушали, с почтением назвали "высшим командным составом" и признали годным. После чего вернулся домой и стал названивать по телефонам, добывал денег - надо внести на танковую колонну, дать Анне Павловне на дрова. [...]

25 января, 26 января. Понедельник-вторник

[...] Искал какую-то книгу, под руки попал В.Брюсов "За моим окном". Я прочел. Он рассказывает там, между прочим, о том, как его рисовал Врубель, - под конец смыл затылок и оставил одно лицо. Брюсов обижается и называет Врубеля сумасшедшим. Но, когда прочтешь, например, книжку "За моим окном" видишь, что Врубель таки был прав. Символисты пыжились, раздувались, старались казаться и выше, и умнее. Впрочем, великанам вроде А.Блока, это и не нужно было, но Брюсов делал это зря.

27 января. Среда. 28-29-30-31 января

Отчасти по причине холода, безденежья, а равно и устав от писания статей, которых в эти пять дней я, кажется, написал три - я не писал сюда. Да и нельзя перегружать рюкзак тяжестью жалоб.

Вчера только что кончил статью, которая сегодня напечатана в "Известиях", как пришел Кончаловский, веселый, румяный, в бобрах. Заходил в Третьяковку, бранился, что его картины плохо освещены - дело в том, что А.Герасимов написал и повесил новую картину "Сталин делает доклад" и весь свет направили на нее.

[...] На днях был он в Третьяковке, продал картину "Мясо". Возвращается домой, стоит на остановке троллейбуса, у гостиницы "Москва", подходит знакомый художник, спрашивает:

- Петр Петрович, как дела?

- Хорошо. Вот только что в Третьяковке продал "Мясо" за 15 тысяч.

Едут. В троллейбусе одна из женщин, пассажирок, продвигается к нему поближе и говорит:

- Гражданин! Мы из Алма-Аты... С питанием у нас еще плохо... Не можете ли мне устроить хоть немного мяса?

Днем неожиданно собрались Федин, Погодин, Форш. Я выставил полбутылки водки, разговорились. Форш рассказывала о Печковском:

- Был такой тенор, пел "Евгения Онегина". Напел много, построил дачу против меня. Глупый. Дача "ампир", с колонками. Он сидит на террасе, в джемпере, вышитом незабудками - мальчиков любил, они и вышивали. Вижу возле террасы старушка варенье варит. Все едут мимо - и в восторге: "Ах, "Евгений Онегин". А рядом деревня, Егоршино, что ли, называется, мужики - жулики! Немцы идут. Все мы уезжаем. А Печковский все сидит и сидит. "Чего это он?" - "Да, немцев, говорят, ждет". Верно, немцев. Дождался. Он на советскую власть обижался: ордена не дает, потому что мальчиков любил. Поехал он в Киев. Выступал там с большим успехом. Решил - все в порядке, все устроено, на дачу возвращаться пора и - вернулся. А тем временем, окрестные мужики все в партизаны ушли. Вот сидит он на даче, приходят мужики: "Пожалуйте в лес" - "Чего?" - "Приговор надо исполнить" - "Какой приговор?" - "Вынесли приговор мы, надо привести в исполнение". Увели в лес, исполнили, - а бумагу об исполнении сюда прислали.

Федин читал Омара Хайяма. Хайям, кажется, был хороший математик и свои "Рубаи" написал на полях математических сочинений. Это похоже на правду. Стихи точные и ясные - это какая-то классификация чувств, выраженная с предельной простотой, и в то же время художественно. Но для Востока, конечно, он чересчур прост. Затем Ольга Дмитриевна, ни с того ни с сего стала возмущенно рассказывать, как перевозили прах Гоголя. Это, действительно, было глупое и возмутительное происшествие, при котором мне пришлось присутствовать (как вынимали прах Гоголя, правда, я не видел ушел), но Ольга Дмитриевна уж очень окарикатурила его. Федин рассказал, что Малышкин взял кусок не то сукна, не то позумента, держал у себя, но затем, ночью, будто бы убежал на могилу Гоголя и там зарыл этот кусочек под плиту. Прошло время. Малышкина похоронили рядом с Гоголем. Эффектно, но мало правдоподобно. [...]

1 февраля. Понедельник

Сегодня - удивительное сообщение о полной ликвидации немецкой группировки под Сталинградом. Взяли фельдмаршала и 15 генералов. Конечно, для нас это замечательно.

[...] В "Известиях" разговаривал с одним журналистом. Тот сказал, что предполагают "Пугачев", роман В.Шишкова, будет удостоен Сталинской премии. Я ответил на это экспромтом: "Старик писал не мудрствуя лукаво: налево чушь и чепуха направо".

2 февраля. Вторник

Газеты. Черчилль был в Турции. Приняли хорошо. Турецкая газета ругает немцев. В начале прошлого года я и Комка предполагали, что немцы бросятся на Турцию в апреле 42 года. Но они сначала бросились на нас, думая пробиться к Турции через Баку. К счастью - не вышло. А теперь-то уж, конечно, к Индии им не пробиться. Возникают радостные мысли - неужели этот год будет последним?

