Евгения Яхнина - Шарло Бантар

• Название: Шарло Бантар
• Автор: Евгения Яхнина
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Детская проза
• Год: 1962

Повесть «Шарло Бантар» рассказывает о людях Коммуны, о тех, кто беззаветно боролся за её создание, кто отдал за неё жизнь.

В центре повествования необычайная судьба Шарло Бантара, по прозвищу Кри-Кри, подростка из кафе «Весёлый сверчок» и его друзей — Мари и Гастона, которые наравне со взрослыми защищали Парижскую коммуну.

Читатель узнает, как находчивость Кри-Кри помогла разоблачить таинственного «человека с блокнотом» и его сообщника, прокравшихся в ряды коммунаров; как «господин Маркс» прислал человека с красной гвоздикой и как удалось спасти жизнь депутата Жозефа Бантара, а также о многих других деятелях Коммуны, имена которых не забыла и не забудет история.

---

Версальские победители снова заняли свои особняки, обстановку которых охраняли их скрытые друзья, притаившиеся при Коммуне.

Рабочие кварталы ещё носили следы последних отчаянных боёв. На тротуарах и посреди улиц валялись груды оружия и патронташей; здесь же можно было найти наспех сброшенный кем-то мундир федерата, клочья красной материи — обрывки знамени или депутатского шарфа, продырявленные кепи, снятые с мёртвых ног годильоты.

И всё же чьи-то руки возлагали каждый день букеты свежих цветов на общую братскую могилу на кладбище Пер-Лашез, где были похоронены коммунары, павшие здесь в бою 27 мая.

Жандармы выходили из себя: несмотря на неусыпную слежку, они не могли обнаружить тех, кто украшал могилы цветами.

Жак Дюмениль вместе с большой партией арестованных в сопровождении усиленного конвоя версальских жандармов шёл по улицам Парижа.

Не будь Жак так погружён в свои мысли, он заметил бы дружеские, сочувственные взгляды, которые бросали на него в рабочих кварталах.

Но Жак Дюмениль торопился подвести последний итог своей жизни. Если бы ему пришлось начинать её сначала, он повторил бы свой путь.

Но были и ошибки в его жизни. Да, тяжкие ошибки! Одной из них была беспечность, другой — жалость. На заседаниях ратуши он настаивал на том, что не надо начинать наступление на Версаль; он проповедовал жалость к врагам, говорил о «человечности вообще», забывая, что угнетатели по-своему понимают эти слова; он голосовал за неприкосновенность сокровищ Национального банка.

И вот результаты! Полная сил, цветущая Коммуна — прекрасный островок свободы — задушена, раздавлена, залита кровью. Враг победил, враг безжалостен… Да, тысячу раз был прав Бантар, с которым он так часто и горячо спорил!

— Посмотрите только на этого старикашку, он еле волочит ноги! — услышал Жак Дюмениль надменный женский голос.

В упор на него смотрела в лорнет пожилая, нарядно одетая дама. Вместе с другими такими же нарядными женщинами она стояла на тротуаре, бесцеремонно разглядывая коммунаров.

— Их, наверное, ведут на казнь. Пойдём скорей, мы как раз успеем! Послушаем, как эти канальи будут молить о пощаде.

— Ты не дождёшься этого, не дождёшься! — вскипел Дюмениль.

— Он ещё смеет разговаривать! — громко крикнула дама, дрожа от злости.

Она готова была броситься на старика и уничтожить его, но страх удерживал её. Она ограничилась тем, что швырнула в него лорнетом, но не добросила, и разбитое стекло зазвенело на мостовой.

— Не думай, что можешь безнаказанно издеваться, бездельница! Твой час придёт, и скоро! За нас отомстят скорее, чём ты думаешь! — крикнул молодой федерат, зеркальщик Легар.

Мужественный старик благодарно посмотрел на своих товарищей: сколько их было здесь, молодых, сильных, прекрасных!

— Я мог бы донести тебя, Дюмениль, — ласково сказал Легар, глядя, как Жак с трудом передвигает распухшие ноги, — но эти мерзавцы связали мне руки. Они понимают, что я пустил бы их в ход и первым делом разукрасил бы рожи своих конвоиров.

— Спасибо, друг, я дойду и сам. Уже недалеко, — бодро сказал старик.

В самом деле, страшный путь близился к концу.

Когда они проходили мимо Пантеона,[75] их остановил проезжавший мимо кровавый генерал Сиссе. Он приказал подвести Жака Дюмениля к широким ступеням здания.

— Становись на колени! — приказал Сиссе.

Жак выпрямился и молча смотрел на палача. Презрение и независимость выражал его ясный взгляд.

— Ты будешь расстрелян на этих ступенях, вот здесь. Становись на колени! Даю тебе возможность перед смертью просить прощения у общества.

— Я ненавижу это общество и никогда не стану перед ним на колени! — последовал гордый ответ.

— Ты будешь расстрелян не иначе, как на коленях!

Ничего не отвечая генералу, Дюмениль распрямил грудь и обратился к солдатам:

— Стреляйте!

Генерал продолжал издеваться:

— Ты бы смирился хоть перед смертью…

— Я умру, как и жил! — с достоинством ответил Дюмениль.

— Становись на колени!

— На колени я не стану!

— На колени! — ещё раз крикнул генерал.

