Жак Маритен - Человек и государство

• Название: Человек и государство
• Автор: Жак Маритен
• Жанр: Политика

"Человек и государство" — не только теоретический трактат, но и "практический манифест". Маритен предлагает "конкретно-исторический идеал" для "новой демократии". Вдохновленный принципами томизма, он cтремится применить их в контексте культурной и политической ситуации, сложившейся после Второй мировой войны.

---

Таким образом, принципы являются абсолютными, непреложными и вневременными. А конкретные способы, посредством которых эти принципы должны применяться по аналогии и которые предусматриваются различными, сменяющими друг друга в истории человечества умонастроениями, модифицируют умопостигаемые черты, соответствующие любой конкретной исторической эпохе, согласно специфическим формам цивилизации.

2. Историческая атмосфера современной цивилизации

Вследствие этого я бы сказал, довольно кратко суммируя то, что требует длительного исторического анализа[167] существовала сакральная эпоxa, эпоха Средневекового христианского мира, главным образом характеризующаяся, с одной стороны, тем, что единство веры являлось предпосылкой политического единства и что основной системой координат было единство той социальной структуры, религиозно-политической по своей природе, которая была Христианской республикой (Respublica Christiana)[168], а с другой стороны — преобладавшей движущей идеей силы или стойкости в служении справедливости. В эту сакральную эпоху рассматриваемые нами принципы, следовательно, применялись главным образом в условиях социального могущества церкви; верховное достоинство церкви (то есть принцип) находило пути реализации в ее верховной власти над государем (то есть применение); и в результате политическое могущество Священной [Римской] империи и королей являлось инструментом для духовных целей церкви. Таким образом, церковь должна была утверждать свободу духа перед лицом жестокой мирской власти и навязывать последней такие ограничения, как прекращение военных действий [в установленные церковью дни]. Кроме того, не будем забывать, что в Средние века не только разграничение политического общества, как такового, не было достигнуто, но церковь должна была, по сути дела, восполнять определенные недостатки гражданского порядка и брать на себя (поскольку в собственной утробе она создавала цивилизацию) множество функций и обязанностей, которые сами по себе относятся к политическому обществу[169]. В период, последовавший за Средневековьем и который может быть назван эпохой барокко, сакральная цивилизация распалась, тогда как в политической сфере понятие и реальность государства постепенно возрастали. И все же принципы сакральной цивилизации в большей или меньшей степени сохранялись (в ужесточавшихся формах, поскольку эти формы становились в большей степени правовыми, нежели идущими от жизненного начала), так, например, понятие государственной религии[170] вышло на первый план.

Современная эпоха не сакральная, но светская. Порядок земной цивилизации и мирского общества достиг целостного разграничения и полной автономии[171], которые сами по себе являются чем-то нормальным, требуемым в силу евангельского разделения между Божьим и Кесаревым. Но этот нормальный процесс сопровождался (и портился) самым агрессивным и бессмысленным процессом изоляции и в конечном счете отказа от Бога и от Евангелия в сфере общественной и политической жизни. Результат этого мы можем теперь наблюдать в теократическом атеизме коммунистического государства.

Ну что же, те христиане, кто обращен в будущее и кто надеется (пусть это и далекая надежда) на новый христианский мир, на новую цивилизацию, вдохновленную христианством, знают, что "мир покончил с нейтральностью. Желая того или не желая, государства должны будут сделать выбор за или против Евангелия. Их будет формировать либо дух тоталитаризма, либо дух христианства"[172]. Эти христиане знают, что новая цивилизация, вдохновленная Христианством, если она будет развиваться в истории, ни в коей мере не будет возвратом к Средним векам, но будет совершенно новой попыткой усилить Евангельское животворение глубин мирского существования. Они чувствуют, что эта новая эпоха будет стремиться реабилитировать человека в Боге и через Бога, а не помимо Бога и что она будет эпохой освящения светской жизни. Но как представить себе все это? Это означает, что христиане, о которых я говорю, должны создавать и развивать глубокую философию современной истории, а также отделять от подлинного временного развития, от подлинного развития человеческой совести и цивилизации те смертельные ошибки, которые их угнетают, и те плевелы, что растут среди пшеницы и способствуют порочности эпохи. Чтобы понять наш собственный конкретный исторический образ того, на что можно возлагать надежды в нашу эпоху, мы должны определить и принять во внимание в качестве экзистенциальной системы координат основные характерные для нашей эпохи черты, — другими словами, историческую атмосферу или историческое сочетание, которыми определяется сегодня существование и деятельность человеческого сообщества.

