Александр Жевахов - Кемаль Ататюрк

• Название: Кемаль Ататюрк
• Автор: Александр Жевахов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-235-03163-0

Какой след в истории оставлен этим выдающимся человеком, оценки которого в мировой историографии можно обнаружить в диапазоне от восторженных до обвинительных и которого европейские историки назвали «Человеком XX века», политического лидера, не только возглавившего национально-освободительное движение в Турции, но и уделявшего внимание просвещению своего народа? Подробное жизнеописание Мустафы Кемаля Ататюрка, написанное известным французским историком-тюркологом Александром Жеваховым, раскрывает многие неизвестные ранее детали биографии одной из ключевых фигур мировой истории начала XX века — периода возникновения на обломках империй новых национальных государств.

---

Депутаты немного успокоились. Но паника началась снова, когда узнали о захвате Бурсы. Это было жестоким ударом по престижу Мустафы Кемаля. Официальная газета националистов «Национальная воля» заявляет патетически: «…Бурса — наша вторая Мекка… А теперь она в руках предателей, распятая, словно мессия, израненная и страдающая. Бурса не была достаточно укреплена, она не была вооружена».

Кемаль, который провел около двух недель на фронте, пытается успокоить одних и других. Но диалога не получается. Депутаты узнают, что Бурса была эвакуирована перед атакой греков. Охваченные страхом, они превращаются в стратегов. Они критикуют армию и командиров, предлагают судить командиров, сбежавших перед наступлением врага, организовать добровольные отряды из депутатов, а также отправлять на фронт больше офицеров. К тому же это недопустимо, что у каждого офицера — ординарец. Почему бы нам не учесть опыт большевиков?

Кемаль пытается защищаться шаг за шагом в узком кругу военных. Падение Бурсы? «Возможно, защита Бурсы была недостаточной. Но главное — защитить страну. В прошлом, если бы заранее отступили из Сирии, чтобы защитить Медину, возможно, спасли бы Медину. Вот почему важно делать всё возможное, чтобы спасти всю родину, не сосредоточивая внимания на отдельном участке». Создавать новые подразделения, состоящие только из офицеров? Это «не имеет никакого смысла и не существует ни в одной стране мира, возможно, за исключением большевиков. Обучение офицеров — длительный процесс, и было бы несправедливо позволить их уничтожать». Кемаль уступает только по вопросу об ординарцах: «Пусть офицеры платят своим ординарцам. Если же они не хотят доверять им свои семьи, пусть делают всё, чтобы отправить на фронт снаряжение для ординарцев».

Кемаль пытается успокоить взволнованных депутатов: «Это я приказал оставить Бурсу. С точки зрения военного, важно не цепляться за какое-то место, а добиться результата. Важнее всего не Бурса, а освобождение страны… Нельзя вести себя сентиментально». Кемаль не защищается, он атакует. В свою очередь, депутаты подвергаются критике. Меткое заключительное слово принадлежит Халиде Эдип, описывающей состояние отношений между пашой и парламентариями: «Как известно, Кемаль мог пользоваться Национальным собранием по своему усмотрению».

Севрский фарфор

10 августа в Севре, предместье Парижа, знаменитом своим фарфором, был подписан наконец мирный договор. В Стамбуле в 13 часов все замерло на пять минут — пять минут, заставившие забыть пять веков истории.

В 433 статьях международный мирный договор отдавал де-факто Измир и большую часть Фракии Греции, предусматривал создание под эгидой Лиги Наций независимого Курдистана, учреждал независимую Армению (американский сенат только что отказался от армянского мандата) и создавал зоны влияния для Франции на юго-востоке Анатолии и для Италии — на юго-западе.

Османская империя больше не существовала. На ее руинах победители выкроили «опереточную» империю между Стамбулом и Сивасом, Черным морем и Кайсери. Пятнадцать тысяч военных и жандармов, а также личная охрана султана должны были обеспечивать порядок на территории этого прямоугольника. Был продлен режим унизительных капитуляций, а иностранным экспертам было поручено контролировать османские финансы.

Султан, «самый великий правитель в мире», и его правительство признали этот смертный приговор: когда министры, сенаторы и генералы собрались у падишаха, всего один человек набрался мужества не проголосовать за проект столь унизительного мирного договора.

Стоит ли жалеть или презирать этих верных слуг императорской короны? Большинство из них не задавало себе вопросов, а некоторые даже смирились с этими потерями, как, например, министр юстиции, еще с начала наступления греков.

«Журналист. Наше правительство будет протестовать против наступления греков?

Министр. Наше правительство официально вынесло смертный приговор Мустафе Кемалю. Мы объявили его предателем родины и халифата… Почему мы должны протестовать против этого наступления, которое пришло нам на помощь?

Журналист. Встретит ли это наступление достойное сопротивление?

Министр. Нет, в армии Мустафы Кемаля отсутствуют должная дисциплина и организация, она состоит из рецидивистов и разбойников.

Журналист. Как долго продлится это наступление?