Молчание было ему ответом.

По команде Сиссе, два солдата навалились на Дюмениля и насильно пригнули его к каменным ступеням.

Боясь, как бы солдаты не дрогнули перед мужеством старца, генерал вынул из кобуры револьвер и приставил его к груди пленного революционера.

Раздался выстрел.

— Да здравствует Интернационал трудящихся! — крикнул Дюмениль, падая замертво.

Какой-то прохожий остановился, взглянул на распростёртого на земле Жака Дюмениля и сказал, ни к кому не обращаясь:

— Побеждённые так не умирают!..

Глава тридцатая «Меня прислал господин Маркс»

Через семь дней кафе мадам Дидье «Весёлый сверчок» было ярко иллюминовано.

Но, хотя кафе и переливалось цветными огнями, мадам Дидье всё казалось мало: ей хотелось ещё и ещё раз доказать свою преданность версальскому правительству. Приглашены были даже музыканты.

Молва о раненых федератах, скрывавшихся якобы в её кафе, прекратилась так же внезапно, как и возникла, и мадам Дидье могла считать себя в полной безопасности. Но, по свойственной ей болтливости и неугомонности, она всё ещё продолжала доказывать неизвестно кому, что она, бедная вдова, — самая благонадёжная особа в квартале.

Всюду, где только было возможно, она развесила бумажные трёхцветные флажки, на видном месте водворила огромный портрет Тьера. Рисовальщик старался изобразить палача Коммуны бравым и мужественным, и от этого ненавистный Карлик выглядел ещё более отталкивающим.

На безукоризненно белый накрахмаленный фартук — эмблему хозяйственности и процветания своего кафе — мадам Дидье нацепила огромную трёхцветную розетку.

И всё-таки ей думалось, что можно сделать что-то ещё, о чём она не догадалась, а другие, может быть, уже сделали.

В этот июньский тёплый вечер, когда в залитом кровью Париже благоухание распустившихся деревьев безуспешно боролось со страшным запахом тления, Кри-Кри казался особенно подавленным и угрюмым.

Весёлый и жизнерадостный по натуре, он сегодня, как назло, не мог справиться с собой. Массовые убийства последних дней, всё, что приходилось видеть и сносить молча, ещё ярче вызывало в его памяти недолгие счастливые дни Коммуны, когда каждый человек чувствовал себя свободным гражданином.

Беспокойство за судьбу дяди Жозефа не покидало мальчика ни на минуту.

Ловкий и умелый Кри-Кри сегодня разбил уже два стакана.

— Не узнаю тебя, Кри-Кри! — сердито ворчала мадам Дидье. — Ты ходишь, как осенняя муха, вот-вот свалишься. Не слушаешь, что я, говорю, бьёшь посуду. Придётся записывать убытки на твой счёт. Пожалуй, это поможет.

— Записывайте, если вам угодно! — дерзко отозвался Кри-Кри.

Мадам Дидье хотела достойным образом ответить на непочтительную выходку мальчика, но робкий стук в дверь отвлёк её внимание.

— Кто там ещё не вовремя?! — в сердцах сказала она. — Кого это принесло?.. Ступай, Кри-Кри, открой.

Кри-Кри неохотно поплёлся к дверям. С тем большей радостью он увидел Мари.

— Мари! Как хорошо, что это ты! Здравствуй!

Робко ступая, Мари подошла к хозяйке:

— Здравствуйте, мадам Дидье!

— Ты пришла кстати, Мари. Хорошо, что твоя корзинка полна. Сегодня можешь изрядно заработать. Всё распродашь, ручаюсь. Наконец начинается нормальная парижская жизнь!.. Однако скоро и открывать пора. Мари, у тебя хороший вкус. Взгляни, какую гирлянду я приготовила. Жаль, что ты пришла поздно, ты помогла бы мне. Я знаю, у тебя золотые руки. Вот посмотри.

Мадам Дидье зашла за прилавок и вытащила гирлянду из живых цветов, посередине которой красовалась надпись: «Добро пожаловать!»

— Мари, посоветуй, куда это лучше повесить… А ты, Шарло, прикрепи. Я пока пойду к себе, переоденусь — жара начинает меня одолевать.

— Хорошо. Идите, мадам Дидье, мы всё сделаем! — крикнул Шарло вслед удаляющейся хозяйке.

Он был рад остаться наконец вдвоём с Мари.

— Если бы ты знала, — поведал ей Кри-Кри, — как трудно мне сейчас приходится! Я должен кривляться перед этими палачами, забавлять их. Мадам Дидье требует, чтобы я распевал для них песенки. А у меня в голове одна только мысль: «Как спасти дядю Жозефа? Что с Мадлен?» Я никуда не могу отлучиться. Хозяйка не даёт мне вздохнуть и всё попрекает за те часы передышки, которые вынуждена была давать мне при Коммуне.

— Да, Кри-Кри, это ужасно! Как плохо, что мы не взрослые и бессильны что-либо сделать!

— Теперь, пожалуй, и взрослые бессильны, — грустно сказал Шарло. — Сейчас, открываю! — злобно отозвался он, услыхав скрипучий голос хозяйки, напомнившей, что пора открывать кафе.

Кри-Кри сердито вскочил на столик и стал подвешивать гирлянду. Ему очень хотелось разорвать её в клочки, но он понимал, что это невозможно.