Сергей Сартаков - Гольцы

• Название: Гольцы
• Автор: Сергей Сартаков
• Издательство: "Художественная литература"
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1974

---

Ничего, ничего! — успокаивал он. — У страха глаза

велики, вам, конечно, бог знает что показалось. Я понимаю. Но не только опасного — и вообще-то нет ничего. Вот выпейте этот порошок, полежите — и через час все пройдет.

Ольга Петровна всячески поддерживала и поощряла в нем любовь к людям, к труду, одобряла его бескорыстие.

Зачем Жадничать, Алеша, как делают некоторые? Для двоих нам достаточно. А капиталы нам не наживать.

В доме у Мирвольских было всегда очень чисто, опрятно, красиво. Но весь этот уют Ольга Петровна создала своими руками, она умела шить, вязать кружева, вышивать, славилась уменьем крахмалить белье. Целый день она проводила в хлопотах по дому, а летом еще сажала на клумбах, под окнами, цветы. И находила время для чтения книг. Алексей Антонович удивлялся ее неутомимости. Ольга Петровна в ответ улыбалась.

Это, Алеша, у меня стало привычкой. От тех еще лет, когда ты был малышом. Ты не представляешь сейчас, как много ты уносил моего времени и моей души! Надо было все это где-то брать, чтобы отдать тебе. Вот и научилась. И я рада, что цель моя достигнута: ты любишь людей. Хорошо, что ты стал врачом. Это одно из самых благородных призваний человека: бороться с болезнями и даже со смертью.

Вот эта увлеченность своей профессией, направленность всех мыслей только к одному — как вылечить больного — и помогала Алексею Антоновичу переживать любые неприятности. Обычно это были мелочи и не задевали его* глубоко.

Вздорные слухи, разнесшиеся теперь rfo городу, о его отношениях с Анютой заставляли страдать: падает тень на репутацию девушки. Непременно с ней надо увидеться. Переговорить. Сказать… Но где? Как? Почему Анюта не дает знать о себе? Может быть, до нее еще не дошли эти слухи? Или, наоборот, дошли, и именно потому она избегает с ним встречи? Ведь раньше каждый день, идя в больницу, on встречался с ней на одном и том же квартал останавливался на несколько минут, разговаривал. Почем теперь он ее не встречает? Если и сегодня Анюту он на. увидит, завтра пойдет к Василеву…

Нет, на привычном месте Анюта снова не встретилась! Остановила какая-то старушка, стала жаловаться ему:

Лексей Антонович, миленький, опять мне ногу свело, ступить не могу. Так помогло прошлый раз. Дал бьп ты мне еще порошочков.

Он припомнил эту старушку — у нее застарелый суставной ревматизм. Нужно грязелечение. Легко сказать — грязелечение… Исключена даже мысль об этом. А чем ле| чить? Нельзя же без конца давать салицилку! И вряд ли теперь даже на время это поможет… Но что другое приду! маешь? Алексей Антонович озабоченно прикусил губу.

Хорошо, бабушка, приходи, я тебе выпишу порошки.!

Миленький, только купить их сейчас у меня не на] что. Вот петушки подрастут…

Бабушка, ты получишь бесплатные, — заторопился Алексей Антонович, — пусть растут твои петушки.

— Ну, спасибо, спасибо тебе, Лексей Антонович!.. Придя в больницу, Мирвольский, чтобы не дать и на этот раз возможности Лакричнику поехидничать, первыщ поздоровался с ним. Тот сморщил свое сухонькое конопатое лицо в приятную улыбочку, поправил прическу и ответил строго официально:

Здравия желаю, Алексей Антонович! — И тут же(добавил: — Вас очень давно особа одна ожидает.

Алексей Антонович встрепенулся. Рабочий день у него начинался с обхода палат, больные на амбулаторный прием; приходили позже. Все в городе это знали. Значит, не на; прием. Не Анюта ли? Чувствуя, что к лицу у него хлынула горячая кровь, он отвернулся и спросил:

Какая особа?

Лакричник прикрыл глаза, как бы что-то припоминая.

Одна пациентка ваша давняя, — открыв глаза и поднимая указательный палец, ответил он, — та, что нынешней весной насчет natus abortus — недоношенного ребеночка, так сказать, свидетельство просить приходила. Неутешная супруга исчезнувшего без вести Порфирия Гавриловича Коронотова…

К чему это, Геннадий Петрович, вы всегда с таких трехэтажных предисловий начинаете? — недовольно сказал Алексей Антонович, берясь за ручку двери своего кабинета и припоминая: неужели Лакричник присутствовал при том разговоре с Коронотовой? — Что же ей надо?

Таков мой стиль изложения, — втянул голову в плечи Лакричник, — стремлюсь сочетать красивость речи с ее выразительностью, но, видимо, надлежащего преуспевания в этом не имею. Прошу извинить, Алексей Антонович. Елизавета же Ильина Коронотова о цели визита своего умалчивает, выражая настойчивое желание видеть лично именно только вас.

