Дэвид Эдмонд - Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами.

• Название: Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами.
• Автор: Дэвид Эдмонд
• Издательство: НОВОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-86793-332-6

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.

Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже пре-, имущественно документальных.

---

Теоретики расовой чистоты решили проблему Mischlinge, приняв за исходное поколение дедушек и бабушек. Евреями считались те, у кого трое из четырех предков имели сто процентов еврейской крови. Когда стопроцентными евреями были только двое из четырех предков, их потомок считался евреем только в том случае, если он исповедовал иудаизм или состоял в браке с евреем. Но это не значит, что «полуевреев» фашистский террор обходил стороной. Арийцами и, следовательно, полноправными гражданами Германии они все равно не были и жили в постоянном страхе за свою жизнь, заклейменные ярлыком «Mischlinge первой степени».

Каков же был, согласно этим законам, статус Людвига Витгенштейна, его сестер и брата? Если их отец Карл был чистокровным евреем, а мать Леопольдина — наполовину , тогда они считались бы в полной мере евреями и лишались бы прав Reichsburger. Если отец был евреем лишь наполовину, они назывались бы «Mischlinge первой степени». А вот если бы удалось доказать, что евреем был только кто-то один из их бабушек и дедушек, тогда они звались бы «Miscblinge второй степени». Это заметно повысило бы их шансы избегнуть преследований и сохранить собственность.

15 июля 1938 года Пауль, Термина и Хелена зарегистрировали свое имущество согласно требованиям к ев-рееям, — но при этом сделали оговорку: они заявили, что ждут пересмотра своего расового статуса, поскольку их дед по отцу, Герман Христиан, был евреем только на пятьдесят процентов.

Процедура «Befreiung» — изменения статуса еврея на Mischlinge первой или второй степени, или Miscblinge на арийца — существовала в Третьем рейхе с 1935 года. Однако было еще и такое понятие, как Befreiung за заслуги — верную службу родине или партии. Этим занимался заместитель Гитлера Рудольф Гесс. Он мог изменить расовый статус «полукровок» и членов их семей, которые служили в Армии с первых дней войны 19 И года или участвовали в боевых действиях на стороне Германии или ее союзников, — по принципу «верность должна быть вознаграждена».

И Людвиг, и Пауль в свое время отправились добровольцами на фронт, были ранены и отмечены наградами. Посему первая попытка Витгенштейнов вырваться из тисков Нюрнбергских законов состояла в следующем: Термина предъявила список медалей, полученных Паулем и Людвигом в Первую мировую войну, — свидетельство того, что их семья преданно и отважно служила Австрии. Эти вопросы решались «в верхах», в Берлине, Министерством внутренних дел и рейхсканцелярией; туда-то Термина и Пауль и повезли медали. Однако к 1938 году фюрер уже выразил неудовольствие обилием прошений подобного рода: «Я получаю горы таких заявлений, целые горы, meine Parteigenossen\ На свете наверняка есть евреи и поскромнее, чем в Третьем рейхе. Возмутительно! Я этого не потерплю!»

Летом 1938 года сестер ждал еще один удар. Пауль, единственный, на чью заботу и помощь они могли рассчитывать, принял решение об эмиграции. Потеряв в 19Н году на русском фронте правую руку, он много лет прилагал огромные усилия, чтобы оставаться концертирующим пианистом; свободное время он посвящал загородным прогулкам. Теперь первое стало невозможным, а второе — опасным для жизни. Он воевал за Австрию, за Австрию он лишился руки — и теперь у себя на родине был лишен возможности делать то, что любил больше всего на свете. Вероятно, именно это стало последней каплей, переполнившей чашу его терпения. Но была и другая причина. У Пауля, о чем не ведали родные, были две маленькие дочки — Элизабет и Иоганна. Их матери Хильде, австрийке-католичке, Пауль давал частные уроки фортепиано — вероятно, благотворительные. Одаренная, любившая Бетховена, она происходила из типичной пригородной венской семьи — впрочем, не из такой, какая снискала бы одобрение сестер Пауля. Отец Хильды был трамвайным кондуктором. Однако в этой истории были и более важные обстоятельства. Хильда была на двадцать восемь лет моложе Пауля, и она была слепа. Она потеряла зрение в возрасте шести лет, в 1921 году,-переболев дифтерией и корью. Однорукий пианист средних лет и его юная слепая ученица были искренне и глубоко привязаны друг к другу. Это была настоящая любовь, и можно себе представить, как беспокоило Пауля будущее Хильды. Он боялся, что детей отнимут у матери и воспитают в нацистском духе. На чашу весов было брошено все — богатство, семья, карьера музыканта.

