Евгения Яхнина - Шарло Бантар

• Название: Шарло Бантар
• Автор: Евгения Яхнина
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Детская проза
• Год: 1962

Повесть «Шарло Бантар» рассказывает о людях Коммуны, о тех, кто беззаветно боролся за её создание, кто отдал за неё жизнь.

В центре повествования необычайная судьба Шарло Бантара, по прозвищу Кри-Кри, подростка из кафе «Весёлый сверчок» и его друзей — Мари и Гастона, которые наравне со взрослыми защищали Парижскую коммуну.

Читатель узнает, как находчивость Кри-Кри помогла разоблачить таинственного «человека с блокнотом» и его сообщника, прокравшихся в ряды коммунаров; как «господин Маркс» прислал человека с красной гвоздикой и как удалось спасти жизнь депутата Жозефа Бантара, а также о многих других деятелях Коммуны, имена которых не забыла и не забудет история.

---

В это время он почувствовал, что силы покидают его. Перед глазами поплыли зелёные круги. Лицо и фигура мадам Дидье начали расплываться, таять, золотые галуны офицера терять блеск…

— Довольно разговоров! — решил офицер. — Поставим его к стенке. Мы наверняка от этого ничего не потеряем!

Он злобно толкнул Кри-Кри по направлению к двери.

Кри-Кри еле удержался на ногах, но не издал ни звука.

Побледневшая Мари порывалась что-то сказать, но, оцепенев, не могла произнести ни слова.

Только мадам Дидье умоляюще сложила руки и испустила лёгкое «Ах!»

Молчание Кри-Кри окончательно вывело из себя офицера:

— Чего же ты молчишь, зверёныш? Оглох, что ли? Говори, а не то…

К Шарло вернулось сознание, но он только гордо выпрямился, не разжимая губ.

— Анри, чего ты медлишь? Прикончи его! — обратился офицер к одному из жандармов.

И он грубо схватил Кри-Кри за руку и за ворот. Несмотря на слабость, мальчик рванулся в сторону. От резкого движения куртка его лопнула, и под ней обнаружилась красная ткань.

Только одна Мари поняла, что это означало.

«Теперь всё потеряно!» — решила девочка. Она заметалась и крепко прильнула к Кри-Кри, загораживая его от жандармов.

От её порывистого движения опрокинулась корзинка с цветами.

Маленькие фиолетовые и жёлтые букетики рассыпались по полу, а поверх них упала груда, трёхцветных повязок.

Офицер очень удивился. Обнаружив повязки, он сразу утратил интерес к «бунтовщикам» и был не прочь поскорее от них отделаться.

Заметив на его лице колебание, мадам Дидье быстро закудахтала:

— Теперь, наконец, вы собственными глазами убедились, с кем имеете дело… Поверьте, что ко мне в дом не могла пробраться красная зараза. Эти дети невинны, как голуби. Ведь это работа их рук и выполнена по моему заказу, — с важностью добавила она.

Мадам Дидье даже расчувствовалась от собственного благородства. Она подняла с земли одну из повязок, тщательно сдунула с неё пыль и с ужимками стала прикреплять её к рукаву офицера.

— Ну ладно, мадам, — сказал он ей, локтем отстраняя трёхцветную тряпицу. — Дай-ка лучше промочить горло. Оно у меня окончательно пересохло от всей этой болтовни.

— Прошу покорно, господин капитан, — угодливо согнулась мадам Дидье в поклоне. — Кафе «Весёлый сверчок» всегда к вашим услугам. Мой девиз: для версальских победителей пять стаканов вина за деньги, шестой — бесплатно! Прошу убедиться лично.

Версалец снисходительно похлопал её по плечу:

— Ну что же, посмотрим, какое у тебя вино, сумела ли ты приберечь для нас бутылочку старого! Посмотрим!

С этими словами капитан развязно направился к столику.

Всё ещё не веря, что гроза прошла мимо, Мари быстро вынула из кармана носовой платок и, разорвав его, стала стягивать руку Шарло чуть повыше раны. В то же время она проворно заколола булавкой шов у роковой прорехи на его куртке.

Не желая отставать от девочки, мадам Дидье любезно протянула ей и свой носовой платок.

— Надо увести Кри-Кри в его каморку. Он так бледен, как будто вот-вот потеряет сознание, — озабоченно сказала она.

При упоминании о каморке Кри-Кри собрал последние силы и, криво усмехнувшись, зашептал на ухо хозяйке:

— Не беспокойтесь, мадам Дидье. Меня отведёт Мари. Не хочу вас пугать, но в моё отсутствие крысы там, вероятно, совсем обнаглели…

Мадам Дидье шарахнулась от мальчика. Всё она могла претерпеть, даже осаду Парижа, даже правительство Коммуны, но вид этих ненавистных животных приводил её в ужас.

Она поспешила вслед за капитаном, но никак не могла успокоиться:

— Нет, вы подумайте только: сказать, что в моём кафе скрываются раненые бунтовщики! Кто поверил бы, что мадам Либу такая скверная сплетница! Теперь она увидит, что слава о «Весёлом сверчке» разнесётся ещё дальше…

Мари, только сейчас осознавшая, какой опасности подвергался Кри-Кри, порывисто бросилась к нему на шею и зарыдала. Он успокаивающе провёл рукой по её плечу и сказал тоном взрослого:

— Ну, будет, будет! Всё обойдётся!