Просмотрел книгу пословиц В.Даля. Пословиц на слова - "мечта", "воображение", "будущее" - нет, как будто этот народ никогда не мечтал, не воображал, не думал о будущем. [...]

Днем получил рейсовую, последний раз. Как-то буду жить в марте? Говорят: а) немцы вчера передавали по радио, что русские атакуют Ржев. Наверное, правда; б) "Известия" - наши наступают на Брянском, туда уже уехал лучший очеркист "Известий" Е.Кригер; в) немцы устроили танковую дорогу у Ростова, чтобы пропустить туда свои отступающие армии. [...]

3 февраля. Среда

Написал статью - "Битва при Волге". Газеты: плененные немецкие генералы и фельдмаршал Паулюс. Очереди за газетами: лица сияют, показывают друг другу газеты. Ну и дела-то, действительно, не шуточные.

В магазине для командированных - очередь за колбасой и салом. На две недели дают 195 гр. сала и 600 гр. колбасы. Вдоль очереди ходит мужчина босяцкого типа и предлагает менять - кошелку и чайную ложку. Второй подобного же рода - меняет пачку папирос. Просят нож. И тут же режут сало и хлеб, едят. [...] Грязь. Гам. Милиционер гонит жуликов.

По улице идут командиры с блестящими погонами.

Все совершенно поразительно, и все не так, как предполагаешь.

4 февраля. Четверг

[...] Вечером приходил профессор Бочкарев, слепой, старый, с узкими плечами, в черном костюме и грязной рубашке. У него длинный, грязный нос, обветшалая серая бороденка, говорит он, не слушая вас. Я, например, пытался вставить что-то от себя в беседу, он делал паузу, а затем продолжал свое. К концу разговора я понял, отчего это. Три дня тому назад он получил известие о смерти сына, сержанта, 35 лет, убитого на фронте. Старик, конечно, весь в этой смерти, она свила в нем свое гнездо прочно. И, рассказывая о себе, он как бы перекликается с сыном. Я должен написать о нем в "Учительскую газету". Он выразил желание прийти ко мне. По глупости своей, я полагал, что он читал меня. Но, конечно, он не читал, да и вообще, кроме газет и научных книг ему ничего не читают. Во всяком случае, он ни слова не сказал о беллетристике. Правда, он ничего не говорил об искусстве. Это - узкий специалист, и притом специалист - популяризатор. И вместе с тем, в нем есть что-то, я бы сказал, тупо-благородное, вроде того как бывают тупо-благородны и красивы глупые борзые собаки.

Я помогал в передней надеть ему шубу - с меховой подкладкой. Он сказал:

- Между прочим, эта шуба принадлежала Петру Кропоткину. Он мой дед. Я получил ее по наследству, - и быстро проговорил: - Не трудитесь, Всеволод Вячеславович, не трудитесь.

Я сказал:

- Помилуйте. Я помогаю не только вам, но еще и держу шубу Кропоткина. Двойное удовольствие.

Уходя, он добавил, что прадеды его Н.Карамзин и партизан Дохтуров. У них в семействе хранится бокал с надписью о 1812 годе. И шел он, как все слепые, зигзагами.

5 февраля. Пятница

В час ночи звонил Николай Владимирович - опять забрали, окружив, много немцев под Воронежем. Порадовался и лег спать. [...]

Очень быстро утомляюсь. Проработаю час-два - и голова пуста, шумит, как самовар.

Последняя статья Ф.М. Достоевского в "Дневнике писателя", помеченная днем его рождения. Убеждает читателя в важности и необходимости для нас Средней Азии.

6 февраля. Суббота

Сидели Бажаны, Федин. Шел разговор о том, что будем делать с Европой и что останется от Украины. Бажан высказал правильную мысль, что Украина деревенская уцелеет. Словом, делили места и говорили о том, что европейцы нас дальше пределов нашей Родины не пустят. Удержаться трудно, но настроение действительно удивительное. "Медовый месяц", как говорится. Бажаны уже говорили, как они будут жить в Киеве. Перед уходом их - в передней - раздался звонок: Николай Влад. Слушал "В последний час" - наши взяли Батайск, Ейск, Барвинково и еще что-то. Сообщение поразительное. Батайском перерезана линия железной дороги между Харьковом и Ростовом, и в сущности отрезается Донбасс. В расположении немцев только одна железнодорожная линия, а нам открыт путь на Днепропетровск! Чудеса. "В зобу дыханье сперло". Только бы хватило силы и напряжения.

7 февраля. Воскресенье

До марксизма не существовало системы антинравственных деяний в области, нас окружающей. Эту систему антинравственности, зла, преступлений марксизм и показал. Отсюда его успех. Но поскольку мы признаем по отношению к себе, что мы не являемся звеном этой антинравственной системы, а, наоборот, представляем собою цепь нравственную - хотя и тяжелую, постольку марксизм и его критика к нам неприменимы. Поэтому и отношение наше к теперешнему нашему врагу - немцам - только нравственное, а не марксистское, ибо, если мы немцев будем критиковать марксистской терминологией, а себя будем воспринимать, как явление нравственной силы, то это не сочетаемо. Не знаю, понятно ли то, что я хочу сказать? [...]