Министр. Я не солдат. Но я уверен, что греческая армия будет действовать быстро и решительно и через несколько недель окажется у стен Анкары».

А пресса Стамбула реагирует по-иному. В день подписания договора почти все газеты появились в черных рамках в знак траура, а «Алемдар» оплакивает «многовековую славу, историю, чистую как жемчужина, которая хранит жертвы бесчисленных поколений…».

Даже победители не особенно горды подписанным договором. В Риме Сфорца, став министром иностранных дел, предлагает Турции «дружеское сотрудничество, экономическое и моральное, предоставляя ей полный суверенитет».

Лондон и Париж знают, что понадобится не менее двадцати дивизий, чтобы соблюдать условия договора. Но они не хотят сражаться. Во Франции сенат отказывается отправлять колониальные войска в Малую Азию, чтобы не ставить под угрозу будущее африканских колоний. Если верить президенту Франции Пуанкаре, церемония подписания договора была похожа на похороны: «Договор был подписан в помещении фарфорового завода в Севре… сам по себе столь же хрупкий… Не стоит его трогать, противоречивые цели Греции и Италии едва ли не испортили всё в последний момент. Несколько раз церемонию его подписания были вынуждены откладывать. Наконец она состоялась в атмосфере усталости и отсутствия энтузиазма, что заставило некоторых внимательных наблюдателей говорить о меланхолии, словно она иллюстрировала значительную утрату влияния Франции на Востоке». Единственный человек, кто несколько наивно в удовлетворении потирал руки, — это премьер-министр Греции Венизелос, который с готовностью принял роль жандарма, доверенную ему Лондоном и Парижем.

Еще 18 июня 1920 года генерал Вильсон записал в своем дневнике: «Нам необходима помощь греков, но всё это закончится войной с Турцией и Россией и нашим вынужденным уходом из Константинополя».

Глава четвертая МЕЖДУ ВОЙНОЙ И МИРОМ

Наступает осень. На холмах, окружающих Анкару, крестьяне собирают урожай. Чуть севернее на дороге из Чорума полиция, проверяя проезжих, задерживает греческого коммерсанта Мильтиади. Он прибыл из Стамбула и заявляет, что хочет передать Мустафе Кемалю письмо от матери. Его немедленно препровождают в Анкару, где на всякий случай помещают в тюрьму. А письмо Зюбейде быстро доставляют в новую резиденцию Кемаля.

Война и мир

Письмо Зюбейде датировано 15 августа. «Дорогой сын! Давно ты не присылал мне письма и не сообщал новости о себе…» Взаимоотношения матери и сына складывались непросто, хотя между ними было удивительное сходство: та же властность, та же нетерпимость к поражениям и особенно сила убеждений. Впрочем, их убеждения были различны, даже противоположны: Зюбейде была правоверной мусульманкой, признававшей незыблемые ценности, что типично для крестьян, и верховную власть падишаха. Кемаль, выполняя сыновний долг и уважая мать, пытался убедить ее в справедливости своих идей.

За двенадцать месяцев до этого письма Кемаль писал матери: «Дорогая мама, с того момента, как я уехал из Стамбула, я не мог ничего тебе написать за исключением нескольких телеграмм». Далее следует подробное обоснование своей отставки, своего решения выступить против правительства, организации конгресса в Сивасе и, наконец, завершающий аргумент: «Ты прекрасно понимаешь, что я знаю, что делаю. Если бы я не был уверен в окончательной победе, я бы ничего не предпринял. С уважением целую твои руки…»

Кемаль погрузился в чтение письма от матери: Зюбейде пишет о своем здоровье, о сестре Кемаля Махбуле и, конечно, о политике: «Если не наведут порядок в Анатолии, ситуация в Стамбуле станет катастрофической… Вне всякого сомнения, анатолийцы скоро признают силу и убеждения правительства». Кемаль в ярости, он немедленно пишет своему министру внутренних дел: «Я уверен, что это письмо фальшивое; предпримите необходимые шаги». Мильтиади предстал перед Трибуналом независимости, только что созданным для суда над предателями, но в конце концов был оправдан.

В 1926 году Кемаль скажет о Зюбейде, что она «олицетворяла в его глазах добродетель, чистосердечность и все достоинства знатной дамы».

Красный поток

Этот эпизод, впрочем, не столь важен. Главным событием в Анкаре в начале осени были переговоры с Россией. Родилась мода на красное, и первыми здесь оказались военные; еще в конце июля турецкие конники и красноармейцы встретились на азербайджанской территории близ Нахичевани, и началось братание (10 августа 1920 года Армения признала «временную оккупацию» Карабаха, Зангезура и Нахичевани Красной армией). В ответ на приветствие русских турки ответили высокопарно: «Красное солнце начинает подниматься в своем великолепии и величии, озаряя ручьи и покрытые туманом горы Анатолии!» Судя по звездам, красным бантам на шапках и галстукам красного цвета, можно было подумать, что националисты просто влюбились в большевиков…