Глава двадцать девятая «Побеждённые так не умирают!..»

Прошло уже несколько дней с того времени, как Тьер победителем вступил в Париж. Но кровавый пир мести продолжался.

Трупы коммунаров всё ещё лежали неубранные на улицах. Их не успевали вывозить. Лужи крови не высыхали, несмотря на горячие лучи летнего солнца.

Притаившиеся в дни Коммуны враги, вредившие ей скрытно, теперь вылезли из своих нор, украшенные трёхцветной повязкой. Наконец-то можно рассчитаться с пролетариями за их дерзкую попытку выйти из рабского повиновения! Паразиты и эксплуататоры с трёхцветными значками шныряли всюду, руководя арестами и убийствами.

Реакционные газеты призывали не брать в плен, совершать казни без суда. «Надо, — кричала газета версальского правительства, — предоставить солдатам право расстреливать на месте, не откладывая на завтра, когда, успокоившись, они уже не пожелают этого делать». Газета «Фигаро» вторила «Правительственной газете»: «Мы должны обложить, как диких зверей, тех, кто попрятался… Беспощадно, без гнева, но с твёрдостью». Другая газета, «Отечество», призывала к безжалостному истреблению коммунаров, чтобы «очистить Париж от всякого сброда и сохранить его исключительно для честного и фешенебельного бомонда».[74]

Вот страшные цифры: во время битвы за Париж на баррикадах погибло две тысячи пятьсот мужчин, женщин и детей; после подавления революции было убито двадцать пять тысяч безоружных людей.

Убивали без суда и следствия, а если судили — это было диким, ничем не сдерживаемым издевательством.

Захваченные проходили рядами перед судилищем; допрос продолжался десять—пятнадцать секунд.

— Коммунар?

— Сражались?

— Строили баррикады?

— Служили Коммуне?

— Покажите руки!

Не слушая ответа, судья, в зависимости от впечатления, какое на него производил пленник, объявлял короткое решение: «Налево» — что означало немедленный расстрел, или: «Направо» — и тогда пленника отводили в тюрьму, где его ожидали дальнейшие муки.

Иногда всё же гнев схваченных коммунаров был так силён, бесстрашие так разительно, что даже эти звери-версальцы терялись перед подсудимыми, которые превращались вдруг в грозных обличителей.

Луиза Мишель потребовала от прокурора освобождения матери, арестованной в качестве заложницы:

— Ваши жандармы увели мою мать. Где она?

— Возможно, её уже расстреляли.

— Теперь вам придётся расстрелять и меня!

— Зачем так торопиться, мадемуазель? Мы победили. Теперь мы можем не спеша предать вас суду. Вы разрушали единство нации, вы восстанавливали одну часть народа против другой…

— Лицемеры и убийцы! — гневно прервала его Луиза. — Вы ещё осмеливаетесь говорить о народе, вы, расстреливающие его из пушек!.. Вы зовёте народ к единству! Но оно означает, что народ должен безропотно нести ярмо, которое на него надела буржуазия… Вы целовали сапоги Бисмарку и готовы продать независимость Франции тому, кто поможет вам и впредь сохранить рабство внутри страны. Но на обмане долго не продержаться! Пусть сегодня вы взяли верх. Знайте: победа только приблизит вас к пропасти! Вы сами это чувствуете. Ваша ярость и страх свидетельствуют об этом…

— Нам нечего теперь бояться, — прервал её версалец: — инсургенты перебиты, и мы снова у власти. Да, мы снова у власти.

— Ваша власть недолговечна, — ответила Луиза. — Не мертвецы Коммуны, по вашей милости покрывающие сегодня мостовые Парижа, а вы — настоящие гниющие трупы. Народ, расстрелянный вами, жив и будет жить в веках!

— Замолчи! — зарычал офицер. — Или я велю поставить тебя к стенке!

— Мне не страшны ваши угрозы! Я боюсь только, чтобы вы из трусости не лишили меня единственного права, какое остаётся у каждого борца за свободу, — права на кусочек свинца. Я требую своей доли. Если вы оставите меня жить, я не перестану кричать о мести! Я призову моих братьев, сестёр, потомков отомстить версальским убийцам. Убейте меня, если вы не трусы!

Красная Дева Монмартра была страшна в своём великом и святом гневе. Занесённый над нею меч выпал из рук палача. Луизу не расстреляли. Её осудили на вечное заключение.

Убийства совершались повсюду. Каждый офицер, унтер или солдат имел право судить собственной властью. Они расстреливали свои жертвы у баррикад, в траншеях, под мостами, в водосточных канавах, в домах…

Убивали всякого, кто походил на рабочего, по одному только подозрению, ничем не подкреплённому.

И Тьер был доволен. Он радостно восклицал: «С социализмом покончено!»

Он не понимал, что героическая смерть коммунаров пробуждала к борьбе миллионы обездоленных людей. Тьер не знал, что в эти кровавые дни многие из тех, кто до того времени стоял в стороне и не принимал участия в схватке между трудом и капиталом, теперь тайком протягивал руку помощи преследуемым коммунарам.