Как я только что сказал, историческая атмосфера современной цивилизации в противоположность средневековой цивилизации характеризуется тем, что она "мирская" или "светская", но не "сакральная". С другой стороны, основополагающая движущая идея — это не идея силы или стойкости в служении справедливости, но, скорее, идея завоевания свободы и реализации человеческого достоинства. С другой стороны, серьезное требование глубокого взаимного сотрудничества между церковью и политическим обществом — это требование не единства религиозно-политического органа, чем являлась Христианская республика в Средние века, но единства самого человека, одновременно являющегося членом политического общества и приверженцем церкви, если он свободно ей привержен. Религиозное единство не является предпосылкой единства политического, и люди, присоединяющиеся к различным религиозным и нерелигиозным учениям, должны участвовать в работе во имя одного и того же политического или мирского общего блага. Тогда как "средневековый человек", как сказал отец Кортни Мюррей[173], входил в государство (каковым оно было тогда), чтобы стать "гражданином через церковь и через свою причастность к церкви, современный человек является гражданином с полными гражданскими правами независимо от того, причастен он к церкви или нет".

На основании сказанного можно сделать следующие выводы: во-первых, политическая власть — это не светская рука[174] духовной власти, политическое общество автономно и независимо внутри своей собственной сферы. Во-вторых, равенство всех членов политического общества было признано в качестве основного принципа. В-третьих, важность внутренних сил, действующих в человеке, в противоположность внешним силам принуждения; свобода индивидуального сознания по отношению к государству, аксиома (которой всегда учила католическая церковь, но которой, как правило, пренебрегали государи и короли прошлых эпох), что вера не может быть навязана посредством принуждения[175], - все эти положения стали более явно, чем раньше, главным достоянием цивилизации, и им следует придавать особое значение, если мы хотим избежать худших опасностей искажения политического общества и государственного тоталитаризма. В-четвертых, развилось разумное осознание (по крайней мере, в тех частях цивилизованного мира, где любовь к свободе еще высоко ценится и возрастает по мере того, как свобода подвергается угрозе) того, что ничто в большей мере не угрожает как общему благу Града земного, так и вневременным интересам истины в человеческом сознании, чем ослабление и уничтожение внутренних источников сознания. Общественное сознание также пришло к пониманию того, что свобода исследования, даже с риском ошибки, есть нормальное условие для людей, стремящихся найти истину, поэтому свобода искать Бога по-своему для тех, кто был воспитан в неведении или полуневедении Его, есть нормальное условие восприятия откровение Евангелия и учение церкви, когда благодать озарит их сердца[176].

Если у нас есть такая экзистенциальная система координат, то каковы же могут быть пути применения и реализации в нашу историческую эпоху тех верховных принципов, что господствуют над отношением между церковью и государством? Скажем так, что в новой цивилизации, вдохновленной христианством, настолько, насколько мы способны увидеть[177], эти принципы должны в целом быть применяемы в меньшей степени через посредство общественной власти, нежели через посредство животворящего вдохновения церкви. Сама форма воздействия церкви на политическое общество стала более духовной, акцент сместился от власти и правового принуждения (которые церковь реализует, как всегда, в своей духовной сфере над своими приверженцами, но не над государством) к моральному влиянию и авторитету. Иными словами, образ или "стиль" во внешних отношениях церкви более соответствуют самой церкви и в большей степени отделены от тех образов, что с неизбежностью были представлены христианской империей Константина[178]. Итак, превосходство церкви должно обретать пути своей реализации в полном проявлении ее верховной мощи всепроницающего вдохновения.