Пауль просил Термину и Хелену поехать с ним, но они отказались, и он один отправился в Швейцарию. Оттуда он совершил путешествие в Англию к Людвигу, рассказал ему о своей семье и попросил совета — где обосноваться. Брат порекомендовал Америку. Пауль покинул Европу в апреле 1939 года, благополучно обосновался в Нью-Йорке, и впоследствии занял очень жесткую позицию в переговорах семейства Витгенштейнов с Рейхом. Путь к нему Хильды и детей оказался долгим. В сопровождении друга семьи они отправились из Вены в Италию, а оттуда, после многих треволнений, — в Швейцарию, где им пришлось задержаться на несколько месяцев. Затем они вернулись в Италию и на борту маленького генуэзского лайнера, битком набитого беженцами — одного из последних, — после долгих мытарств добрались до Венесуэлы; следующим пунктом следования была Панама и, наконец, Куба, где их встретил Пауль и привез в Нью-Йорк.

Пауль вырвался из Европы буквально за месяц до того, как шеф швейцарской полиции Генрих Ротмунд отправился в Берлин, гордый успехами своей кампании против «иудаизации» Швейцарии. В столице он потребовал, чтобы власти Германии ставили евреям в паспорта штамп, красную букву J, по которой швейцарские пограничники будут распознавать евреев и преграждать им путь в страну.

Возникает правомерный вопрос: почему все Витгенштейны не воспользовались своим богатством, чтобы выехать из страны? С разрешением на эмиграцию проблем бы не возникло: в то время нацисты рассматривали огромный налог на эмиграцию, которым облагали богатых евреев, как средство для финансирования отъезда тех, кто были победнее. Но все же для обеих сестер Вена была родным домом, а Хелена к тому же не могла оставить своего больного мужа, Макса Зальцера. С отъездом Пауля жизнь их стала еще труднее, да и в международной политике сгущались тучи. Тревога и страх — только этим, наверное, можно объяснить нелепый шаг, который они предприняли, пытаясь обезопасить себя.

Осенью 1938 года Термина и Хелена приобрели поддельные югославские паспорта. Они надеялись, что югославским гражданам будет легче покинуть страну, если бежать все-таки придется. Полиция почти сразу же схватила изготовителей фальшивых паспортов; сестер тоже арестовали. В тюрьме, правда, они пробыли недолго, но это сказалось на их здоровье. Каким, должно быть, мрачным казалось будущее этим достойным и благородным дамам, не желавшим ни роскоши, ни славы и сделавшим благотворительность главным принципом своей жизни в родном городе! В октябре 1938 года Людвиг признался Дж. Э. Муру, что мысли об их судьбе не дают ему покоя.

Вся надежда семьи теперь была связана с заявлением, которое они сделали в июле: они представят доказательства того, что их дед по отцу Герман Христиан Витгенштейн не был евреем. Это означало бы шанс на изменение расового статуса — в случае благополучного «решения вопроса» они бы считались уже не евреями, а полуевреями. Внучка их тети Милли, Бригитта Цвиау-эр, уже начала действовать. В сентябре 1938 года она подала ^ReichsstellefurSippenforschung — Берлинское правительственное бюро генеалогических расследований — прошение, в котором доказывала, что Герман Христиан Витгенштейн был внебрачным потомком княжеского рода Вальдек. К прошению была приложена фотография его детей, якобы совершенно непохожих на евреев. Действительно ли Герман Христиан был незаконнорожденным? Сын Маргарет, Джон Стонборо, считает, что это «маловероятно, но все же возможно»; в конце концов, отмечает он, семья Мейеров-Витгенштейнов пользовалась княжеским покровительством, живя в Хессе.

И все же путь к спасению крылся скорее в средствах семьи, нежели в ее родословной. Берлинский рейхсбанк заинтересовался богатством Витгенштейнов, немалая часть которого находилась в Соединенных Штатах. Гитлеровской военной машине требовались деньги: в ноябре 1938 года Геринг заявил совету обороны Рейха, что перевооружение истощило резервы иностранной валюты — и это несмотря на приток средств в результате аншлюса и ограбления австрийского еврейства.

Насколько богаты были Витгенштейны? Никто из детей не пошел по стопам отца и не занялся сталелитейным бизнесом, да и бизнесом вообще; поэтому очень вероятно, что с 1913 года, когда умер Карл, состояние семьи не увеличивалось. Напротив, скорее всего, оно пострадало из-за депрессии и инфляции, постигшей после войны молодую Австрийскую республику. И все же прозорливость Карла, переведшего свой капитал за границу — в основном в США, Голландию и Швейцарию, — позволила семье сравнительно безбедно пережить великую инфляцию, которая разорила Попперов. Однако, когда Людвиг в 1919 году отказался от наследства в пользу брата и сестер, Термина — старшая из сестер и глава семьи — утверждала, что Витгенштейны «потеряли большую часть своего состояния». Мировой экономический кризис тридцатых годов тоже не мог не сказаться на их положении; однако в 1938 году Людвиг говорил Кейнсу: «мои родные, которые были очень богаты до войны, и сейчас еще вполне состоятельны».