Пригласите, — коротко бросил Алексей Антонович, открывая дверь кабинета.

Лиза вошла, робко остановилась у порога. Алексей Антонович строго смотрел па нее, так же как в тот раз, когда она приходила просить у него свидетельство. Лиза не знала, куда девать свои руки, с чего начать разговор, Мирвольский тоже молчал.

— К вам с просьбой, Алексей Антонович, — наконец выговорила Лиза, опуская глаза и не осмеливаясь смотреть на врача.

С какой? — пытливо оглядывая ее вдруг побледневшее лицо, спросил Алексей Антонович. «Вот всегда так: легко влюбляются, не думают о последствиях, а потом ходят, выпрашивают, чтобы врач помог им скрыть истину».

Повиниться пришла. Обманывала я вас тогда…

Знаю. Ну, а как сейчас твой ребенок?

Нет его у меня…

Алексей Антонович нахмурился, гневно толкнул мраморное пресс-папье. Ему вспомнилось, как горько и безутешно тогда плакала Лиза.

Убила? — Стукнув по столу косточками согнутых пальцев, он встал.

Нет, не убила. — Лиза закрыла лицо руками.

Да-а?.. Тогда что же с ребенком? — сразу смягчившись, спросил Алексей Антонович. Он прошелся по комнате, остановился около Лизы.

— Подкинула..

— Кому?

Василеву… Ивану Максимовичу.

Вот как! Так это твой?

Мой.

Почему же ты это сделала? Что все это значит? Лиза ладонью отерла пот с лица. Губы у нее пересохли и чуть шевелились.

Не от мужа он. Думала: узнает Порфирий — убьет меня. Побоялась… Погубить маленького сил моих не хватило… Вот и подкинула. А Порфирию хотела сказать: умер. И могилку насыпать… показать ему.

Ну, голубушка, если ты свидетельство тогда приходила просить, чтобы убедить мужа, что ребенок родился недоношенным, так он вряд ли поверил бы словам твоим и о смерти ребенка.

Лиза потеребила копчики платка, оглянулась на дверь, сказала нерешительно:

Геннадий Петрович такое свидетельство мне написать обещали, что… умер он.

«Какой мерзавец!» — Алексей Антонович даже отшатнулся, подумав, что напрасно в свое время защищал он Лакричника. Пора бы избавиться от этого человека. Вслух спросил Лизу:

Ты взяла свидетельство?

Нет… Теперь оно ни к чему… раз Порфирий ушел.

Чего же ты от меня хочешь? — возвращаясь к столу, спросил Алексей Антонович.

Покажите мне сына… Только раз один.

Как же я тебе покажу?

В больницу к себе заставьте его принести. А я приду сюда. Только один раз…

Нет, нет! Что за выдумки!

Ночами не спится мне. Совесть жгет, мучает… Зачем подбросила! К дому Ивана Максимовича сколько раз ходила, а войти в дом не могу. Мне бы взглянуть на сына только, что жив он… Самой, своими глазами… тогда, может, не так будет душу мне жечь. Посмотреть и уйти. А я не могу, будто кто за руки держит. Покажите, Алексей Антонович!

Нет, нет… Ну что ты, право… И хочу помочь тебе, но нет. — Совершенно нелепой и невозможной казалась ему просьба Лизы. — Ты уж попроси кого-либо другого, ну, хотя бы из прислуги Ивана Максимовича.

Не сдержусь перед чужими, узнают, все сразу поймут. Вам только так доверилась я, как на духу рассказала.

— А если и узнают? В конце концов что же такого?

Ребенок-то ведь твой!

— Тогда и смерть моя

Почему?

Убьет он,

Кто?

Муж. Порфирий.

Алексей Антонович побарабанил пальцами по столу.

Да ведь ушел он! И куда — неизвестно,

Придет…

Откуда ты знаешь?

Да так… Раз живой — придет обязательно,

Зачем?

Ко мне..: Он любит меня.

Алексей Антонович подошел к Лизе, положил ей руку на плечо.

— А ты думаешь, он тогда не спросит, где ребенок? Лиза съежилась. Запинаясь, проговорила:

Тогда к Геннадию Петровичу я пойду… Так я в сердце решила… Только не запрещайте сделать ему, Алексей Антонович… и не сказывайте, что я про него вам тоже открылась.

Да-а… Сложная создалась у тебя ситуация. Только я тебе, извини, ничем помочь не сумею. Ничем, — задумчиво проговорил Алексей Антонович и вдруг тряхнул головой, протянул руку вперед. — Постой, есть возможность. Ребенку пора прививать оспу, я скажу, чтобы его принесли сюда.

Ой, господи! Алексей Антонович, да я… вам… я…

Ладно, ладно. — Ему тяжело было видеть ее слезы радости. Горькая это радость. — Приходи утром… во вторник. И успокойся, пожалуйста.

Дверь отворилась. Лакричник просунул голову.